Фамилиар: Выкинутый.

Аль склонил голову и обхватил губами головку моего торчащего члена. Я задохнулся, всякие мысли немедленно расплавились от жара его губ. Он быстро ласкал языком дырочку на кончике, целовал и вылизывал яички и сгибы бедер...

— Что ты творишь, — шептал я, наматывая его волосы на кулак. От вида его торчащей задницы, которой он слегка поводил в такт своим движениям, у меня внутри все замирало. Мою собственную задницу тискали и приподнимали его руки. Пах сводило от желания кончить, но Аль каждый раз сжимал мне мошонку у грани; внизу живота разгорелся костер. Я пытался толкнуться посильнее ему в горло, но он крепко удерживал меня за попу.

— Прекрати... хватит! — полупростонал — полупрорычал я, и он, наконец, позволил мне войти в свое судорожно сжимающееся нутро. Мне показалось, я взорвался. Перед глазами потемнело, тело выгнуло дугой, а пальцы свело. Я кончил.

Аль облизнулся с таким видом, будто отведал крем-брюле на деловой презентации. Потом небрежно потрепал меня по голове и вытянулся рядом. Я повернулся к нему с легким беспокойством. Наверно, мне следует теперь доставить удовольствие ему, но я сильно сомневался в своих умениях после показанного мастер-класса. Но оказалось, тому это было нафиг надо. Он был даже не возбужден; явно собираясь дрыхнуть с чувством выполненниго долга на лице.

Я, конечно, не считаю, что сосать мой член — это такое невъебенное счастье, прямо обкончаешься. Но все равно, как-то обидно стало: он словно расплатился со мной за возможность провести ночь рядом. В ответ на мои домогательства. Можно начинать себя чувствовать сволочью. Ну и ладно, мне же лучше, не придется совершать лишних телодвижений.

— Спасибо, — буркнул я, надувшись. Аль не ответил, делая вид, что заснул. А я еще некоторое время сопел, зло вперившись в потолок. Почему такое ощущение, что меня использовали? Я посмотрел на Аля: он лежал нагишом на животе, поджав руки. Я накрыл его одеялом и почувствовал, что парня бьет дрожь. Черт! Зачем я только к нему приставал. Я обнял его, на самом деле почувствовав себя сволочью. Он дернулся из моих рук, застыл, и вдруг прильнул снова, доверчиво утыкаясь лицом в шею.

Аль.

Всю ночь напролет Аль горел в невидимом пламени. Горел и не мог сгореть. А ведь начиналось все просто замечательно: Жеку вовсе не понадобилось никак приручать, красная марна сделала это сама. Мальчика уже вело, он был не в силах отказаться от соблазна, хоть и трепыхался, понимая, видимо, свою зависимость и пытаясь ей противостоять. Но это слабое сопротивление преодолелось парой прикосновений.

Аль немного волновался, когда пришел к нему ночью: ожидал очередной выходки. Но Жека сидел тихо, только кусал губки и блестел глазами, наблюдая, как Аль подходит к нему и раздевается. А потом резко отвернулся, демонстрируя характер. Аля почему-то порадовала такая упертость. Скоро, — подумал он, пристраиваясь у маленького хозяина под боком, — скоро ты станешь такой же хищной и безумной тварью, как все красные воины. И больше никого не будешь гладить так ласково и так щедро делиться энергией. А сейчас еще можешь упираться.

Жека и правда начал обмен очень аккуратно и даже нежно, таким образом можно было бы питаться всю ночь, постепенно расширяя потенциальную емкость: идеально соответствует целям Аля. Но мужчине почему-то изменила обычно безупречная выдержка: он не мог выносить эту благородную заботу, сжимал кулаки и жмурился, чувствуя как вместе с этим сжимается что-то в груди в непонятной тоске. И в конце-концов его посетила на редкость идиотская (в этом идиотизме проглядывает какая-то высшая закономерность, подумал он) идея-фикс: он решил посмотреть, что получится, если взять все и сразу. Какой силы будет вспышка у Жеки?

Его маленькое сокровище снова попыталось увернуться, но быстро растаяло — Аль постарался — и дальше вело себя просто безупречно. Аль смотрел на пылающие переливы его источника с восторгом, почти благоговением. А вспышка оказалась подобной сверхновой. Он одобрительно погладил сокровище по голове — хороший, хороший мальчик, — и свалился, сгорая от боли. Кто бы мог подумать, что слишком много — это так же плохо, как и слишком мало. А раньше он ведь полагал, что передозировка — это безумие, безумие, а потом сразу смерть, тупой самоубийца. А оно вон как... интересно.

Добрый хозяин накрыл одеялом и обнял, и Аль болезненно дернулся в сторону: тот снова полыхал ледяной марной... пожалел, видимо. Но холод принес не новое страдание, а облегчение. Почему? — с трудом подумал мужчина, отчаянно прижимаясь к юноше. Картина мира как-то странно искажалась. Но парадокс скоро перестал волновать, сгорев в невидимом пламени.

* * *

К утру он справился не только с болью, но даже с психическими пост-эффектами от передозировки. Еще бы, всю ночь не спать. Возможности все повышаются! Аль довольно улыбался, гладя свернувшегося в его объятиях Жеку. Будем считать, что прогресс пошел благодаря малышу. А вовсе не Стайну. К тому же, это версия так похожа на правду — вспомнить, хотя бы, как Жека лечил его марной от отравления марной же — что имеет право заменить собой истину, даже если ей не является. Да, и всякие парадоксы с диссонансами в сияющем свете этой истины становятся плоскими... эээ... постулатами. Так, попытаемся сформулировать этот постулат: энергия Жеки совершенно особенная, с ней возможно все.

