Мозаика мертвого короля

— Не важно, — наконец, пробормотал я. — Дохлые или не совсем дохлые, это всего лишь обезьяны с крыльями.

— Маракукты, — с ужасом прошептал Сукс.

— Будем бояться мертвых обезьянок? — поинтересовался я у него.

Боец покачал головой. Мы знали, кого нам стоит бояться.

Опять заросли ежевики, за ними россыпи крылатой падали, но, слава богам, уже пореже. На камнях Рыбоед отсек лапы попытавшейся двигаться обезьяне. Бойцы настороженно поглядывали по сторонам, я оценивал обстановку. Собственно, идти дальше было некуда. Можно глянуть за последним утёсом, но там шумел прибой. Что бы там ни таилось, его давно смыло в море.

— Ещё один оживает, — сказал Сукс.

Я тоже заметил слабое шевеление в кустах.

— Сейчас успокою, — моряк, злорадно помахивая топором, направился к ежевике.

Шевеление усилилось, — тварь, словно не желая умирать во второй раз, забивалась в гущу колючек.

— Прыткий, — с удивлением заметил Сукс, — ишь, удирает.

— Стой! — рявкнул я.

Протиснуться глубже я не мог, лишь оцарапал щёку. Рыбоед срубил несколько ветвей. Стоя на четвереньках, я заметил прижавшуюся к камню тень. Маленькая и, вроде, без крыльев. Если я ничего не забыл о детях, вполне подходит под определение 'ребёнок'.

— Эй, вылезай, — неуверенно сказал я. — Мы люди. Слышишь?

Оно не шевелилось.

Пришлось лезть. Бормоча ругательства и проклиная колено, я протискивался, извиваясь на животе. Оно сидело и смотрело на меня. Наверное, всё-таки ребёнок. Я разглядел перепуганные глаза на замурзанной рожице.

— Вылезай. Не бойся, — я протянул руку.

Ребёнок вдруг отчаянно дёрнулся. Я крякнул, получив прямо в лоб. В лапке мелкого существа явно был зажат камень, да и целило оно мне в глаз. Хорошо, кусты не дали как следует размахнутся.

Я вывернул маленькую лапку, отобрав камень. Потянул из кустов — оно отбивалось яростно, но в полном молчании. Я ухватил покрепче. Оно содрогнулось и обмякло. Я выволок добычу из зарослей.

— О, мальчишка! — воскликнул Сукс.

Это уж точно. Одета моя бессознательная добыча была лишь в разодранную рубашку — виднелись запавшие ребра, ну, и всё остальное. Младенец неподвижно лежал на камнях, чудовищно тощий, чёрный от грязи, вонючий, но дышащий. Боец, однако. И как только мог трепыхаться? Не чересчур я его помял?

— Лапа у него, — тихо сказал Ри-Рыбоед.

Я рассмотрел повернутую под неестественным углом ступню ребенка и выругался. Явно сломана нога. Но это не моя вина — за ноги я не хватал. Вот, значит, почему он сомлел.

— — — — — — — — — —

Мы сделали лубок из древка копья. Рыбоед пожертвовал подолом своей рубахи для повязки. Мальчишка пару раз приходил в себя, но вновь лишался чувств, видимо, боль была изрядная. Ни малейшего звука он так и не издал. В момент, когда глаза мальчишки были открыты, я спросил:

— Эй, воин? Как тебя зовут?

Молчание. Наверное, немой. Почему бы и нет? Дохлые обезьяны едва ли хорошие собеседники. С ними онемеешь.

Парни волокли добычу поочерёдно. Мальчишка почти ничего не весил, но вонял немилосердно. Даже когда мы выбрались с обезьяньего кладбища, облако мерзкого аромата следовало вместе с нами.

'Бородавка' осталась за спиной, когда мы услышали испуганное ржание лошадей и вопли Бороды. Подгонять бойцов нужды не было — мы напрямую проламывались сквозь кусты и прыгали по камням. У меня мелькнула мысль оставить Рыбоеда, волокущего на плече улов, в тылу, но это было бы опрометчиво. Отягощённый мальчишкой, он может не отбиться, да и не ясно, что случилось с Бородой.

