— А надо ли нам всё? — спросил Пётр. Пока будем догонять первые тоже, на месте стоять не будут, уйдут вперёд, и мы опять останемся в отсталости. Я вот думаю, что нам нужно своё, что-то, в чём мы сразу первыми станем, быстро и сильно. Вот глядите сюда — видите, как хитро путь для шахтных вагонеток до завода проложен: из железа полосы, рельсы называются, прибиты к деревянным поленьям. И так от самой шахты. Ни дожди такую дорогу не размывает, ни колёса её не разбивают, ни в колее грязь тележку не засасывает. Вот что надо делать в первую очередь! А остальное уж приложится постепенно.

— Дык, экселенц, уж англичане оную железную дорогу делают, мы уж никак первыми не будем, — удивился Меншиков.

— Они, считай, внутри завода прокладывают, а мы города такой дорогой соединим! Ну, для начала, на волоках установим. По рекам всяко гораздо дешевле груз везти, чем гужом, а если с Исети до Чусовой такую дорогу устроим, сильно обороты грузов с уральских заводов сможем увеличить, а если ещё у Царицына между Волгой и Доном волок железом обуть, Вятку соединить с Северной Двиной, то у нас вся наша огромная держава объединится и свяжется накрепко. И ещё, вот такие дороги, повозки к ним, оснастку, можно и в другие страны продавать, за дорого, потому как кроме нас никто так не сделает.

— Ещё ко Днепру от Москвы железный волок такой хорошо бы, — поддакнул царю Меншиков.

— А хватит ли железа на такую красоту? — спросил Лефорт — я приблизительно в уме прикинул, то выходит всё русское железо, которое сейчас делается на продажу за год, уйдёт на 20 вёрст сей дороги. И кто платить будет?

— Железа с Каменного пояса пойдёт скоро множество, Демидыч докладывал, за число годов малое может увеличить выпуск многократно. Ну а платить... Есть у меня мысли, откуда кредит брать: будем возвращаться домой, заедем в Киев и там ещё в давних пор евреи живут: под такое дело можно будет с ними и договориться.

— Ах и ох! — одновременно воскликнули и Меншиков и Лефорт.

— Как же так, мон шер ами, — начал плакаться первый, чего ж мы сразу, перед Польшей туда не заехали, а теперь такой крюк давать, почитай неделю лишнюю в тарантасах трястись.

— Ну ёлы-палы, и вы туда же! — не стал сдерживать раздражения Пётр. Откуда же я знал, что нам богатые европы денег не дадут?

* * *

После окончания всех переговоров, найма спецов и осмотра местных достопримечательностей, русская делегация собралась путешествовать дальше. Провожала их принимающая сторона, в знак особого внимания, до самого корабля.

На прощанье Пётр заключил, так полюбившегося ему Вильгельма, в объятья, правда, макушка английского короля оказалась на уровне подмышки русского царя, разница в росте дала себя знать, но трогательности момента это не испортило. Король даже пустил сентиментальную слезу.

XIII

Вена, Венеция и германские княжества остались позади. Везде прошлись со стандартной программой: торговые соглашения, найм специалистов и заверения в вечной дружбе. На пути в Данию послов настигла сразу две новости: в Польше умер Ян Собесский, а Москве произошёл стрелецкий бунт.

— В Москву надо, срочнее, срочнее, — причитал Меншиков, приплясывая возле Петра от нетерпения — не ровён час это отродье гнусное всю столицу испоганит!

— Не суетись, Алексашка, — урезонил его Пётр. Сам подумай: когда бунт начался? Сколько по времени письмо к нам шло? За то время уже, небось, всех бунтовщиков переловили и в крепость посадили, а кого и казнили уже. Сам знаешь, с Ромодановским шутки плохи.

— А точно?

— Нутром чую!

