— Я слышала, — тихонько, чтобы было слышно мне одному, добавила Люся. — Автоматы настроены так, чтобы не выдавать максимальных выигрышей.
— Тогда будем считать, что этот сломался, — заметил я и добавил, хитро улыбнувшись. — Сломался в нашу пользу. Что с деньгами-то делать будем?
Но думать долго не пришлось. На грохот сыплющихся денег вокруг собрался народ и прибежал распорядитель. По его открывшемуся рту и бурным обсуждениям в народе я понял, что такое здесь чуть ли не впервые происходит. Когда я на третий раз спросил парня, не принесет ли он лопаты чтобы выгрести деньги, он наконец сообразил, что мы не намерены таскать презренный металл весь вечер у себя за плечами и, вытащив пакет, предложил сгрузить монеты туда, а затем обменять на бумажные деньги у стойки с кассой.
Вскоре я стал обладателем толстенной пачки самых больших купюр и, разделив ее пополам, вручил половину Люсе.
— Ой, ты что! Такие деньжищи! Это же твой выигрыш, — явно смутившись, скороговоркой возразила девушка.
— Ага, мой — я даже не знал, как на рычаг жать! И потом, мы же вместе у автомата сидели, — и видя, что девушка все еще сомневается, заявил. — В общем, если ты отказываешься, я твои деньги обратно распорядителю отдам, на развитие заведения, так сказать.
— Нет, нет! — Люся быстро взяла деньги. — Такой извращенной благотворительностью я не страдаю.
— Вот и славненько! Теперь будет на что вечер провести.
— Вечер! — фыркнула Люся.— Да теперь можно купить по машине и уехать на них прямо отсюда. Лишь бы нас сразу на выходе не лишили выигрыша.
— Ты имеешь в виду, что слишком многие слишком много видели? Я думаю, надо с Федюней посоветоваться, он знает, как в таких ситуациях поступать.
Дальше мы гуляли, наблюдая за игрой в рулетку и бильярд. Меня так и подмывало повторить эксперимент с игральным автоматом, но я понимал, что два раза хорошо не бывает, и за второй подобный выигрыш нас, самое малое, попрут из клуба. Потому остановился в одном углу, где за несколькими столиками мужички попивали кто пиво, кто чего покрепче, и смотрели на огромный плоский экран, подвешенный в углу у барной стойки. На экране показывали, как толпа господ в трусах и майках гоняла один мяч по зеленому полю. Обернувшись к Люсе, я спросил:
— Это ведь футбол?
— Да, а что, ты не знаешь? — девушка удивленно рассмеялась, и я понял, что страшно прокололся. Ну какой же мужчина здесь не знает про футбол? Ведь сам же видел, как в него играют в Отраженном реале.
Чтобы выкрутиться из положения, я скорчил философскую рожу и промямлил:
— Я пошутил. Просто, сам равнодушен к таким играм. Ведь дело не в самой игре, а в том, как человек хочет убить свое время. Вот у американцев, кажется такой футбол не вызывает никаких ощущений, им эту, лапту или как там ее... бейсбол подавай.
— Ага. Будто я не видела, как ты за пять минут так с "одноруким бандитом" подружился. Думала уже оставить тебя одного в его объятиях.
— Но зато мы пожинаем плоды этой любви между автоматом и человеком! — шутливо парировал я, но согласился. — А вообще-то ты права: мы всю жизнь ищем себе развлечений и находим по уровню своего развития.
— А вот тут ты не совсем прав, — возразила немного грустно Люся. — Мы находим те развлечения, которые нам навязывают. Навязали футбол — смотрим футбол; навязали автоматы — играем в автоматы; навяжут еще что-нибудь — будем в это играть. К сожалению, здесь в клубе особенно хорошо видно, какое мы на самом деле довольно безмозглое стадо получателей удовольствий.
— Пожалуй, так и есть, — я с удивлением и неподдельным уважением посмотрел на девушку. — Только вот кто нам навязывает эти развлечения?
