Страж неидеального мира

— Ну надо же, у этих ваших 'мастеров' есть некоторое количество мозгов, — пробурчал Александр.

— До недавнего времени я входил в самую многочисленную группу вершителей. Так мы себя называем. — Макконал проигнорировал ехидное замечание, — нас было пятнадцать человек. Более, чем достаточно, чтобы отбить у других желание поиграть в изменение мира.

— Устроить магическую дуэль что ли? — Снова не удержался от шпильки Афонов. Он и сам не мог понять, что творится в его голове. Разум, привыкший оперировать сухими фактами, громогласно требовал сдать американца в ближайший дурдом. Но где-то в глубине души зрело скверное предчувствие, что никаким помешательством здесь и не пахнет.

— В определенные моменты времени в строго определенном месте группа вершителей, объединив усилия, способна прорваться в прошлое... При условии отсутствия противодействия. Нам время, пригодное для очередного перехода, было известно не хуже, чем конкурентам. Все, что оставалось сделать — поставить 'помехи', исключив прорыв и оставив мир неизменным.

— К чему вообще менять ход истории? — Афонов неопределенно пожал плечами, — у человека вполне достаточно сил, чтобы изменить настоящее. Не всем хватает умения или желания, это да, но...

— Это уже вопрос представлений человека о том, как выглядит идеальный мир. Кто-то стремится построить светлое будущее, кем-то движет оголтелый патриотизм или приверженность религии... Встречаются и те, кто руководствуется более корыстными мотивами. Вместо того, чтобы по крупице изменять окружающую реальность, можно перенестись лет на сто назад и одним движением перекроить судьбы миллиардов людей в нравящуюся сторону.

— И у Накано и Ванеева это получилось? Что ж ваш масонский междусобойчик им не помешал? — Если все это окажется правдой... Закончить мысль Афонов не сумел. Что тогда? Искать этих чертовых 'розенкрейцеров' по всему миру? Каким образом? Счетчик Гейгера здесь, увы, бессилен.

— Идиотская авиакатастрофа, — процедил Макконал. — Вы будете смеяться, но вся наша группа за исключением меня и Андреаса погибла по совершенно дурацкой причине. Вот вам, кстати, еще один наглядный пример. Самый могучий вершитель, оказавшись в падающем самолете, бессилен. А вот попав в прошлое, можно ему дать колотушкой по затылку — и он опоздает на рейс.

— Получается, ваши супостаты получили долгожданный шанс? А вы почему не применили свой волшебный трюк с колотушкой? — В оперативной работе таким ребятам цены бы не было, иронично подумал Афонов. Хотя, если честно, от таких разговоров становится не до смеха.

— Накано и остальные сумели первыми. Долетели до Нанкина, где открылась соответствующая точка, и сумели пробить брешь в середину тридцатых прошлого века. Можно, я не буду утомлять вас деталями? Достаточно того, что нам с Мейером пришлось вдвоем гнаться за пятеркой конкурентов. Времени 'воскресить' товарищей уже не оставалось.

— За пятеркой? — Афонов нехорошо прищурился. — То есть, где-то гуляет еще трое путешественников во времени?

Этого еще не хватало.

— Нигде они не гуляют, — криво усмехнулся Макконал. Двоих из них, братьев Макао и Каору Сато, мы сумели перехватить и... нейтрализовать. Пятый, Зигфрид Штильмер, тоже вас уже не побеспокоит.

— Немец?! Гражданин Германии добровольно устроил собственной стране такое будущее? — Афонов недоверчиво покачал головой. Макконал в ответ желчно рассмеялся.

— Я уже говорил, что Накано — та еще гнида? Для прорыва в прошлое ей нужна была команда из пяти человек. Так что она сумела убедить Штильмера, что, помогая им, он возрождает Третий Рейх во всей его сомнительной красе. Ну а после того, как прорыв состоялся, нужда в попутчике отпала и несчастный парень получил пулю в затылок.