Скатываясь по камням, я как раз успел увидеть, как лошади рвут поводья и исчезают во тьме. У маленького костра катался пёстрый клубок: Борода и несколько диких кошек. Ещё одна, волоча неподвижные задние лапы, пыталась отползти во тьму. Глухое рычание и фырканье кошек, треск разлетающихся головней, вопли Бороды — нашему однорукому кормчему приходилось туго.

Одна из кошек при моём приближении совершила дивный прыжок и исчезла в камнях. Второй повезло меньше — я с оттяжкой рубанул её по шее. Кошки, яростно шипя, рассыпались: размера они были среднего — едва ли самая крупная из самок, поднявшись на задние лапы, превысила бы ростом взрослого человека. Всего четыре киски — ту, с разрубленным хребтом, брать в расчёт нет смысла. Справимся.

— По голове их, милорд! — завопил Сукс, уже прикинувший стоимость жёлто-серого меха.

Очевидно, кошки отправлять свои шкуры на глорский рынок не торопились, потому что прыгнули в темноту. Лишь короткохвостый подросток устрашающе зашипел и кинулся на меня. Я сунул ему в пасть защищённое наручем предплечье, устоял на ногах и распорол мечом пушистое брюхо. Рыбоед, подскочив с другой стороны, всадил своё сильно укоротившиеся копьё в горло коту.

— Шкуру! Шкуру! — горестно вопил Сукс, норовя метнуть копьё в кошку покрупнее. Но кошки уже скрылись в расщелинах, лишь из темноты донесся раздражённый вой.

Кот-придурок, подбитый нами, ещё извивался, упрямо полз к моим ногам. Должно быть, в его пятнистую родословную и осёл затесался. Я разрубил коту голову и рявкнул на Рыбоеда:

— Груз держи!

Боец отпрыгнул к мальчишке, оставленному на камнях. Сосунок пришёл в себя, во все глаза пялился на нас и подыхающих котов.

— Живей, парни! — сказал я, поглядывая в темноту. Едва ли коты рискнут напасть вновь, но следить за нами определённо будут. Таких злопамятных зверушек ещё поискать.

У нас осталось две лошади. Мне было жаль удравшего Смыка, отличный был мерин. Впрочем, нужно было что-то срочно предпринять — Борода был плох, и король нам потерю лучшего кормчего едва ли простит. Мы кое-как замотали разодранное брюхо однорукого — кошачьи когти располосовали его от грудины до паха — странно, что потроха ещё не вывалились наружу. Борода стонал. Я смочил ему губы из фляги и вытер окровавленные руки о штаны раненого:

— Грузи!

Сукс уже сидел в седле, мы подняли ему раненого, и боец обнял грузное тело, с трудом удерживая его верхом. Борода замычал от боли.

— Облапь получше, — приказал я Суксу. — Боги простят.

Боец что-то пробурчал, крепче обнимая раненого. Рыбоед, беря коня под уздцы, обернулся ко мне:

— Мальчонке воды бы и пожрать. Похоже, он смерть как голодный.

Я пожал плечами. Еды у нас с собой всё равно не было.

К фляге мальчишка потянулся сам. Значит, человеческую речь понимает. И то хорошо. Пока он чмокал, жадно высасывая воду, я отошёл к коту и выдрал из раны кусок мышцы. Теплое жёсткое мясо поддаваться не хотело, пришлось обрезать кинжалом.

— Поехали.

Я вскинул в седло добычу: мозгляк содрогнулся от боли, но только крепче вцепился во флягу. Я сел за ним, придерживая хрупкие мышиные плечи, тронул коня. Мы двинулись по скалистому лабиринту. Мальчишка снова сосал из фляги. Когда он начал отдуваться, не в силах больше переливать воду в себя, я отобрал флягу и сунул окровавленный комок:

— Жри.

Он замешкался только на мгновенье и впился зубами в кошачье мясо. Хорошо. Такой будет жить.

Мясо я вскоре отобрал и швырнул в кусты — уж слишком жадно мозгляк его грыз. После долгого голодания могут и кишки завернуться.

К Кедровой бухте мы выбрались только на рассвете. Кошки следовали за нами, пугая истошными завываниями. Но куда больше бойцов встревожил опомнившийся и вздумавший вернуться к нам Смык. Замечательно, я всегда знал, что мой конь на редкость разумная скотина.

