Вовка-центровой

-Я тебе обгоню,— лаконично ответил отец, — как придем, так придем, баня пока кто-то будет мыться, не закроется.

-Ага, а пар, ты сам все время говоришь, что пару не хватило.

-Ну, это такое дело, сынок, пару вишь, всегда не хватает.

Они зашли в почти полностью заполненный вестибюль, люди сидели на стульях, ступеньках лестницы, и даже на своих сумках. Мама прошла к кассе, у которой, как ни странно, народа не было, и купила четыре билета.

После этого они разошлись, отец с сыновьями занял очередь в мужской гардероб, а мать в женский. Настало томительное время ожидания. Время от времени со второго этажа спускался распаренный побритый мужичок вальяжно подходил к стойке гардероба и протягивал алюминиевый номерок на шнурке. В ответ ему выдавалась кепка, или куртка, и потом он нырял в темный проход, откуда раздавались мужские голоса и звяканье пивных кружек. Счастливчик из очереди срочно отдавал гардеробщику какую-нибудь вещь, и почти бегом устремлялся наверх. Не прошло и трех часов, как Фомины получил два номерка, двинулись наверх.

В раздевалке в три ряда стояли шкафчики с номерами. Мишка бегущий впереди быстро нашел нужные, соответствующие номеркам гардероба.

Сумки были поставлены на пол шкафчиков, грязная одежда сложена в пакет, достаны лыковые мочалки и куски стирального мыла. И, наконец, батя, развернув главный пакет, вытащил сухой дубовый веник.

-Ты Лександрыч, я гляжу, веников на год вперед сушишь,— сказал, улыбаясь, раздевающийся рядом мужчина,— лето на дворе можно и свежий нарвать, он духовитей будет.

-Ага, — скептически ответил батя, — духовитей — это да, а вот лист как сопли липнуть на теле будет. Я уж лучше прошлогодним побьюсь.

Его старший сын из своего опыта, гораздо большего, чем у отца и его соседа, мог бы многое добавить по этому поводу, но благоразумно промолчал.

-Вовка, сходи-ка к тетке Марье, пусть наши шкафчики закроет, сказал отец и встал, собираясь идти в мыльню.

Тот отправился к выходу из раздевалки и дошел до стола, за которым пила чай неопрятная старуха, равнодушно взирающая на мужские муди.

-Э-э, здравствуйте, батя шкафчики просил закрыть, — сказал он бабке, даже не поднявшей на него взгляда. Вместо ответа она вздохнула, встала и взяла ключ, представляющий ручку с короткой изогнутой углом толстой проволокой. Она прошла за ним вставила проволоку в дырку на дверце и поворотом ручки, закрыла его, потом второй.

-Номерок не потеряй, тетеря, — сказала она Вовке, увидев. что тот вертит его на пальце.

-Не бабуля, не потеряю,— ответит тот и пошагал в мыльню. В большом гулком зале мылись несколько десятков мужчин и детей самого разного возраста, не было только самых мелких. Пока Вовка ходил, его брат и отец уже нашли себе место и на лавке стояли три шайки с положенными туда мочалками. Места эти уже были окачены кипятком и слегка парили. Батя обвел глазами зал и не найдя больше свободных тазов в своем запарил веник. Номерки были привязаны к ручкам шаек.

-Ну, что орлы, пошли в парилку,— сказал отец.

-Да ну ее, там страшно, ничего не видно, шум такой, все кричат, можно я здесь посижу, буду мыться, честно!— начал ныть Мишка.

Отец посмотрел, махнул рукой.

-А, сиди, а то, как в прошлый раз не дашь посидеть нормально, пошли Вовка.

Они зашли в дверь парной и замешкавшему Вовке сразу крикнули сверху:

-Эй, пацан, двери закрывай!

Да, пожалуй, такой парилки ему видеть не приходилось. К ее обустройству отнеслись очень просто, про сухой пар здесь никто знал. Под, возвышающимися к потолку сиденьями, из стены торчала труба с вентилем, откуда с шумом, клубами тумана вырывался пар. В этом пару было почти ничего не видно, одна лампочка под стеклянным колпаком не могла хорошо осветить эту камеру пыток. И на всех ступенях сидели и хлестали себя вениками десятка полтора мужиков. Кто есть, кто можно было разглядеть только с полуметра, но старшего Фомина узнавали по размерам.