* * *

Несмотря на плохие известия, посольство продолжило свой путь. Только смерть польского короля вынудила путешественников обойти его владения стороной: в этом государстве наступило время смуты, когда каждый задрипанный шляхтич мог вести себя как полноправный монарх и творить чего ему вздумается, вплоть до того, что казнить попавших в его руки послов, без каких-либо для себя неприятных последствий.

В Копенгагене русскую делегацию встретил будущий король, принц Фредерик. Он проводил послов во дворец и представил их своему отцу — королю Дании и Норвегии Кристиану V. Разговор крутился вокруг возможных войн и прочей политики.

— Нынешняя война Аугсбургской лиги против Франции подходит к концу. Дело идёт к тому, что все останутся при своих. Когда мы освободимся от союзнических обязательств перед шведами, тогда придёт черёд им расплатиться с нами за прошлое! — горячился король.

— У шведов сильный военный флот, а с суши вам достать их будет практически невозможно, — удивился царь.

— Что ты, Питер, наш флот вполне способен противостоять шведскому! Я больше опасаюсь повторного вмешательства Франции, как это уже было ранее. Отважные даны было разгромили этих обнаглевших шведских выскочек и вернули себе другой берег Зунда, но тут вмешались эти гнусные французы и вынудили нас уступить...

Король разволновался так, что вскочил с кресла и принялся расхаживать по залу.

— Мы были вынуждены отойти даже без боя. Но скоро ситуация изменится. Ещё немного и испанский король Карл умрёт, так и не оставив наследника. Тогда опять начнётся делёж, на этот раз его страны. Франция надолго увязнет в этой каше и не сможет ничем помешать нам вернуть датские земли нашей короне.

У вас также была подобная история со Швецией, — продолжил Кристиан — когда в Кадисе русские вынуждены были отдать уже отвоёванный берег Балтики из-за удара в спину союзников шведов — поляков?

— Польша по могуществу, конечно, уступает Франции, — поскромничал Пётр, но так всё и было. Шведы захватили земли издревле бывшие под рукой русских князей.

— Мы с вами природные союзники! — обрадовался Кристиан — надеюсь твоя страна нас поддержит в нашем общем справедливом деле?

— Конечно, — заверил его Пётр — но есть несколько нюансов. Вначале нам нужно закончить текущую войну с османами, затем дождаться когда оный испанский Карл таки помрёт, ещё подготовить армию и уж только тогда мы сможем вступить в войну на вашей стороне...

— Это всё и так понятно, — нетерпеливо перебил король.

— Но ты упускаешь ещё один момент: какие державы, кроме Франции, встанут на сторону Швеции?

— Никакие!

— Я с тобой почти согласен. Но представь себе ситуацию: ты объявил войну шведам и двинул свою армию на Голштинию. Действие на сколько очевидное, на столько и необходимое. Твой флот в это время караулит шведский где-нибудь у Мальмё или у Стокгольма. А в это время, одна третья крупная морская держава, например Англия, предоставляет свой флот твоему противнику, шведы высаживают десант, тысяч в десять солдат, прямо тебе в столицу. Шах и мат. [17]

Кристиан и Фредерик перглянулись.

— Не может такого быть! Зачем это англичанам?

— Может. И будет, если ваша сторона не предпримет ничего против. А зачем сие англичанам понять не трудно: они кровно заинтересованы в прямом торговом пути на Балтике из России без посредников. Потому победа Швеции их вполне устроит.

— Да это же делёж шкуры не убитого медведя! А ну как военное счастье повернётся к шведам спиной?

— Англия и в этом случае в выигрыше: опять остаётся один хозяин на Балтике.

— Ну вот, — торжествующе воскликнул король, — англичан можно привлечь и на нашу сторону!

— Сам-то ты, на месте англичан, на кого бы поставил? — прямо спросил Пётр у Кристиана.

— Король на эмоциях уже весь подался, чтобы энергично заявить о своей уверенности в дружбе Англии и Дании и уже начал открывать рот, но в процессе этих действий понял, что не всё так однозначно, и так и сел, с полуоткрытым хлебалом.