Бормотал проклятья Сукс, — удерживать грузного Бороду было сложно. На берег ложился туман. Я качался в седле, мальчишка то ли дремал, то ли вновь лишился чувств — невесомое тельце норовило соскользнуть с седла. Но ребёнок явно не был призрачным — у призраков не бурлит в животе. Да и воняли его светлые, слипшиеся волосы по-прежнему весьма резко. Вот ведь обезьяний выкормыш.

* * *

— Отлично. Просто отлично.

Давно я не видел нашего пятнистого короля в столь хорошем расположении духа.

— Мы должны это отпраздновать, — решил Эшенба, расхаживая между разрушенными зубцами стены. — Теперь всё пойдёт на лад. Всё складывается.

Это уж точно. Мне было абсолютно непонятно, кем мы заменим Бороду. На ноги он встанет нескоро. Если вообще встанет. Как кормчие, Джоу и Лучок его никак не заменят.

— Честно говоря, я не думал, что удастся. Колдун кое-что всё же умел. Найти стаю дохлятины и вытащить щенка из такой дали, а? Ну, ты теряешься в догадках, мой друг?

— Боюсь, я действительно не уловил суть интриги, Ваше Величество, — признал я.

Король счастливо засмеялся-закашлял.

Честно говоря, мне было неинтересно. Борода при смерти. Тело колдуна ещё вчера приняло море. Без хорошего кормчего 'Сопляк' ощутимо потерял в манёвре, а покойный колдун замечательно предсказывал погоду и чуял, где искать 'купцов'. Интересно, что мы придумаем, когда станут заканчиваться припасы? Из Глора много не привезёшь.

— Нам нужен новый колдун, — решил король. — Этот мне нравился, хотя и был слизняком.

— Хорошего колдуна найти будет нелегко, — осторожно сказал я.

— Найдём. Вы с Закройщиком найдёте, — Эшенба хлопнул меня по плечу. — Собирайся в Глор, мой друг.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

Тусклые глаза короля уставились на меня:

— Если ты, как девка-недотрога, стесняешься спросить, что я задумал, возможно, мне стоит рассказать самому. Так?

В голосе короля звучала явная угроза, и я счёл за лучшее пояснить:

— Ваше Величество, я лишь ждал, когда вы с Закройщиком обдумаете план. Вы же знаете, я всегда предпочитаю прямой путь, тонкостей не понимаю.

Король снова закашлялся смехом:

— Закройщик — славный малый. Он ещё нужен. Славный выдумщик, просто кружевница. Даже гадит идеями. Но в деле я куда больше полагаюсь на тебя.

— Благодарю, Ваше Величество.

— Не стоит, Либен. Нам предстоит обделать кое-какие мелкие делишки. Пойдём, у нас еще остался тинтаджский джин.

У короля я, к счастью, бывал редко. Зал, служащий по совместительству королевской спальней и кабинетом, да крошечная каморка-кладовая, — везде ощущался запах сухого тлена. Сказать об этом королю никто не решался. Его девки использовали все благовония, добытые на 'купцах', но это лишь делало запах смерти тошнотворно-изысканным.

Я поспешно проглотил кружку джина. Северный напиток был хорош. Жаль, миновали времена, когда алкоголь позволял моему мозгу отдохнуть.

Королевские девки бесшумно возились у низкого стола. Было их почему-то четверо. А, Светленькая ещё жива. Вон её голая спина, со свежим рубцом на лопатке.

Король, небрежно играя кубком, придвинулся ко мне, и я забыл о пустяках.

— Ты оказал мне серьёзную услугу, — сказал король. — Это костлявое создание, что вы нашли, имеет немалую ценность. Ты знаешь, что в нем весьма благородная кровь?

— О! С виду не скажешь.

— Могу поручиться, — пробормотал король, улыбаясь. — В нём хорошая кровь. Моя. Видишь ли, он мой сын.

Видимо, на сей раз удержать приличествующее выражение лица я не смог.

Король захохотал, сплюнул в свой кубок.

— Обдумай, обдумай эту новость, Либен.

— Поздравляю, Ваше Величество. Я и понятие не имел...

— Что ж, и у меня есть свои маленькие личные тайны, мой друг. Ты помнишь Мариэллу? Восхитительная была сука...