Ну, да, а верёвка — вервие простое. Аль фыркнул хозяину в макушку, поражаясь глубине своей философской мысли. Все-таки не со всеми пост-эффектами удалось справиться. Некоторая тупость осталась. Жека поежился и завозился в его руках, и Аль подтянул его повыше, открывая себе доступ к ушку. Он прижимался к нему губами и легонько покусывал; и целовал беззащитно открытую шею. За ночь лицо парня обросло колючей щетиной, о которую было даже приятно тереться. Пацан был вообще весь какой-то щетинистый, словно ежик — на руках, ногах, даже немножко на груди. Аль развлекался, целуя его и щекоча волосы, а Жека постанывал и потягивался во сне. В приступе хулиганской жизнерадостности Аль лишил мальчика всей лишней щетины, даже в паху — все равно она там была слишком жесткая. Голеньким будешь, подумал он, собственническим взглядом окидывая раскинувшееся под ним тело, и лизнул крошечный пупырышек соска. Жека вздрогнул и распахнул глаза.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга: Аль с усмешкой, а Жека как-то испуганно и заливаясь краской.

— Не надо, — прошептал малыш, и мужчина отодвинулся, садясь. Не надо, так не надо.

Жека смущенно прикрыл свое возбужденное достоинство и вдруг с изумлением отдернул руки.

— А... — он растерянно уставился себе между ног, — как... где?

— Выпали, — нагло заявил Аль и склонил голову набок.

Парнишка пару раз схватил ртом воздух, не находя, по видимому, слов от возмущения.

— Ты!.. — он швырнул в Аля подушкой. Аль увернулся и ушел в купальню.

* * *

— Зачем ты это сделал, а? — все кипел Жека, ставя на стол тарелку с жареным хлебом. — И главное, как!? И как я мог этого не заметить...

Аль гордо впился в маслянистый кусок (все-таки, не стоит браться за готовку, если не умеешь... но хозяин так не считал, по-видимому). А гордиться было и вправду чем: акция по принудительной эпиляции, несмотря на свою чепуховость, требовала тончайшего владения энергией. Иначе мальчик еще как бы "почувствовал"!

Жека снова подошел к нему — чтобы налить кофе. Он у него, кстати, отлично получался; даже удивительно. Аль вытер кончики пальцев салфеткой и огладил ему ягодицы и живот одновременно. Турка дернулась и на стол брызнуло несколько капель.

— Не стоит, — напряженно сказал Жека, — не стоит делать то, что тебе нравится.

— Мне нравится, — Аль обозначил легкое недоумение, вскинув бровь. Он подтянул мальчика за попку поближе. — Очень нравится.

— Как жаль, -заметил Жека, — что у нас, мужчин, всегда можно заметить: насколько нравится... А то я бы тебе даже поверил.

И он наклонился, глядя своему фамилиару в глаза, и погладил того между ног.

Аль застыл на пару мгновений с открытым ртом, а потом не выдержал — рассмеялся. Впервые за многие годы.

— Ты... ты хочешь доставить мне удовольствие?

— Действительно, — шипел Жека, снова краснея и вырываясь, — как смешно. Прямо описаться от смеха.

Аль разжал руки, выпуская, и представил себе соблазнительную картину: его маленький хозяин в одежде мальчика для удовольствий послушно склоняется перед ним... Член радостно набух.

— Нет, — Аль помотал головой, — этого не будет.

— Ну, да, куда уж мне, — тихо сказал Жека, садясь на свое место и утыкаясь носом в чашку. Теперь он был бледен, только глаза выделялись темными пятнами на слишком спокойном лице.

— Тебе бы не понравилось... глупый.

Да, так и было бы: ему бы не понравилось, контакт будет разорван, и Аль навсегда потеряет малыша. И мощнейший синий источник, не будем забывать об этом и призовем, наконец, к порядку свое вконец распустившееся тело.

Жека ничего ему не ответил, молча допил кофе, не притронувшись к еде, и ушел одеваться. Аль потащился за ним — провожать. Внизу живота приятно тянуло. Да, сегодня можно развлечься — последний свободный день.

— А ко скольки ты вернешься?

— К часу ночи примерно. Или к двум, — отвечая, он смотрел в сторону.

— Дашь мне денег на шлюх?

Мальчик вскинулся, сверкая глазами:

— На шлюх!? Ну, конечно, тебе же нужны деньги на шлюх! И как я об этом не подумал, — он трясущимися от ярости руками достал кошелек, — Забыл, можно сказать, о самом главном-то. Бери!

В Аля полетели две фиолетовые бумажки, и он не стал их ловить.

— Подними, — тяжело обронил мужчина, нарываясь и злясь. Опять бенефис на ровном месте!

Жека выскочил, грохнув дверью, а Аль прижался лбом к стене. Почему так: поступаешь как следует, по всем правилам, а такое чувство, будто нарушил законы? Я никогда не нарушал законов Господина, напомнил себе Аль. Он сжал пальцами виски. И где в результате оказался со своей правильностью, придурок? Нет, нельзя так думать. Господин привел его куда надо — к Жеке. И даже Стайн — Стайн всего лишь его подготовил, дал толчок к развитию. А теперь его надо убить. В голове вспыхнули две схемы захвата архивов и Изменяющих. Назову их Бет и Бет штрих, решил Аль, после того как мысленно повернул эти схемы в 32-х возможных вариантах.