Кому верить?

Ответить девушка ничего не успела, так как из дома выскочил Арман, оповещённый слугами о прорвавшихся в сад гостях.

— Никон, Хейм, неужели соскучились по мне?!

— Арман, по городу идёт весть, что у Бога ты деву чудную похитил, − не отрывая глаз от Ксении, произнёс сладкоречивый Никон.

— Как мог ты скрыть от нас красу такую, − вторил ему Хейм.

— Пройдёмте в дом, друзья, рад видеть вас, − ответил приглашением молодой хозяин.

— Только вместе с леди Ксенией. Ты уже достаточно насладился её вниманием, позволь и нашим очам порадовать себя красотой, − не отступал Хейм.

— Да-да, Арман, тебя мы видели уже сколько раз, ты нам давно надоел, дай усладить своё чувство прекрасного.

— Нас ждут вино и угощение, а Ксюшу позвала леди Орис, − всё ещё пытаясь быть приветливым, отталкивал от девушки своих приятелей хозяин.

Ребята сразу услышали, как по-домашнему он назвал деву и как почти приказал ей уходить, называя свою мать не мамой, а леди Орис. Им было понятно ревностное отношение друга к ним, очевидно, что такое сокровище не стоит никому показывать, пока не женился, да и после лучше скрывать. И всё-таки девушка была чудо как хороша, возможно, из-за неё стоило пренебречь и дружбой во имя продолжения своего рода.

Конечно, Ксения, услышав, что её зовёт леди Орис, сразу попрощалась и ушла, а друзья остались с Арманом, но с тех пор жизнь её усложнилась. Через какое-то время слуги стали шептаться, что за домом следят. Орисы усилили охрану, но вскоре одна из служанок пожаловалась, что её хотели подкупить, чтобы она вывела молодую баронессу из дому. Напряжение витало по особняку, а когда молодого графа стали задевать и втягивать в драчливые разборки его же друзья, стало понятно даже Ксюше, что добром всё это не кончится.

Её никто ни в чём не упрекал, но настоятельно просили быть осторожной и никуда ради её же безопасности не выходить. Девушка снова начала внутренне зажиматься, чувствовать себя крайне неловко из-за причиняемых ею неудобств, и снова виновником всех её проблем была неординарная внешность. Хотелось бежать ото всех подальше, скрыться, спрятаться, быть всегда одной, но глупость своего неконтролируемого желания она прекрасно осознавала и пыталась стать незаметной хотя бы в доме, не замечая, как расстраивается из-за этого Арман.

Лорд и леди Орисы прилагали все усилия, чтобы уберечь Ксению от чужих притязаний. Они тоже подвергались давлению со стороны, являясь опекунами девушки, но они в отличие от подопечной были готовы к этому. Предложения на брак поступали с завидной регулярностью, оставалось только дивиться, откуда такое количество аристократов прослышало об их родственнице. Они отказали временно в посещении своего дома не только мужчинам, но и женщинам. Оказываемое давление на семью можно было если не прекратить, то умерить, если бы Арман женился на Ксении, и она забеременела бы. Однико сын упёрся, опасаясь, что сейчас девушка слишком замкнулась и откажет ему, не давая больше шансов на ухаживания. Он видел, что с ней творилось неладное и она сильно переживала происходящее. Она перестала наряжаться и украшать себя. Его гостья больше не пела и вела себя тихо, словно тень.

На семейном совете Орисы решили покинуть город и уехать в загородное поместье. Там, решили они, им будет легче держать оборону и противодействовать прессингу, защищаться от любопытства сторонних людей. Однако на выезде из города их кортеж остановил не кто иной, как приятель Армана, Хейм.

— Арман, − крикнул он, поскольку охрана не подпускала его подойти ближе, − я не буду нападать на тебя, словно преступник. Я вызываю тебя на битву за обладание прекрасной леди Кантемир Атис.

— Вы с ума сошли, лорд Кессинг, − зло ответила леди Орис, − ничем иным как нападением нельзя назвать ваш вызов. Будьте уверены, Его величество не оставит без наказания ваше разбойничество.

— Ваше сиятельство, я сожалею, что вы станете свидетелем, но дальше я вас не пропущу. Либо мы сражаемся с Арманом, либо я приказываю своим людям освободить леди Ксению.

— О каком освобождении вы говорите! − выскочила из кареты Ксюша. − Это вы, и такие как вы превращаете мою жизнь в наказание! Из-за вас я ненавижу свою красоту! Ваша жадность, стремление схватить, обладать, изничтожает во мне тягу к жизни! Оставьте меня в покое! − выкрикивала девушка, срываясь в истерику, выплёскивая всё, что накопилось.

Хейм нахмурился, ему было бы приятно получить любящую и расположенную к нему жену, но, в конце концов, когда дело идёт о потомстве и на кон поставлена многолетняя дружба вкупе с проблемами с законом, то женские слёзы не стоят дорого.

— Арман, принимай решение. Я не хочу устраивать бойню, соглашайся на поединок.

Лорд Орис старший оценивающе смотрел на людей, которых привёл с собой граф Кессинг. Шанс у его семьи выбраться из передряги был, но и риск всех потерять огромен. Положив руку на плечо сына, он вынужден был утверждающе кивнуть. Арман также склонялся к тому, что вызов принять придётся, иначе могут пострадать отец и мать. Однако сомнения и его желание избежать битвы были обоснованы. Хейм Кессинг был сильнее физически и опытнее во владении оружием. Шанс выйти победителем у Армана к сожалению минимален.