-О Пашка, зашел, ну давай к нам на верхотуру залазь! И сынка привел, правильно, о ни .. себе, это что у него от молнии, что ли,— разошелся один дедок, увидев Вовкину спину.

-И вечно ты Ермолаич, лезешь с вопросами своими, — прогудел с верней полки здоровый черноволосый амбал, -Пашка, давай сюда сразу наверх, и сынка волоки, будем его по-нашему лечить, по-деревенски.

Они уселись на горячую, мокрую, широкую скамью, Некоторое время сидели молча, ожидая, пока кожа даст пот. Но во влажном пару, было трудно определить этот момент.

-Нет, конкретно,— эта парилка Вовке не нравилась, очень влажно, душно. Но другой, увы, не пока не было.

Он посидел среди мужиков, без особого желания попарил себя веником.

Мужики, же от души нахлестывая себя вениками, разговаривали о том, о, сем. Как вдруг один из них сказал:

слушайте, собрался в баню выхожу на улицу, а к Плесковским черный "воронок" подъезжает..

Все на мгновение замолчали, потом уверенный голос Ермолаича нарушил тишину.

-Да что вы робя приуныли, что там с Мишки взять, работает на своем компрессоре, и знать больше ничего не знает. Может, перепутали с кем?

Постепенно разговор оживился, всем хотелось, чтобы у Мишки, который, видимо был известен всему поселку, все было хорошо.

Но в Вовкиной, сейчас почти фотографической памяти звучали Славкины слова:

-Сашка Плесковский взял у отца мелкашку пострелять.

Ему вдруг надоело в парной, он вышел и присоединился к Мишке, который сидел около тазика и валял дурака.

С его приходом брат оживился и начал кое-как мыться. Вскоре к ним присоединился и отец. Он был мрачен, и несколько раз выругался, а Мишка словил подзатыльник. Они помылись до красноты натерли друг другу спины и, ополоснувшись пошли одеваться. Увидев очередь в парикмахерскую, отец чертыхнулся и направил свои ноги в буфет. Мама, как и следовало, ожидать, еще не появлялась.

Буфет также был полон народа, но из этой очереди Павла Александровича уже было не оторвать За стойкой стояла огромная буфетчица, увидев Фомина, к которому была явно неравнодушна, она воскликнула:

— С легким паром, Павел Александрович, вам, как всегда?

И тут же налила ему две кружки жигулевского, причем шапка пены была не в пример меньше чем у его предшественников.

Парням было куплено по бутылке ситро, они подошли к одной из пустых бочек, во множестве, стоявших в зале и принялись за питье.

Краем уха Вовка слышал разговор стоявших за соседней бочкой.

-Это пацанье, придурки, стреляли в водонапорной башне. Представляешь, по газетному портрету Сталина, суки. Ушли и даже пробитую газету не сняли. Кто стукнул, х. з.? Только кипешь такой поднялся, всех парней и родителей взяли, что теперь будет х.з?

Батя тоже услышал этот разговор и, наклонившись к Вовке, очень тихо спросил:

— Ты то почему не там? Славка же твой друган лепший?

Вовка в тон ему шепнул

— Я отказался, пошел гулять с Леной.

Отец выпрямился, и облегченно вздохнул, по его лицу потек пот, он залпом выдул вторую кружку и пошел еще за двумя.

Вскоре в дверях буфета появилась мама, она с тревогой оглядывала зал, и, увидев своих, мгновенно успокоилась.

-А вы еще лимонад пьете, налейте и мне стаканчик, — попросила она, тщательно заматывая голову полотенцем.

Закончив с пивом, отец повел свое семейство домой. Уже совсем стемнело, и только редкие фонари освещали улицу, по которой шли такие же припоздавшие банщики.

Когда пришли домой, и мать стала разбирать сумки, отец взял кисет с махоркой, ловко не глядя, скрутил самокрутку, и предложил Вовке прогуляться.

