Скука прекрасной Бурруджун

— Не возводите на себя напраслину, — отозвалась дама и засмеялась, возясь с кошкой. — Ах, что за глупости! Стариком вас только слепец может назвать, простите мою грубость... О чем бы вы хотели поговорить? Боюсь, наши обычные темы будут неинтересны воину.

— Почему же? Последнее время, как я слышал, во дворце только и говорят, что о бедняге Иш-Саронне, — благодушно заметил Дар-Рокко.

Дама за перегородкой на миг замерла, потом осторожно спросила:

— И что же думаете вы сами? Все так, как и говорят?

— Мое дело — не думать, а действовать, — сказал Дар-Рокко. — Но тут уже сделать ничего нельзя. Вина покойного доказана почти полностью. Все говорит о том, что украл сокровища именно он.

Мона-дар-Ушшада помедлила и тихо спросила:

— Вы же были там... в покоях господина Иш-Саронны, где он... где произошло все это?..

— Был, — согласился Дар-Рокко. — Но не думаю, что эта история подходит для такого прекрасного утра.

— Д-да, и в самом деле... Но мы были поражены этой историей, некоторые дамы не спали и почти заболели, так все это ужасно... и ведь господин Иш-Саронна всегда являлся образцом аккуратности и благочиния, так что его судьба кажется насмешкой... И это письмо, и рукава, которые он испачкал, смазав надпись...

— О нет, — возразил Дар-Рокко, удившись воображению дамы. — Рукава у него вполне чисты были.

— Значит... он стер их рукой?

Кошка стремительной белой тенью скользнула мимо Дар-Рокко, длинными прыжками умчалась в сад и, сев под облетевшей цидией, стала умываться.

— Я не разглядывал его руки, но, кажется и они были чисты, — сказал Дар-Рокко, неожиданно задумавшись над этим.

— Может быть, я не разглядел пятен туши на его одежде, — признал он, и тут чуткое ухо военачальника уловило приближающиеся шаги — видимо, кто-то из прислуги торопился по делам. Дар-Рокко поспешил покинуть свое место, чтобы не вызвать пересудов и не навредить этим старшей даме из свиты прекрасной госпожи.

— Благодарю вас за беседу, — признательно шепнул он в сторону полога перегородки и удалился.

Глядя вслед Дар-Рокко, Мона-дар-Ушшада с досадой вздыхала: как жаль, что такой видный мужчина так дурно воспитан. Слишком торопливо ходит, да еще так просто одет. Неужто некому указать на ошибки? А как бесцеремонно обратился он к ней и еще без спросу присел рядом... Впрочем, недовольство Моны-дар-Ушшады было вызвано в основном тем, что Дар-Рокко, уходя, вольно или невольно унес с собой ее веер. Ах, что за неприятность...

Вечером, едва дамы сели в круг для игры в "цепь небылиц", Мона-дар-Ушшада первая взяла палочку с бисерным хвостом и сказала:

— Рукава покойного были чисты.

Ее поняла только Бурруджун и сестры Мин-Кулум, которые тогда присутствовали при разговоре. Остальные дамы только удивленно переглянулись, но перед тем как палочку взяла Гу-иш-Равата, Бурруджун попросила подождать.

— Мне бы хотелось подытожить сначала, — сказала она. — По собранным историям складывается такая картина... Утром господин Иш-Саронна ходил в сокровищницу, и это было до того, как стражник Леене заступил на часы, и до прихода принца Аину. Стражник сказал, что видел выходящего навстречу покойного до часа Мыши, а принц был на исходе этого часа — и сокровища были на месте. Далее, господин Иш-Саронна вновь пришел в сокровищницу. Он торопился, и стража не стала проверять пропуск. Это было, как говорит стражник Са-Длиннорукий, после третьей молитвы и до часа Зайца. То есть после часа Мыши.

— Третью молитву в храме Падающих теней, — торопливо заговорила Ане-мин-Кулум, которой было поручено это узнать, — звонят в первой четверти часа Утки.

