Алекс тоже не спал на своем месте. Ему не давал покоя голод и сбитые ноги, из-за чего он вертелся с боку на бок и постоянно вздыхал. На самом деле его сердце, кажется, посетила одна незамысловатая болезнь, особенно характерная для столь юного возраста. Он в очередной раз повернулся с боку на бок, и перед глазами в темноте леса вырисовался стройный силуэт причины его "сердечной недостаточности". Раздался шорох платья, и рядом с ним на мох присела легкая лесная тень, тихо спросив:
— Алекс, ты не спишь? Мне одной страшно, можно я с тобой рядом посижу?
— Конечно, Сашенька!.. Можно я тебя так буду называть? — Алекс, обрадованный визитом девушки, не знал, как выказать свою признательность за то, что она пришла за помощью к нему, а не к Яну.
— Конечно, это так приятно. Кажется, меня именно так называли раньше. Может, маменька или бабушка... жаль, что я о них ничего не помню.
— Странно все это. Я тоже понимаю, что у меня должны быть родственники или хотя бы друзья, но вспомнить что-либо совершенно не получается, — пожаловался Алекс и предложил. — Давай, лучше я провожу тебя до твоей лежанки и посижу рядом, пока не уснешь. А потом вернусь сюда спать.
— Хорошо, только не уходи так далеко, ляг где-нибудь рядом. Если я проснусь, то опять от страха в голову начнут кошмары лезть...
* * *
Утром проснувшийся Ян застал странную сцену. Парочка молодых, целомудренно лежала ногами в разные стороны, причем, голова Алекса умостилась на краю Сашиной лежанки, касаясь ее виска. "Милые нравы позапрошлого столетия", — он опять удивился странному сравнению, всплывшему в голове. Почему милые нравы? Причем тут столетия? И все-таки, он внутри понимал, что это именно так, и несмотря на поверхностное раздражение, он, на самом деле, умилялся наивности и чистоте чувств.
Удача и дальше сопутствовала беглецам. После спокойной, хотя и голодной ночи, они, несмотря на сбитые ноги, довольно высоким темпом продвигались примерно до полудня, пока не вышли на сенокосы какой-то деревушки. Первая попавшаяся им пожня с высокой, по грудь травой, была еще не скошена. Найдя выходящую с нее тропинку, беглецы двинулись дальше. На второй пожне вовсю шла работа. Мужчина косил траву, а две женщины, по всей видимости, мать с дочерью, сгребали сушеную траву и складывали ее в копны. Одеты они были почти так же как и беглецы. Ян, мгновенно оценив обстановку, решил разыграть заблудившихся батраков и, пройдя к крестьянину, выдал откуда-то вспомнившуюся глупую фразу:
— Бог в помощь! — хотя, что она должна была означать, было не очень понятно.
— Спасибо, коли не шутите, — как-то без вдохновения ответил крестьянин.
— Мы тут, того... приблудились маленько, — начал косноязычно выговаривать Ян, подделываясь под простонародную речь и вспоминая свой прошлый рабский опыт.
— Так и чего надобно? — прямо спросил крестьянин.
— Так вот, работу ищем. Не найдется ли у тебя какой? — путник без обиняков стал подряжаться в батраки.
— Да работы-то завсегда найдется. Только оплачивать ее нечем.
— Да платы и не надо. Дашь приют, да покормишь — того и довольно. Нам сейчас не до торга. Обувка почти сносилась, а в дороге разбойники напали, хорошо их мало оказалось — мы удрать сумели. Только вот, ничего с собой не осталось, — продолжал заливать Ян. Он здраво рассудил, что для начала нужно разобраться, что к чему в этой местности, а уж потом предпринимать какие-либо действия, согласно обстановке. Так что передышка в гостях у крестьян была бы весьма кстати.
— А чо, мне годится! — обрадовался халявной рабсиле мужик. — Как раз сезон в разгаре, а сыновей бог не дал, так что очень даже к месту помощь придется, — потом, внимательно разглядев спутников Яна, сказал. — А ребятки-то хлипковаты. Но ничо, ты вон экий бугай — без лошади пахать можно! Они-то чо тебе — родня, чай, какая?