* * *

Карета с послами тряслась на ухабистой российской дороге. Путь царя и его спутником после почти года путешествий по Европе лежал от Риги, куда они прибыли из Копенгагена, через Курляндию и Псков в Москву. От нечего делать послы развлекались разговорами про то, как нужно обустраивать Россию

— Скажи, государь, зачем так упорно внедрять все эти западные манеры, одежду, причёски и прочую шелуху? Разве в этом нашему народу счастье? — спросил у Петра Головин.

— А это всё и не для наших удобств русского народа, а как раз наоборот, для иноземцев. Сейчас они к нам понаедут, так надо, чтобы они себя как дома чувствовали, а не считали, что нанялись к дикарям.

— Гости будут указывать хозяевам как себя вести! Ерунда, какая... — фыркнул Головин.

— Ничего, мы, когда всю пользу из них высосем, дальше своим умом жить будем, — успокоил его царь.

— Боюсь, долго ждать придётся. Я так мыслю, что пустив этих козлов к нам в огород, назад их уже не выгонишь.

— Правильно, мы и гнать никого не будем. Смирись, Фёдор Алексеич, будем и дальше принимать людей грамотных и полезных. Сам посуди: человека надо родить, вырастить, обучить, опыт он должен набрать в ремесле или науке, сколько лет пройдёт, а мы раз! и готово. Выгода от этого стране огромная. Но, чтобы первые пошли и задних за собой позвали нужно условия благоприятные создать, чтобы почти как в рай к нам стремились. А когда мы первую нужду утолим, когда свои выучатся, тогда будем и условия ужесточать, и требования к иноземцам повышать, и тогда уж не мы под них подстраиваться станем, а они под нас.

— С чего бы разным немцам к нам так стремиться?

— Деньги. Мы дадим им того, чего они хотят. Сейчас у немцев всех мастей одно счастье — деньги. Бог, Родина, долг, всё это для них имеет свою цену.

— Откуда ж мы столько возьмём? У нас на Руси ни золота ни серебра отродясь не добывали.

— Нарисуем!

Пётр откинулся на спинку каретного кресла и с удовольствием просматривал постепенно проходящие по лицу Головина отражения его мысленных процессов, вызванных последним царским словом. Наконец, обдумывание завершилось, и Фёдор Алексеевич выдал своё резюме.

— Опасная затея. Как бы бунт не начался, с этими рисованными деньгами. Навроде медного, при Алексее Михайловиче.

XIV

— Ну, рассказывай, князь-кесарь, что за буза у вас произошла?

Едва добравшись до Москвы, Пётр сразу же отправился к Фёдору Юрьевичу, прояснить перипетии недавнего стрелецкого бунта.

Ромодановский был боярином старой закалки: традиционное московское хлебосольное гостеприимство компенсировал требованием безусловного уважения к хозяину. Даже царь, не говоря уж обо всех прочих, не въезжал к нему во двор. Скромненько оставляли лошадей и разные тарантасы, на которых приехали, за забором.

Сейчас боярин и глава Преображенского приказа розыскных дел был ещё полон вчерашних, если так можно выразится, впечатлений. То есть, не вполне отошёл от пьянки.

— Уж, батюшка, такие дела творились, просто удивляюсь бездне человеческой мерзости! — вздохнул князь-кесарь, густо обдав Петра мощным перегаром. С зимы, как братец твой Иван Алексеевич скончался, один ты у нас на царстве остался. А как отправился в земли басурманские в это своё посольство, да долго так разъезжал по заграницам, что народишко страх начал терять.

Слуги вносили в палаты и ставили на стол к собеседникам пиво, несколько сортов вина, водку, разные наливки, пироги, расстегаи, буженину и ещё несколько видов мясных, мучных, рыбных и грибных закусок.

Фёдор Юрьевич последовательно, по одному ему ведомой системе, употреблял выставленные пищевые продукты и алкоголь,

Пётр слегка поддержал хозяина, но в основном ждал, пока тот придёт в рабочее состояние.