— А Утка идет после Мыши и перед Зайцем, — довольно улыбнулась Бурруджун, — наблюдательный Са-Длиннорукий сильно ограничил время появления Иш-Саронны. Странно, что господину Мин-Раге он этого не рассказал...

— Очень упрямый и непочтительный человек, этот стражник, — сказала Шиане-дар-Асана, воспитанная в старомодных традициях, когда слуг, поднимающих глаза на хозяев, били палками. — Он затаил обиду за то, что его наказали... отчего-то он считает, будто бы не виноват ни в чем.

— Свое наказание он получил сполна, я думаю, — мягко ответила Бурруджун. — Но вот могло ли быть так, что... это был не господин Иш-Саронна?

— Да полно вам, прекрасная госпожа, — от изумления позабыв обиду за историю, которую не хотели слушать, воскликнула Гу-иш-Равата. — Неужто так может быть? Ведь стражники видели его...

— Видели человека в накидке покойного, который сутулился, торопился, и все рукавом закрывал лицо, — уточнила Бурруджун. — Потому что в течение часа Утки господина Иш-Саронну видели еще и наши Ане и Раране, потом дворцовый распорядитель и личный слуга покойного. Он успел встретиться с дамами, отругать их, дойти до своих покоев, написать два письма и послать слугу с ними... и еще мимоходом ограбил казну? Я посылала служанку поговорить с дворцовым распорядителем, он помнит время, когда принесли письмо. Да и слуга покойного тоже указал его.

— Но мы не знаем, может быть, если господин Иш-Саронна спешил, то... — возразила Ане-мин-Кулум.

— Где вы встретили его?

— У мостков подле Павильона белых бабочек, — ответила Раране.

— Кажется, он шел в Срединный дом, — добавила Ане.

— Узнайте, какими делами занимался он в то утро, — кратко сказала госпожа. — И вообще, было ли что-то, что занимало его ум последнее время... и меня волнует, мог ли он действительно везде успеть?

— Быть может, как-то проверить его путь, узнав, сколько времени он занял? — предположила Мона-дар-Ушшада, неприлично захваченная азартом.

— Над этим надо подумать, — медленно кивнула прекрасная госпожа.

Фонари и луна

Два вечера спустя, Наан-Караму и некоторые вельможи, ловя последние погожие вечера осени устраивали катания на лодках. Двор опустел — многие со свитами последовали на озеро за городом, где всю ночь звучала музыка и пели нанятые певцы соревновнуясь с лучшими из вельмож.

Правитель Шашатана не присоединился к увеселению: с севера прибыл гонец с пакетом донесений от среднего брата правителя, принца Виину.

Уединившись с несколькими советниками на верхнем этаже флигеля Стального дворца, где правитель предпочитал вести свои дела, Шашатана изучал письма. Назо-дар-Рокко остался подле него на случай, если потребуются какие-либо разъяснения.

Большая часть донесений состояла из поэтических описаний природы и жалоб на тяготы походной жизни, к которым был весьма склонен принц Виину.

Правитель Шашатана составлял ответ брату, одновременно слушая как младший советник зачитывает очередной пассаж из письма.

Дар-Рокко стоял у окна и наблюдал за стремительно несущимися на небе облаками и неясным пятном ущербной луны. По левую руку внизу темнел Павильон белых бабочек, а прямо, за широким двором виднелись стены Серебряного дворца. За углом широкой террасы с резными столбами вдруг замелькали огни, и Дар-Рокко от скуки принялся их разглядывать.

— А мне кажется, ты много свободы даешь своей жене, — заметил Назо-дар-Рокко. Стоя у окна он наблюдал, как дамы из свиты прекрасной госпожи крадутся по темному двору, заслоняя слабо горящие фонари веерами, и поминутно спотыкаются, наступая друг другу на шлейфы.

— Ну, что на этот раз? — лениво отозвался Шашатана. Он отложил кисть и прилег, давая отдых усталым плечам и шее: еще днем пришлось вникать в целое море прошений, поступивших на его имя — близились осенние распутицы и новые назначения, так что высокие вельможи старались пристроить своих родичей получше, заваливая Личную канцелярию правителя ворохом писем.