— Да племяши: сестра с братом, Алексашки оба. А меня-то по-уродски, Яном прозвали, вот и мыкаюсь.
— Да уж, прикрякнул сочувственно крестьянин. — Это ж в каких же это местах так людев кличут?
— Да, честно сказать, издаля мы, не сумею и объяснить. Вот бродим, без кола, без двора.
— Ну ладно, коль с местными магами у вас свары нету, то это не моего ума дело. А меня Артемом кличут, вот жинку Ефросиньей, можно Фроськой, да дочка на выданье, Параша, — и, завидев ухмылку на лице Яна, вызванную немного странноватым именем, крестьянин неправильно ее истолковал. — И чтоб у меня без баловства! Знаю я, эти молодеческие ухватки — дрыном туда, дрыном сюда. Ежели что, быстро отростки повыкорчевываю!
Однако Ян заметил, как мужичок сам, украдкой облизываясь, посмотрел на Сашеньку и понял, что политика нравов здесь, скорее всего, соблюдается весьма односторонне. "Но это ничего, и у Саши защитники найдутся!" — несколько раздраженно подумал он про себя. Крестьянин, заметив плачевное состояние путников, смилостивился над ними:
— Ладно, сегодня вечор уж близко, так что идите с Парашкой в деревню, пусть дом покажет. Помойтесь, да поешьте, а завтра с утра за работу!
Парашка, заслышав о нежданном отпуске, свалившемся ей на голову посреди самой страды, весело подхватила юбки и уже пританцовывала, в нетерпении ожидая гостей и батраков по совместительству. Деваха оказалось веселой, и без задней мысли выбалтывала все деревенские новости. Ян внимательно слушал и только иногда направлял мысль юной крестьянки в нужное русло, одновременно подмигивая Сашеньке, чтобы она прониклась важностью выуживания новостей, а не ринулась с головой в такую же беззаботную болтовню.
Выслушивание беседы двух девчонок о цветочках и парнях его не прельщало, поэтому Ян аккуратно пару раз показал Саше прижатый к губам палец, когда она, вдохновенно набрав полные легкие воздуха, уже произносила магические женские фразы типа: "А знаешь, я тут..." — или: "Ты представляешь..." — такие, которые обычно предваряют тирады, которые могут длиться от нескольких минут до многих часов, при этом одинаково не обладая какой-либо смысловой нагрузкой.
Из нескончаемых речей веселой крестьянской молодухи, они почерпнули весьма важную информацию. Тот зиндан, в котором они появились, принадлежал большому волшеру, чей маг слыл либералом и прогрессивным властителем. Хотя это не мешало ему иметь изрядный гарем из "пришедших" девушек. Сопоставив это с тем, что зиндан боказался неплохо закрыт, Ян не спешил верить мифам о добром барине.
Деревня, к которой они вышли, находилась на краю волшера, а дальше начинались ничейные земли, граничащие, с одной стороны с совсем уж дальним волшером, а с другой — с морем. Село стояло в тупике дороги, дальше был только лес, откуда, собственно говоря, они и пришли. Крестьяне здесь поголовно занимались скотоводством и помаленьку охотой, огородами и выращиванием злаков на прокорм себе и животным. Стало понятно, что беглецам еще повезло с побегом, так как, по рассказам Параши, в лесу хватало как хищников, так и колдовской нечисти, образовавшейся в результате деятельности магов.
Наивная крестьяночка, принимая нежданных гостей за своих коллег, заговорщицким тоном поведала о "пришедших", которые почти все умели сколько-нибудь колдовать, зная хотя бы одно "слово". Она очень сокрушалась, что "рожденные", то есть крестьяне, не владеют "словами", но зато и на них "слова" почти не действуют. Новые данные оказались для Яна откровением. Если это правда, то надо было остерегаться любого путника на дороге. С другой стороны, с "рожденными" нужно полагаться на свои силы, а не заклинания. Интересным оказалось и то, что Параша жалела "пришлых", которые, оказывается, не могли иметь детей. Получалось, с одной стороны, "пришедшие" могли перерождаться, а с другой стороны, платой за это было бесплодие. Кажется, новость сильно повлияла на Сашеньку, которая загрустила после этих слов.