Мариэллу я помнил. Изящная светловолосая красотка, судя по повадкам, из Пришлых. Сколько она была королевской любовницей? Примерно год? Мы тогда взяли Глор. Взяли всё Северное побережье. Быстро взяли и ещё быстрее всё потеряли. Я тогда командовал двумя сотнями бойцов, и не слишком-то следил за интимной жизнью своего короля. Но ту стерву помню. Было в ней что-то. Не девка — любовница. Наверное, король тогда был не совсем в себе, раз ограничился единственной красавицей. Впрочем, живому человеку свойственны слабости. Потом король погиб, а эта Мариэлла оказалась достаточно умна, чтобы догадаться, чем грозит статус фаворитки, хм, не совсем живого монарха. Впрочем, корону Эшенба потерял вместе с жизнью. Прелестная стерва вполне справедливо решила, что столько чувствительных потерь ей не вынести. Насколько мне помнится, она умудрилась удрать. Весьма предусмотрительная красавица, и явно поумнее меня. Интересно, что сейчас...

— Она подохла, — с некоторым удовлетворением сообщил король. — Нет, я до неё добраться не успел, были иные заботы. Зато на севере её догнали наши с тобой знакомые. Помнишь, мы поджарили живьём одного божка, у которого оказалось уйма жрецов? Меня они отыскать не сумели, и увязались за прелестной Мариэллой.

— Какая отвратительная мстительность, — поразмыслив, сообщил я.

— Дарково племя, фанатики, — согласился король. — Шлюху мне не жаль, хотя я предпочел бы сам разобраться с её нежным тельцем. Но оказалось, она успела понести от меня.

— Наследник, — понимающе кивнул я.

Король расхохотался. Он хохотал и сплевывал. Подошла Жани, приняла кубок. Я старательно отвернулся от её вызывающе оголённых плеч и груди. Король зорок, потому совершенно незачем замечать звон драгоценностей и призывную яркость помады.

— Забавно, — сказал король, наконец, справившись с приступом веселья. — Я так и ждал от тебя подобной глупости. Наследник? Нужен ли мне наследник? Мне нужно хорошее тело и тепло. И ещё кровь, горячая бурлящая кровь. Кровь в моих жилах. Будь прокляты боги, я хочу вернуть свою кровь...

* * *

От джина у меня ломило виски. Выпил я порядочно, и носы сапог норовили зацепиться за неровные каменные плиты. В последние годы забыться с помощью спиртного мне не удавалось. Но сейчас мне требовалось просто поспать. Ночь выдалась хлопотливая. В своей комнате я кое-как избавился от кольчуги и одежды, — вонючее тряпье швырнул к порогу, — если эти опухшие шлюхи не догадаются выстирать одежду, выпорю обеих.

Повалившись на койку, я ещё раз подумал, что Закройщика нужно удавить в ближайшем будущем. Безумный болтун. Я видел, как он пытался перелить королю кровь. Сначала брали крупных мужчин, потом толстых, потом молодых, — у них, видите ли, кровь быстрей. Люди дохли, сутки или двое король был доволен, потом начинал потеть какой-то черной слизью. Закройщик оправдывался, скулил, что королю нужна особая, лучшая кровь. Уморил нескольких благородных лордов, вгоняя им в вены специально выкованные трубки-иглы. Кстати, мне стоило большого труда заказать их в Глоре. Толку было мало, — кровь опять не подошла великому Эшенбе.

У него сын... Где-то я слышал, что дети должны кормить своих отцов. И после смерти тоже? Безумие. Мы все давно спятили, а когда появился Закройщик, мы сошли с ума ещё раз.

Кровь мальчишки? Там крови не больше стакана.

Я хочу заснуть.

* * *

Одежду мне всё-таки выстирали. Сохла на сучьях, вбитых в щели под уцелевшей аркой галереи. Пока нужно одеть что-то другое. Открываю сундук. Одежды полно, но подбирать что-то из неё я ненавижу. Снята с мёртвых людей, и, надев, это остро чувствуешь кожей несколько дней. Можно надеть мой 'городской' наряд, но он скоро понадобится для дела. Скребутся в дверь.

— Могу я помочь милорду одеться?

Служанка. Запомнить, кто из них Джи, а кто Виллета, я не в силах. Обе ширококостные, с вечно распухшими мордами, с сальными, неровно обрезанными волосами. Вероятно, баба, ежедневно пропускающая через себя по пятнадцать жадных самцов, неизбежно приобретает определённые черты лица. Зато не худеет даже голодной зимой. Крепкие леди.