— Ну и методы у вас. — обескураженно пробормотал Афонов. Безобидные найденыши, занятые друг другом да клубничным мороженым, оказались теми еще... фруктами. — И чего они натворили в тридцатых?

— Ничего, насколько мне известно. Путешествия во времени — штука далеко не такая простая. Им удалось добраться до Оцу, где был совершен переход в более ранний период.

— Постойте, вы намекаете, что убийство цесаревича Николая — их рук дело?! — Осенило Афонова. В памяти всплыли давным-давно забытые строчки из учебников. Наследник российского престола во время визита в Оцу получил несколько пустяшных царапин от чокнутого полицейского. Раны не представляли ни малейшей угрозы. И, тем не менее, цесаревич после покушения прожил всего несколько часов: сабля убийцы оказалась смазана смертельным ядом. Сам террорист до последнего отрицал использование отравы. Ему, ясное дело, никто не поверил. Если предположить, что саблю умаслил неведомый 'доброжелатель', точно знающий кого и когда злополучной железкой будут рубить...

— О чем я и говорю. Вместо доброго и безвольного царя на престоле России оказалась та еще скотина. Изворотливая, циничная... И успешная. — Тоскливо подтвердил Макконал.

— А амнезия? — Уточнил Афонов.

— После того, как было совершено убийство, началась трансформация. Огромный пласт истории отваливался, заменяясь на новый. В это время Накано и Ванеев должны были целиком и полностью управлять процессом, но им, видимо, это не удалось. В итоге события вырвались из-под контроля. Они еще легко отделались.

— Но миру это измениться не помешало, я смотрю.

— Конечно, но проверни они все правильно — и появились бы в 2019-м с памятью, полноценными документами и прочей шелухой, необходимой для жизни. А так они оказались чужаками в собственной реальности.

— Мгм... — Афонов озадаченно почесал затылок. Найти хоть какую-то нелогичность в сказанном у него не получалось. С одной стороны — типичная теория заговора напополам с бредом сумасшедшего. Одна беда — а как еще объяснить диковинный компьютер Мейера или паспорт Ванеева? Или водительские права, выданные Андреасу в Гонолулу.

— Ну, допустим. — Озачаденно пробормотал Афонов. И что теперь делать с этим 'вундеркиндом'? С одной стороны — неплохо бы связаться с коллегами из кэмпэйтай, благо 'дело о подделке документов' вылилось в черт знает что. С другой...

От обескураженных размышлений Александра отвлекло жалобное детское хныканье, больше напоминавшее скулеж умирающей собаки. Резко развернувшись, штабс-капитан с ужасом уставился на источник странного звука. Крохотный мальчишка, зарывшийся в неопрятное тряпье, больше похож на обзаведшийся выпирающим пузом скелет, нежели на живого человека.

— Тятя, дай немного хлебца... Чуть-чуть совсем... — Афонов застыл, парализованный ужасающим зрелищем. Мальчишка тихо скулил, глядя в потолок бессмысленными глазами. Слова эти обращены вовсе не к офицеру — несчастный просто бредит. Всхлипы перешли в неразборчивое бормотание.

Штабс-капитан обернулся. Вместо прикованного к стулу Макконала — тонущие во мраке углы неведомой хибары да русская печь, щерящаяся на незваного гостя черным провалом. Опять?!

Александр грязно выматерился. Помочь мальчонке? А как ты ему, спрашивается, поможешь? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: единственный способ проявить милосердие здесь — добить, чтобы разом закончить тот ад, в котором тонет несчастный ребенок. Человека в таком состоянии уже не спасти ничем.

Афонов тихо всхлипнул. И что прикажете делать? Достать из кобуры пистолет и выстрелить несчастному в лоб? Это еще при условии, что подобное действие даст хоть какой-то результат — офицеру вспомнилась попытка дотронуться до плеча слушателя приснопамятного оратора-большевика.

Попытка подхватить с печки кривой ковшик подтвердила: единстенное, что доступно Александру в поглотившем его кошмаре — роль безвольного наблюдателя. Ладонь свободно прошла сквозь деревянную ручку, не встретив ни малейшего сопротивления.