— Не кто, а что: деньги, бизнес. На толпе делают деньги. Толпа определяет спрос. Из такого "плодотворного" взаимодействия рождается такой вот монстр поголовного оболванивания народа, по телевидению, в клубах, на стадионах, в концертных залах...
— И что же, из этого нет выхода? — мне было до жути интересно, что может предложить эта умная и красивая девушка, которая так хорошо понимала глубину духовного кризиса общества.
— Почему, есть выход. Только он не наступит в результате мероприятий "сверху". Оттуда можно только ускорить выход или сделать так, чтобы он никогда не наступил. Выход наступит тогда, когда нашим детям станет противно жить так, как живем мы. Когда им захочется чего-нибудь более глубокого, светлого и творческого. Я все-таки верю, что человек не тупая скотина и внутренне стремится к совершенству...
Мне было странно слушать эти слова от только что повстречавшегося мне человека. Эти слова хотел принести в мир я, а на самом деле все уже хорошо известно людям. Да, определенно Федя прав, эти девушки многого стоили!
Дальше все шло, как по маслу: я довольно удачно поддерживал беседу и фантазировал на счет своих, пока не существующих пристрастий в реале. Так что к ресторану мы подрулили, под ручку, чувствуя себя чуть ли не давнишними приятелями. Поймав удивленно оценивающий кивок Федьки, я понял, что мой рейтинг в глазах приятеля резко пошел вверх.
В клубе была смесь ресторана с концертной площадкой. Столики стояли вокруг танцплощадки, граничащей с одной стороны со сценой, так что народ одновременно мог и концерт слушать, и танцевать, и в ресторане сидеть.
Облом произошел на танцплощадке. Пока мы сидели за столиком, девушки мило беседовали и смеялись над Федькиными шуточками. У меня с шутками, как-то не шло, и я просто поедал своими ангельскими взорами Люсю. Но когда на сцене ребята принялись играть блюз, я не мог больше сдерживаться и пригласил девушку танцевать. Федя, заметив, что его приятель явно съезжает с катушек, строго посмотрел на меня, когда мы с Люсей выходили из-за стола, но я не внял его мимическим сигналам.
А зря. Оказавшись в тесной близости от темных глаз, вьющихся волос, ну и прочих соблазнительностей, я, начав танец с пионерского расстояния, все сильнее стискивал ее прекрасное тело. Мои руки жили какой-то своей (наверно Женькиной) жизнью. Под конец они совсем по-хулигански скользнули гораздо ниже приличествующей танцу позиции на талии. Люся резко остановилась, отстранившись от меня. Строго взглянув, она сказала:
— Мне что-то расхотелось танцевать.
Я понял, что если бы не окружающие люди, сейчас схлопотал бы вполне заслуженную пощечину по Женькиному фэйсу.
— Хорошо, пойдем к столику, — ответил я невозмутимым тоном, даже не извинившись.
Я вел ее обратно, а сам ругал себя, на чем свет стоит: "Надо же так обмишуриться! И вместо того, чтобы попросить прощения, как идиот, делаю вид, что ничего не произошло". Но я ведь не виноват! Это же руки, тем более не мои... они ж, гады, сами полезли куда не надо. Мы с Федей обменялись кривыми усмешками — друг все понял.
Все мои ангельские извиняющиеся ужимки не помогли — девушка осталась весь вечер холодной и неприступной как скала. "Ну и пусть, найду посговорчивее!" — пытался я себя уговорить, и все-таки, оставшись один в своей квартире, с тоской вспоминал ее нежный профиль, тонкие пальцы у меня на ладони... да и приятно-недозволенные округлости под "соскользнувшими" руками... Эх, такую девушку легко не охмуришь. Прав был Федька — учиться мне еще нужно и учиться!
ГЛАВА 3. РЕАЛЬНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Наконец я почувствовал, что полностью вжился в Женькино тело и пора самостоятельно идти на штурм реала, тем более что дела с родственниками и работой организма улажены. Мой успех в институте и у игрового автомата показал, что я вполне успешно могу "втирать" мысли, как людям, так и технике, а облом с Люсей продемонстрировал, что для достижения быстрого "взаимопонимания" надо общаться с девушками попроще, то есть не требующих длительных ухаживаний.