Яна беспокоило то, что он никак не мог вспомнить останавливающее "слово", которое ему поведал Петруха. Это могло бы стать мощным оружием и защитой. Но мир, похоже, избирательно стирал информацию, или просто, заковыристое и чуждое слово не задержалось памяти. Ян все время мысленно перебирал в памяти "се-ла-сэс", "се-на-сос", "си-но-сис" и так далее. Он помнил только три певучих слога и сочетание букв "с" и "н". Видимо, должно было случиться что-нибудь экстраординарное, чтобы он вспомнил это "слово".
Деревня оказалась ровно такой, какие Ян уже видел в свою прошлую жизнь. Несколько бревенчатых изб с небольшими огородами для самой необходимой зелени к столу, пыльная дорога посередине и река со стороны задних дворов. Окна в избах были маленькие, стены домов и заборы некрашеные, крыши из дранки.
Они прошли по тропинке ко второй с краю избе. Ян внимательно заметил расположение дома, так как крестьяне, как и их жилища до ужаса были похожи друг на друга, и если выйти из дома вечером, не взяв заранее ориентиры, можно потом долго искать по всей деревне нужную избу и ее хозяина.
С этого момента началась их, местами тяжелая, местами забавная, деревенская жизнь. В избе, кроме старшей сестры, бегала еще пара шустрых рыжиков помладше. Параша оказалась очень гостеприимной и сразу же на скору руку накормила путников хлебом с молоком и холодной кашей. Ян посоветовал ребятам не налегать на еду, чтобы потом не мучаться от колик, и буквально вытащил их из-за стола после небольшой перекуски. Молодая хозяйка, сверкая зелеными глазами на счастливом веснушчатом лице со вдернутым носиком быстро организовала чумазым гостям баню, только и мелькая везде огненно-рыжими косами.
Тут начались первые забавные сложности у молодых беглецов. Они отправились всем гуртом под руководством Параши смотреть, натопилась ли баня, и увидели небольшой сруб, стоящий у самого берега реки. Зайдя в чистенький предбанник, Ян сразу прошел вперед и заглянул в парную. К своему удивлению обнаружил, что баня топилась по белому и прямо сверкала чистотой. Он спросил у радостно тараторящей Параши, нужно ли принести воды, и получил от нее два пустых деревянных ведра. Вернувшись в предбанник с полными ведрами воды, он застал забавную сцену.
Обнаженная огненноволосая крестьянская нимфа, бесхитростно выставив на обозрение все свои розовые и рыжие прелести, недоуменно уставилась на остальную молодежь, которая (в особенности мужская часть оной) краснела, как перезрелый помидор и не знала, куда прятать глаза. Ян не удержался от довольного хмыканья, поняв, что произошло вопиющее несовпадение представлений о банной процедуре.
— Параша, прошу прощения. Просто мы из деревень, в которых мужикам и бабам принято мыться раздельно. Вот ребята и смутились немножко. Давайте сделаем так: сначала моются девушки — теперь вам воды будет достаточно, а потом мужики. Пусть немного дольше, но проще будет. Да и папенька твой не осерчает, что мы на твою красоту зарились, — и, заметив, что рыжая деваха приуныла, с хитрой улыбочкой добавил для поднятия девичьего настроения. — Хотя я и не прочь с такой хозяйкой-красой помыться, но не будем ребят одних оставлять.
— Так и пущай моются вдвоем. Чай, брат с сестрой, — загнала Яна в тупик одной фразой, воспрянувшая молодая хозяйка, намекая, что они с Яном тоже могут помыться вдвоем.