— Тятя, дай немного хлебца...

Не выдержав, Афонов бросился прочь из хибары. Рука беспомощно провалилась в доски двери. Ах ты!.. Задержав дыхание, словно перед прыжком в воду, Александр, зажмурившись, бросился на препятствие, словно собирался высадить преграду лбом.

Он метался по занесенной снегом деревне в отчаянных поисках выхода. Самообладание отказало напрочь. Можно не кланяться пулям, рисковать собой и, что куда тяжелее, собственными товарищами. Выдержать преисподнюю, в которую его зашвырнула неведомая сила, оказалось невозможно. Заснеженные покосившиеся избы щерились на офицера безжизненными провалами окон, за которыми — ничего кроме смерти и обезображенных тел.

А еще в голове Афонова время от времени вспыхивали невесть откуда взявшиеся знания — словно неведомый диктор зачитывал бархатистым усталым голосом сводки новостей. И от новостей этих волосы вставали дыбом. Окончательно доконало Александра известие о том, что советская (что бы ни означало нелепое слово) власть приняла помощь американского правительства в борьбе с голодом в Поволжье, свидетелем которого невольно стал штабс-капитан. Если уж скряги-американцы готовы помочь...

На окраине деревеньки грязный и оборванный мужик сосредоточенно тащил в избу мешок, из которого торчала человеческая нога в валенке. К горлу подкатила тошнота. Каждый сражался с голодом как умел. Некоторые — ценой полной утраты человеческого облика.

Афонов сжал зубы в отчаянной попытке сдержать рвоту. Однако отвернуться от жуткой ноши не получалось — тело вдруг перестало слушаться. Момент перехода вновь не удалось уловить — Александр внезапно ощутил себя валяющимся на полу в грязной комнатенке, откуда и началось треклятое 'путешествие'.

— Что с вами, сударь? Вы очнулись? — Голос американца показался едва ли не ангельским хоралом. По крайней мере, его физия несравненно лучше, чем дикие картины столетней давности.

Афонов кое-как уселся. Где-то на краю сознания мелькнула сполошная мысль — страшно представить, во что превратился мундир от лежания на полу. Мелькнула и исчезла. Штабс-капитан привык относиться к внешности с подобающим тщанием, но сейчас это последнее, о чем стоит беспокоиться.

— Что-то мне подсказывает, сударь, что спросить об этом я должен у вас, — хрипло пробормотал Александр, пытаясь подняться. Встать удалось не с первой попытки, но, худо-бедно, водрузить себя на две конечности удалось.

— У меня? С чего бы? — Макконал удивился столь неубедительно, что Афонова в другой ситуации разобрал бы смех. Вот только сейчас было не до веселья.

— Какого черта мне мерещатся сцены из ваших россказней? — Прорычал штабс-капитан, наградив американца разъяренным взглядом.

— Просто побочный результат... — Майкл осекся, увидев выражение лица Александра.

— Не знаю, чему вас учили в вашей... масонской ложе, но вранье в этот список явно не входило. Лучше бы вам проявить чуть больше ума и правдивости. — В последних словах сквозила откровенная угроза. Больше всего Афонова беспокоило даже не собственное психическое здоровье, а поведение американца. Раз врет — значит, есть что скрывать.

— Из-за амнезии Накано и Ванеева, реальность очень нестабильна. — Макконал покосился на офицера с явной опаской. Говорил пленник неохотно, но страх оказался сильнее. — Если в измененном мире один из вершителей, изначально ему принадлежавших, соприкасается с предметами или информацией из 'прошлой' реальности, есть серьезная вероятность полной отмены свершившегося изменения. Так что эти галлюцинации — хороший признак. Видимо, ваш мозг вовсю принялся излучать в мир информацию о том, каким он должен быть на самом деле. Этакий троянский конь.