Они медленно шли по улице, было тепло, и даже душно, наверно скоро соберется гроза.

Отец курил, и молчал. Стоявшая на углу стайка подростков, приблатненого вида, увидев их, перебежала на другую сторону улицы, и оттуда робко поздоровались.

-Ну, что сын, ты понял, что все не так просто,— наконец, спросил он,— ведь эта девочка тебя сегодня спасла от тюрьмы, ты понимаешь?

-Вовка сделал вид, что проникся, не будет же он говорить отцу, что если бы он присутствовал при этом событии, то просто не дал бы повесить такою газету в качестве мишени.

-Ты уже взрослый парень, понимать должен, что можно, что нельзя.

-Папа,— прервал его сын,— ты знаешь, сегодня ко мне физорг завода подходил, спрашивал, не соглашусь ли я в молодежной заводской команде играть.

Отец нахмурился.

-Ну, а ты что сказал?

-Я сказал, что, в общем, не против, но чтобы он сам с тобой поговорил, разрешишь ты или нет.

Старший Фомин повеселел,—

-Ну, если с моего разрешения, тогда подумаем. Тебе же придется на работу устраиваться на завод. Я слыхал, про эту команду, говорили, завод купит, форму спортивную, отдельный паек у вас спортивный будет, по крайней мере, на партийном собрании это дело мы обсуждали, все понимают, что если после работы, да еще и бегать, без еды вы ноги протянете. Ну, а учиться сможешь в вечерней школе, да и деньги не лишние в семье будут. Ты знаешь, я пожалуй и соглашусь, только вот возьмут ли тебя? Хлюпик ты у меня еще.

Ну, тут батя, пожалуй, хватил лишку, хотя, конечно, он сравнивал сына с собой. Только, что сравнивать кряжистого мужика 190 сантиметров роста и сто двадцать килограмм веса, который на войне чуть ли не одной рукой подталкивал снаряд Катюши на направляющие вместе с двумя заряжающими, тащившими этот снаряд на лямках. и ,паренька, пятнадцати дет, который только начинает, по-настоящему расти. А так он ничем не был хуже своих сверстников.

Они пришли домой, ужин уже грелся на плите, рядом с огромным баком, в котором собиралось кипятиться белье.

-Ну, что насплетничались, — с любопытством спросила мама,— со мной то поделитесь, о чем разговор был.

-Так вот мать, будет наш сын футболистом, честь завода защищать,— громко сообщил Павел Александрович.

Мать села на табуретку.

-А как же школа, мы уже и деньги на учебу отложили?— спросила она.

-А что деньги пригодятся, парень работать будет, тренироваться, ну и вечернюю школу будет посещать — бодро изложил батя.

-Ну, вот, Вовка на завод пойдет работать, а мне в эту школу снова идти, так нечестно,— заныл Мишка.

Отец улыбнулся.

— Учись парень, ученье свет, а не ученье тьма. Кто это сказал, не помнишь?

Мишка уныло покачал головой.

-Великий полководец это сказал — Александр Васильевич Суворов, так что учись сынок, ты у меня точно офицером станешь,— сообщил отец

Вовка мог бы уточнить происхождение русской пословицы, но не стал, зачем вносить смуту в тихий вечер и говорить о библии.

Когда сели за стол отец огласил программу на воскресенье:

-Так завтра встаем в пять часов, Вовка, помогает матери с бельем разобраться. Мишка за червями. Я готовлю снасти. И чтобы к шести мы были уже на реке.

-Ура, рыбалка,— раздался Мишкин вопль. Мама сердито сказала:

-Пашка, ты опять за свое, сколько можно, один выходной и ты опять на рыбалку и парней за собой тащишь. А кто уборку делать будет, белье полоскать?

-Люда, это ты опять за свое. Ну, что переживаешь. Посидим зорьку, и часам к десяти— одиннадцати придем. Парни займутся уборкой, а мы на колонку пойдем белье полоскать. Ну что ты хмуришься, моя желанная.

Отец обнял маму за плечи, та, казалась в его объятьях маленькой девочкой.