Мои ноги несли меня, не советуясь с моей головой. А какой совет могла им дать голова? Ведь, по сути, мне она не принадлежала как, впрочем, и ноги. Наверное поэтому они водили меня совершенно бесцельно. На самом деле я не оставлял мысли помиссионерствовать: ну какой же ангел да не захочет поучить людей жить? В то же время я смутно осознавал, что не понимаю достаточно этот мир. Тысячу лет с изнанки мы пытались "наставить на путь истинный" человечество, но очень часто эффект от усилий оказывался противоположным нашим желаниям. И дело было не только в ненадежности посланцев и их последователей, мы сами недостаточно хорошо понимали, что творится в реальных человеческих умах.
Поэтому, прежде чем открывать свой рот, я решил посмотреть и послушать людей, чтобы не получить обратного эффекта от своих действий. А пока, бесцельно топая по улице, я вдруг увидел, что у тротуара стоит женщина, склонившись над прислонившимся к стене дома мальчишкой. Вид у парня был не ахти какой. Он почти осел на землю и согнулся, схватившись за живот. Подходя к ним, я с удивлением заметил, как мимо прошло несколько человек, не обращая на это никакого внимания, и якобы очень спеша своим делам. Мне спешить было абсолютно некуда, и я решил спросить, не нужна ли какая-нибудь помощь. Тут же выяснилось, что у мальчика приступ сильной боли в животе. Его мать, явно растерявшись, причитала:
— Господи, что же делать? Наверно скорую нужно вызвать?
— Скорую пока вызовешь... давайте словим такси и отвезем вашего сына в больницу. Я заплачу — это не проблема, — мне приходилось слышать, как Федя ругал неотложку за медлительность, и попытался успокоить мать, а сам с тревогой глянул на мальчишку — он не мог даже говорить. Было впечатление, что парень вот-вот отключится.
На мое махание рукой довольно быстро остановилась вполне вместительная машина — как раз нам всем места хватит. Крикнув шоферу, что парня надо доставить в больницу, я осторожно взял больного на руки. Мальчишка оказался тяжелый, но все-таки подъемный. "Лет двенадцати будет" — прикинул я на свой непрофессиональный глаз. Кивком показав мамочке садиться назад, уложил стонущего парня головой ей на колени и закрыл дверцу. Сам прыгнул на переднее сиденье и скомандовал:
— Вперед!
— Куда, вперед? — спросил водитель.
— Как куда? В больницу! — возмутился я.
— Я понял, что в больницу. Но в какую? — водитель смотрел на меня, как на идиота.
— А куда больных возят?
Спасла положение женщина, подсказав:
— Наверно надо в приемный покой скорой помощи.
— Так я понимаю, что в скорую, — ответил водитель. — Но какая больница сейчас дежурная по этому району? Иначе ведь парня не примут.
Я слушал эти переговоры и понимал, что ничего не смыслю в системе здравоохранения. Но здравую мысль в Женькиной голове все-таки разыскал:
— Так надо в скорую позвонить и спросить!
Мамочка тут же привела в исполнение эту идею, позвонив и выяснив, что нужно ехать во вторую городскую больницу. Больше вопросов не возникло — машина припустила по улицам по указанному адресу. Я с тревогой обернулся назад, посмотреть, как дела у мальчика. На мой вопрос он только что-то промычал, но был в сознании. Мамочка же, словно очнувшись, принялась меня благодарить и удивленно спросила, зачем я поехал с ними?
Зачем? — хороший вопрос. Вот попробуй, объясни, что я ангел, которому нефиг делать и который от скуки решил помочь людям. "А что? Заменить только слово ангел на человек и пойдет", — так я и ответил. Удивляться моему альтруизму у мамочки не было сил, и он приняла это, просто, как дар небес. Ну и несильно ошиблась.