— Я тут при чем? — Недоуменно нахмурился Афонов. Слова Макконала отдавали совсем уж запредельным безумием, — я к вашей секте отношения не имею.

— К 'секте', конечно, нет, — американец неожиданно ухмыльнулся. На лице проступила ядовитая ухмылка. Как будто безнадежное поражение в одночасье превратилось в сокрушительную и полную победу. — Но потенциал вершителя у вас есть. Я же говорил, людей со способностями очень немало. Обучение в данном случае необязательно. Удачно получилось. Самое крайнее через неделю амнезия у Ванеева и Накано закончится — и подобный трюк уже не провернешь.

— И вы мне пытаетесь доказать, что из-за всех этих нелепых россказней, которые вы мне на пару с подельником наплели, Россия опять превратится в странноватую федерацию со всеми вытекающими? — Скептически уточнил Афонов. Можно, пусть со скрипом, поверить во все, что наговорил ему американец, но последнее известие тянуло на совсем уж форменное сумасшествие.

— Вопрос двух-трех дней. — Самое паршивое, подумалось штабс-капитану, Макконал в своих словах, похоже, не сомневается. — Что поделать, так уж устроены наши с вами головы. Вселенная чертовски доверчива к их содержимому.

— Думаю, мы с вами еще найдем, о чем побеседовать, — мрачно пообещал Афонов. — Не уходите пока никуда.

Заперев за собой дверь, офицер отправился на поиски местных обитателей. В голове царил полный кавардак.

— Узнали, что хотели? — Поинтересовался якудза, дожидавшийся рядом с охранником у выхода из здания.

— Не до конца. Есть возможность подержать его здесь еще пару дней? — Поинтересовался Афонов, вернув ключ от камеры.

— Да хоть неделю, — безразлично пожал плечами японец. — Шеф велел оказывать вам помощь, а гайдзин нас не обременит.

Александр медленно брел по кривой шанхайской улочке, вдыхая пропитавшую город вонь. Китайцы, в отличие от японцев, о чистоте заботились мало. Так что то и дело приходилось обходить кучи отбросов и подозрительного вида лужи. Интересно, каков Шанхай в той реальности, которая, если верить Макконалу, вот-вот властно заявит о своих правах на эту сумасшедшую планету?

В сорок девятом, когда правительство Чан Кайши капитулировало, японцы не очень-то долго пытались найти общий язык с новыми подданными. Имперская администрация в ответ на непрерывную партизанскую войну приступила к 'политике великого очищения'. Международный Дипломатический Конгресс, созданный после второй мировой, попытался принудить страну восходящего солнца отказаться от подобных мер, но Россия и Япония заблокировали проект декларации. Китайцы пытались бежать в пророссийскую Западно-Китайскую Республику, кому-то это даже удавалось, хотя куда больше народу перехватили санитарные кордоны японцев. К пятьдесят седьмому, когда 'великое очищение' закончилось, китайцев в японской зоне осталось чуть более шестидесяти миллионов человек. И теперь, выходит, этот забитый народ получает второй шанс на собственную страну. Как и индийцы. Впрочем, эти-то, по сравнению с китайцами, отделались легким испугом.

Афонов тяжело выдохнул и опустился на корточки, опершись спиной о стену очередной хибары. Он чертовски мало знал о мире, который, похоже, и впрямь вот-вот из-за него возникнет. Не будет поездов смерти. Немцев никогда не запрут в Сибири, где они будут медленно растворяться в местных национальностях. Столицей Германии будет не Штутгарт, а Берлин... В котором едва ли будет что-то от того размеренного провинциального болота, каким он является сегодня. Выживут сотни миллионов человек. Многие выживут, злобно подумал Александр, но только не те, кто в сорок пятом окажется в Хиросиме. И еще какие-то идиоты умудрятся славно обрезать со всех сторон ту самую Россию, которой он, Охранной Канцелярии штабс-капитан, однажды присягнул на верность. А сам русский народ вдосталь нахлебается собственной крови — куда больше, нежели в русско-германской и второй мировой.