Наконец, слегка приведя себя в порядок, Ромодановский продолжил доклад, на этот раз в более-менее деловом стиле.

— В бунте приняли участие около двух тысяч двухсот стрельцов из разных полков. Они попытались занять Новоиерусалимский монастырь, но Патрик Гордон успел раньше: вывел Семёновский полк навстречу бунтовщикам и встретился с ними на дороге. Сдаться стрельцы отказались, наоборот, стали атаковать.

Голос князя-кесаря опять приобрёл звонкий пафос.

— Но ты же Гордона знаешь — могуч и грозен сей воин! Гнусномерзких бунтовщиков приказал обстрелять из пушек и разогнал поганое племя, на самоё царскую власть умышлявшее! Извини, батюшка...

Ромодановский прошёлся ещё раз по закускам и напиткам, и, поправив здоровье, продолжил менее артистично.

— Полторы сотни самых злостных зачинщиков уже казнили. Однако, зараза эта бунтарская, как я думаю, ещё не вся искоренена. Надо бы продолжить шерстить эту свору, жесточайше...

Фёдор Юрьевич не размашисто, но плотно приложился кулаком по столу, так, что серебряные стопки жалобно звякнули.

— Жесточайше — это хорошо, — согласился Пётр. Но есть несколько уточнений. Главное — это дело теперь нужно вести помедленнее, заговорщиков выискивать тщательнее, да так, чтобы хоть один, да нашёлся, даже в самых верных стрелецких полках. То есть, постепенно измена должна найтись во всех.

— А потом, запятнавший себя изменой полк пойдёт на раскассирование? Мудро. Давно пора извести эту заразу стрелецкую раз и навсегда. Мало того, что податей не платят в казну, наоборот, жалованье получают, так ещё и бунтуют постоянно, — одобрительно кивнул Ромодановский.

— Ещё одно: казнить больше не надо. Сибирь большая, всех мало-мальски причастных отправлять туда, на вечное поселение. Особенно стараться селить в пограничье: Нерчинск, Охотск, если удастся, то и острова тамошние высланными заселить, да и по всему пути от Саратова на восток остроги укрепить ссыльными, а то башкиры немирные шалят, киргизы и прочие чукчи.

— Можно и так, — согласился Фёдор Юрьевич.

— И последнее. Организовали весь бунт те, кого уже казнили. Они всех взбаламутили в силу своей подлой натуры, а их главарь сам хотел всем нашим царством владеть. Никто на трон ни Софью сажать не хотел, о подмене царя немцами никто ничего не говорил, службой все довольны, всё он — главный гад — всех попутал. Так лучше будет, нечего зря народ баламутить.

— Ну, это тоже понятно. А кто главарь?

— Тебе лучше знать. Подбери сам, кто больше подходит.

— Сделаем.

На том и порешили.

В Кремль Пётр решил пройтись пешочком. Надоело трястись в одноколке, да и соскучился царь по московским улицам, по родным домам: почти год по Европам ездили.

Москва ничуть не изменилась. Царь шёл и глазел по сторонам. Сквозь плетень он заметил, как в огороде копается какая-то старая тётка. Пётр сошёл с покрытой деревом пешеходной дорожки и шагнул к огороду. Из канавы вылезла здоровенная грязнющяя свинья и попыталась почесаться о царскую ногу. Государь Всероссийский недолго думая пнул наглую скотину, благо башмак был весьма тяжёлый. Свинища обиделась, и громко полухрюкая полувизжа, убежала. Тётка обернулась на её визг и заметила прохожего, сощурилась, глянула на него, но царя не опознала.

— Бог в помощь! — поприветствовал её Пётр.

— Благодарствуйте, мил человек, — ответила ему тётка. Она подошла к плетню и протянула царю большое яблоко. Отведай, ради Христа, чем Бог послал.