Мы уже подруливали к приемному боксу скорой помощи. Расплатившись с водителем, я суетливо выскочил и побежал за носилками, или санитарами. Залетев в приемное отделение, увидел перед собой санитарку, воззрившуюся на меня круглыми бессмысленными глазами, как рассерженная рыба на рыбака.
— Вы чего, мужчина, без разрешения лезете? Сюда нельзя! — равнодушно строго бросила она.
— Здравствуйте. А куда тогда можно? — опешил я от такого "безприветственного" обращения.
— Никуда нельзя. Что вам нужно, мужчина? — рыба напустила на себя еще больше строгости.
— Носилки и врача. Там в машине парень почти без сознания.
— А почему вы не на скорой?
— Почему, почему? Так удобнее было, — и, увидев стоящие в углу носилки, направился к ним.
— Мужчина, стойте, не то я охрану вызову! — наконец рыбина оторвала свою пятую точку от стула и попыталась действовать.
— Вот-вот, вызовите! Будет хоть кому носилки тащить. И заодно врача пригласите, чтобы больного посмотрел, — уже выскакивая из дверей, крикнул я.
Мама несчастного парнишки уже ждала у открытой дверцы машины. Мы поставили носилки рядом, и я осторожно стал стаскивать парня с заднего сиденья. Неожиданно кто-то сильный подхватил высовывающиеся наружу ноги парнишки. Это оказался водитель, который не стал равнодушно следить за происходящим. Вместе с ним мы сноровисто и бережно уложили парня, а затем понесли в приемное отделение.
Там народ явно зашевелился, но не в совсем нужном для нас направлении. Кроме означенной медсестры в комнате появилось пара бугаев, одетых в какую-то униформу. Мы с водителем, как ни в чем ни бывало, поставили носилки с мальчиком посреди комнаты и я, мило улыбнувшись, спросил:
— Врач уже на подходе?
— Какой врач? Вы, мужчина, что себе позволяете? Вот сейчас охрана выставит вас всех за дверь! — разразилась было на меня руганью медсестра, но охранники, увидев, что мы, действительно доставили серьезного больного, только махнули руками и удалились, сказав даже что-то типа "извините".
Меня достала эта упертая женщина, поэтому я, подойдя к ней, заглянул "по ангельски" в глаза и прошептал:
— Если сейчас здесь не будет врача, то ты об этом потом сильно пожалеешь.
Девица, явно испугавшись, выскочила за дверь, а я поспешил успокоить мамочку:
— Это только медсестры такие. Что поделаешь, зарплата маленькая, образование тоже. Вот сейчас врач придет и во всем разберется.
Несчастная мать согласно кивнула почему-то без выражения большой надежды на лице, и в комнате повисло напряженное молчание. Водитель ушел, и мы вдвоем прислушивались к мальчику. Пытаясь прочувствовать его состояние, я понял, что положение ухудшается и довольно быстро. Наконец, дверь резко распахнулась и на пороге возникла темноволосая женщина лет пятидесяти, низкого роста, хмуро осматривающая нас своими карими глазами.
— Где больной? — буркнула она тоже "забыв" поздороваться.
— Здравствуйте, — я, опешив от такого обращения, кивнул в сторону носилок и, извиняясь, посмотрел на мамочку мальчишки: мол, не ожидал, что и врачи здесь такие "культурные".
Но тетенька свое дело знала туго. Сразу принялась осматривать парня, буркнув нам, что она хирург. Парень только подвывал под ее руками. Её, и так невеселое лицо, все больше хмурилось.
— Срочно на анализы и в операционную! — скомандовала она почти военным тоном медсестре, незаметно появившейся за нашими спинами. Затем встала и, уже уходя, вспомнила о родственниках, обернулась и сказала. — У мальчика, похоже, перитонит, температура начинает повышаться, скорее всего, аппендикс прорвало. Еще бы пару часов и нам нечего было делать. Вы кто хоть ему?
— Мать, — ответила совсем расстроенная женщина.