— Даже не знаю, — озадаченно ответил старый воин. Он отхлебнул вина из чаши, что держал в руках, и прищурился. — Будь это мужчины, я бы решил, что готовится переворот и нас вот-вот захватят в плен.

Он хохотнул.

— Или что во дворец забрались невиданно дерзкие воришки, и ты, правитель Шашатана, сейчас лишишься своего драгоценного венца. А что мне еще удивительнее, никто из стражи их еще не заметил и не забил тревогу.

— Думаю, они вполне понимают, кто это, несмотря на темноту, — успокоил его Шашатана, хотя сам нахмурился.

Сел, потирая плечи. Подумал, что стоит дать новые указания страже, а то неровен час, кто-нибудь из дам может пострадать, если попадется слишком радивый или глупый стражник.

— Что, Бурруджун тоже там? — сухо спросил он.

— Еще бы, — ответил Дар-Рокко. — Но у них все по правилам, держатся кольцом вокруг нее, две идут впереди, видимо разведка, еще две сзади... Ха-ха! Одна упала!.. Порвала платье, теперь ругается с товаркой... Ага, вот малышка Мона, только шикнула, они уже молчат. Эх, будь она мужчиной, я бы себе ее взял, строить моих молодцов. У нас была бы непобедимо дисциплинированная армия...

Он помолчал, вглядывась в темноту. К неудовольствию дам, в это время из-за мчащихся по небу темных облаков проглянула ущербная луна. Бледный свет залил широкий двор, узловатые стволы акантовых деревьев и раскидистые купы цидий, узорчатые мостки переходов между павильонами, не говоря о самих дамах, растерянно озиравшихся теперь.

Правитель Шашатана встал и приблизился к окну.

Дар-Рокко хмыкнул, подумав, что изнеженным девицам не пристало играть в такие игры, как вдруг он понял, что двор пуст. Каким-то образом дамы, используя тени, укромные уголки, стволы деревьев и перильца мостков, сумели попрятаться и, более того, стремительно пересечь, наконец, этот двор. Наблюдая, как узорчатый шлейф с надорванным краем скрывается за углом Павильона Белых бабочек, Дар-Рокко ошарашенно заметил:

— Верно, все было заранее продумано, что им следует делать, если ночь будет лунной... они растерялись всего на миг — и затем рассредоточились. У госпожи недюжинный ум, и просто удивительно, как она заставляет их, которые раньше только и делали, что вышивали да дергали за струны, вести себя как заправские разведчики... И заставляет ли...

— Она носит титул прекрасной госпожи недаром, — отозвался Шашатана, не в силах скрыть довольную улыбку.

Он размял пальцы и вернулся к своим бумагам. Младший советник, до того скромно державшийся у ширмы, вновь придвинулся с письменным прибором и стал записывать указания правителя Шашатаны.

Четвертый вечер игры в "цепь небылиц"

Этим вечером дам было куда меньше, чем обычно — в столице по слухам было поветрие, и в дворец пришло немало писем с просьбами посетить болеющих родителей. Юная Лали-наан-Шадиш, от досады едва не плакала, прощаясь с прекрасной госпожой, пока Бурруджун не укорила ее.

— Право же, — сказала она. — Не стоит выказывать такое непочтение матушке, отправляйся и скрась ее болезнь своим присутствием. Побереги себя и возвращайся, как сможешь.

С каждой из дам Бурруджун передала вежливые письма, полные сочувствия и добрых пожеланий, и щедрые подарки: шелковые платья, ароматические шары с целебными маслами и шкатулки с благовониями. Благовония привезли прямо из храма Зачарованного сада — там над ними пели молитвы, чтобы те отгоняли злых духов болезней.

И старшая из сестер Мин-Кулум отправилась к заболевшей семье, а младшая выпросила разрешение остаться.

Многие дамы, что постарше, шептались — виданое ли дело, как поредела свита прекрасной госпожи, уже не к добру это... Еще и новости из западных провинций: едва приехал оттуда гонец, как правитель Шашатана спешно собрался и уехал, даже не простившись с прекрасной госпожой.