-Паша, ну так нельзя, то меня в упор не видишь, а как, что-то нужно, так сразу желанная,— воскликнула мама. Но по ее порозовевшему лицу и улыбке было видно, что Павел Александрович хорошо знает, как разговаривать со своей женушкой.

-Ладно,— сказала она,— идите уж, но смотрите, если к одиннадцати утра не появитесь, худо вам будет.

-Появимся, мама, появимся,— хором заверили три мужика, сидящие за столом.

Когда сильные руки отца сдернули с Вовки одеяло, тот еще спал и видел сны, как он вколачивает очередной гол в ворота соперников на стадионе в Лунниках, и тысячи людей на трибунах кричат,— Гооол.

-Вовка, вставай, пора, — шепнули ему в ухо. Он открыл глаза, было еще совсем темно. Над ним отец расталкивал не желающего вставать Мишку. Тот сонно ворочался в постели и отбивался, как мог. Отцу надоело, и он просто взял и вытащил его оттуда.

Чайник уже гудел на плитке. Вовка выжимал еще горячее белье и складывал его таз, из которого потом мать будет его доставать и отстирывать на стиральной доске. Мишка схватил жестяную банку в коридоре и саперную лопатку убежал с воплями палисадник копать червей.

Отец тем временем заварил сухарницу, их любимое блюдо. Полпакета черных сухарей с небольшими вкрапления единичных белых сухариков, было щедро посыпано солью, мелко нарезанным луком, это все он залил бурлящим кипятком и удобрил двумя столовыми ложками постного масла.

Мишка, зашедший через двадцать минут восторженно взвизгнул

-Ура тюрю будем есть!

-Тише,— угрожающе сказал батя,— сейчас мать разбудишь, получишь по башке!

Они сели за стол и в три ложки в мгновения ока подъели всю сухарницу из большой жестяной миски. Потом был кирпично-красный чай с отколотым кусочком кускового сахара в прикуску, и затем рыбаки, накинув куртки, отправились к реке. По широкой тропе таких рыбаков двигалось немало. Они тихо беседовали между собой, старательно избегая темы рыбной ловли. Когда пришли к реке, то солнце уже освещало их берег. Другая же сторона была еще в тени.

Старая плоскодонка, лежала затопленная в воде. Отец напрягся, мышцы на руках вздулись буграми и он с хеканьем за цепь, вытащил лодку, заполненную водой на берег. Потом они повернули ее на бок и смотрели, как оттуда выливается вода, вместе с мальками и прочей живностью.

-Батя, — спросил Вовка, — а почему у нас лодка затоплена в воде?

Тот с недоумением посмотрел на сына.

-Ох, я все сам забываю, что ты не помнишь ни черта,— ругнулся он,— да все руки понимаешь, не доходят высушить, а потом проконопатить, и просмолить. А так, по крайней мере, если и течет, то совсем малость.

-М-да — подумал Вовка, — вот еще у меня одна задачка появилась, — ведь рыбалку он любил не меньше, чем его новый отец.

Из прибрежных кустов было извлечены весла, две доски и камень с веревкой, какие-то глиняные шары. Со скрежетом открылся замок на цепи. И через несколько минут лодка была уже на воде.

-Вовка, Мишка давайте на весла и на наше место гребите, — сказал отец и уселся на заднее сиденье, отчего нос лодки немедленно задрался вверх.

Парни налегли на весла и медленно двинулись вверх по течению. Двигались они недолго до большого затона и по указанию отца встали как раз в том месте, где течении реки встречалось с медленной водой затона, образуя заметную струю с мелкими водоворотами.

Тем временем, пока они пыхтели на веслах, отец разбирал удилища.

Когда встали на якорь, и течение развернуло лодку, батя вручил им удочки. Длинные сухие ореховые удилища были, в общем неплохи. Но вот все остальное... Толстая, пожелтевшая леска, наверно с полмиллиметра, конечно, никаких катушек, ржавые крючки и поплавок из пробок, через который продернута леска и заткнута спичкой. Грузила были сделаны из свинцовой ленточки обернутой вокруг лески и закушенной зубами.