"Вот влип. Не хватало еще от папаши огрести по полной", — у Яна, в принципе, не было возражений против банной беседы с милой представительницей местной молодежи, но кроме простой осторожности, ему почему-то не хотелось травмировать психику молодежи. Поэтому он брякнул первое, что пришло на ум:
— Ладно, красавицы, мойтесь! Не могу же я поперек данного батюшке обещания пойти, — и вытолкнул глотающего ртом от переизбытка эмоций Алекса на улицу. Сам выскочил за парнем следом, подарив на прощанье рыжей девахе оценивающий мужской взгляд.
— Уф-ф! — только сумел выдохнуть Алекс. — Я даже как-то растерялся.
— И не скажи! Тут, кто хочешь, растеряется — этакая огневка в крапинку! Кстати, это наш первый большой прокол. Хреновые из нас крестьяне, если с бабами в одной бане помыться не можем. Ладно, если продержимся здесь несколько деньков — и то хорошо. Все равно отсюда дальше пойдем, а заодно и на ус намотаем, как по-крестьянски себя вести нужно.
— В том числе, не отказываться мыться тет-а-тет с сельскими дамами? — иронично переспросил Алекс.
— Ну что ж, если придется взвалить на себя сей тяжкий крест... — Ян глубоко и тяжко вздохнул. — Чего не сделаешь для соблюдения имиджа!
— Чего соблюдения?
— Ну, имиджа — это... — Ян хотел объяснить, что это такое, но в голове всплыла только глупейшая фраза: "Имидж — все, баня — ничто!" или там как-то по-другому было. Так ничего не придумав, он состроил серьезную рожу и изрек ничего не значащую фразу. — Это что-то вроде яблока, снаружи красивое, а внутри червями изъедено.
Они сидели на завалинке и предавались отдыху. В животах приятно урчало, а ноги еще приятнее ломило усталостью, дававшей непередаваемое ощущение благодати, когда осознаешь, что больше не надо месить дороги, болота и леса в поисках, где бы приткнуться переночевать. Однако рыжая селянка решила еще раз испытать их мужское начало, внезапно выскочив, в чем мать родила, из бани и с радостным смехом пробежав к речке, где с удовольствием принялась барахтаться, сверкая над водой то грудью, то бедром. Ян про себя хихикал над смущающимся Алексом и чуток пожалел, что не принял бесхитростного предложения Параши. Саша выскакивать купаться, естественно, постеснялась.
Где-то через час-другой, они опять уселись на завалинке, но уже распаренные и чистые, в стиранных крестьянстких обносках, милостиво выданных им веселой Парашей. Их белье, тоже чистое, только еще мокрое, сушилось тут же на жердях. Девушки уже где-то в доме готовили ужин к приходу хозяев.
— Эх, хорошо! Если бы еще не работа, век бы здесь оставался. Сейчас рыбки бы половить на удочку... — почти искренне заявил Ян.
— А мне кажется, что ты сбежишь отсюда при первой возможности, — наблюдательно заметил Алекс.
— С чего ты взял?
— Ты над всем здесь подсмеиваешься. Не зло, но как-то снисходительно, как взрослые смеются над детьми. Как будто наперед все знаешь, что тут случиться может.
— Ну, ты хватил: все знаю! Просто помню быт и нравы крестьян по первому своему приходу. Они, действительно, ведут себя немного как дети, — потом подумал и признался. — Хотя ты прав: есть у меня в этом мире какая-то цель. Не понятно какая, но чувствую, что должен к ней идти.
Ян не знал, сколько раз и как сильно прокалывалась Саша в болтовне с Парашей, но за ужином их ждала еще серия таких нестыковок. Первый ляпсус возник, когда Сашенька с непосредственностью ребенка подскочила к столу и уселась за него, подумав, что все вокруг только ее и ждут. Ян сообразил, что девушка, видать, была приучена когда-то, что кавалеры стоят у стола и ожидают, пока все дамы не сядут, и не заметила, что все домочадцы замерли, пока хозяин не даст своего благоволения на ужин. Поэтому Ян, якобы подхватив под руку, случайно упавшую на сидение Сашу, поставил ее на ноги и заявил:
— А вот и наша шалунья подоспела! — интенсивно подмигивая ей одним глазом.