О, даже Мона-дар-Ушшада не могла пресечь все слухи, которыми полнились галереи и переходы обоих дворцов, а тем более Срединного дома.

Впрочем, прекрасная госпожа, до которой стороной доходили эти слухи, не печалилась и укоряла старшую даму за чрезмерную чувствительность: "Право, уж вам-то нужно держать лицо, пусть их говорят... Ветер шепчет, а деревья стоят на месте, как сказал один из ваших любимых поэтов".

— Кто оплачет мотыльков, когда ураган сносит крыши?.. — словами другого поэта отвечала Мона-дар-Ушшада, охваченная дурными предчувствиями.

Впрочем, вечер игры прошел как обычно, и палочку с бисерным хвостом тут же схватила Гу-иш-Равата, нимало не стесняясь. Вот уже который раз ее историю откладывали, и это было невыносимо ее сердцу.

История прислужницы из кухонного ведомства,

поведанная дамой Гу-иш-Равата

Накануне того страшного дня, когда во дворце нашли мертвеца, случилось много предзнаменований, но никто не пожелал прислушаться к У-кане. Хотя девушка знала толк в дурных приметах, и в ее родной деревне прежде чем делать что-то важное, всегда спрашивали сначала у жреца храма Листьев и Раковин, а потом приходили к У-кане и ее матери, чтобы те посмотрели в отражениях на воде, будет ли успех у начинания.

Поэтому У-кане знает, о чем говорит.

Накануне и тени ей виделись в чане с бульоном, да и вода для умывания утром покрылась льдом, в разводах которого У-кане явственно разглядела зловещие знаки: змею ти-леле и кинжал. А пятна по краям ледяной корки— это, несомненно, была та кровь, что разлилась потом вечером.

Правда, У-кане сначала не поняла, к чему это, а потом уже и поздно было. И ведь как вышло — мимо покоев господина Иш-Саронны она весь день пробегала, то в одну сторону, то в другую, и нет бы посмотреть повнимательнее, но все не до того было. Господин Мин-Раге тогда разболелся и лежал у себя, а его слуга то и дело приходил с разными поручениями. И так торопил... а ведь если бы не он, так уж У-кане что-нибудь интересное приметила бы. И ведь зачем торопил? Господин Мин-Раге все равно спал, и ей приходилось каждый раз долго стоять у него перед пологом, ведь не оставлять же поднос снаружи? А заходить строго-настрого запретили, вот ведь как.

И до сих пор жалко, что она не поглядывала по сторонам — вдруг бы хоть краешком глаза удалось увидеть драгоценные украшения? А так только господина Назо-дар-Рокко видела, он выходил от покойного господина Иш-Саронны и еще нечаянно толкнул У-кане... но такой добрый господин, даже не обругал.

— Когда она его видела, вы не спросили? — едва только Гу-иш-Равата замолчала, спросила Бурруджун.

— Она не помнит, — вздохнула дама. — Не обращала внимание на время, но говорит, что уже стемнело.

Мона-дар-Ушшада вздохнула, скрывая лицо за широким рукавом. Уж господина Дар-Рокко ни с кем перепутать нельзя было, его выправка и манера одеваться...

Перкрасная госпожа тоже тем временем задумалась.

— Все же, то, что мы вчера решили, — сказала она, — косвенно говорит о том, что Иш-Саронна не крал ничего, и находился совершенно в другом месте.

Дамы в один голос вздохнули, невольно припоминая вчерашний вечер — многие после него все утро лежали в изнеможении, так это было страшно и утомительно. Госпожа приказала сестрам Мин-Кулум показать, как все происходило, одна из дам стояла за покойного — и все утро сегодня молилась и жгла благовония, отвращая всякую возможность обиды со стороны духа господина Иш-Саронны.

Дамы тщательно повторили все известные им передвижения Иш-Саронны, следя за тем, как объявляли в караульных на внутренних вратах время, и по всему выходило, что быть одновременно и во всех этих местах, и у сокровищницы покойный Иш-Саронна никак не мог.