Мужчины молча выбирали территорию, на которой произойдёт поединок, огородили её. Леди Орис, враз осунувшаяся и напряжённая, сидела прямо на земле, понимая, что ничего поделать не может. В данной ситуации слабым звеном оказались они с мужем. У сына был шанс, прикрываясь своими людьми, бежать вместе с Ксенией, но они с Андрэ сейчас стали помехой. Она должна была это предусмотреть. Теперь на её совести угроза сыну и поломанная судьба Ксении.

А Ксюшу колотило от неотвратимости приближающейся беды, от того, что все словно смирились с предстоящим убийством. Она видела, ощущала хищность в движениях Хейма и понимала, что Арман, светлый, весёлый, фонтанирующий идеями, не сможет противостоять воину. Может графу Кессингу и не доводилось 'пороха нюхать', но по сравнению с молодым Орисом он выглядел умелым и бывалым воином.

'А кто будет следующим?', − кричало внутри Ксюши отчаяние.

'Где должен будет поместить её Хейм, в каких подвалах она будет содержаться, чтобы никто другой не смог покуситься на неё?'

Наверняка найдутся ещё 'освободители' и 'вырвут её из лап гнусного графа Кессинга'.

'А если она будет уже беременна, ведь её берут на развод племенного потомства. Всему этому сумасшествию не будет конца'.

Беспросветные мысли толкались в голове одна страшнее другой. Новый прекрасный мир вдруг оказался коварной ловушкой. Никто как Орисы не станет с ней церемониться. Её жизненный путь отныне будет щедро поливаться кровью!

Всё смешалось в её голове. Прошлое, настоящее, действительное и надуманное, а серьёзные мужчины с оружием наяву, а не в кино, усугубляли внутреннее состояние. Под конец, заметив подавленную Софи, сидящую на земле, в голове Ксении билась только одна мысль. Ей помогли, приютили, обогрели, а она отплатит им смертью единственного сына.

Поединок начался. Все смотрели только на сражающихся. Девушка, доведённая до отчаяния, усугубляющая и изрядно преувеличивающая в своих мыслях своё значение во всей этой трагедии, продвинулась в первые ряды насупленных зрителей и, словно неживая, ждала развязки. Она накрутила себя так, что ей казалось, что все беды в мире от неё.

Проявляя невиданную ранее для неё смелость и ловкость, она тихонько вытащила кинжал у рядом стоящего мужчины и замерла немым укором всем творимым несправедливостям.

Громкий вздох, Арман получает ранение шпагой в плечо, теряет темп схватки, и следующая рана в бедро делает его неспособным сражаться дальше. Хейм Кессинг отступает и ищет взглядом девушку.

Она близко, невероятно прекрасная и нереальная в своей бледности, с горящими решимостью глазами. Он протягивает ей руку, по-видимому, ожидая, что дева бросится к нему, признавая его самым сильным и лучшим отцом для своих детей, но натыкается на горькую ухмылку.

В это же время кто-то бросился помогать Арману, а Хейм отталкивает тех, кто мешает ему видеть Ксению. На его глазах распускался этот дивный цветок, из которого сейчас уходит жизнь. Шатающийся из-за пронзительной боли Арман хочет сражаться дальше. Кессинг скотина, неужели он не понимает, насколько хрупка желаемая им девушка?

Некоторые следили за реакцией баронессы на исход поединка, чтобы потом рассказать родным, как оно всё было, а Ксюша без всякого пафоса, без объяснений, не прося к себе ничьего внимания, без слов, очень быстро подняла руку с ножом и ударила себя в сердце.

Даже рядом стоящие мужчины ничего понять не успели. Стояла девушка и вдруг заваливается. Хейм Кессинг только дёрнулся в порыве помешать и сразу замер, настолько он был шокирован поступком, который его застал врасплох. Арман с отчаянным воплем 'Ксюша!' повис на руках державших его помощников. Почти сразу поляну оглушил безумный вой маркизы.

Никто не бросился Ксении помогать. Широко раскрытые глаза и подрагивающее тело с ножом в груди ясно давало понять, что любая помощь уже неуместна и запоздала.

Закрыв лицо руками, осунувшись, граф Кессинг произнёс короткое 'Прости' и резко развернувшись, покинул место сражения, уводя своих людей и освобождая дорогу.

Все были подавлены. Арману оказали помощь и не знали, что делать дальше. Ксении помочь было нельзя, но она всё ещё была жива. Везти её куда-то в таком состоянии невозможно, выдернуть нож боялись, но и сидеть дальше ничего не делая, было странно. Девушка не умерла ни через пять минут, ни через десять.

— За лекарем послали? − послышался вопрос лорда Ориса к своим людям.

— Да, ваше сиятельство, сразу, как только дорогу освободили.

Через два часа прибыл лекарь. Возле баронессы уже пытались обустроить приемлемые условия. Раз она не умерла в течение часа, значит, есть надежда! Прибывший лекарь сразу бросился к ней. Осмотрев её, он всех обругал и занялся непосредственно своим делом. Уже через полчаса его пациентку грузили со всей предосторожностью на носилки.

— Впервые сталкиваюсь с такой немыслимой удачей, − мОя руки, отвечал на незаданные вслух вопросы лекарь. − Нож не задел никаких важных органов. Везде рядом, вплотную, но ничто не продырявлено.

— Но она так выглядела... − возразил лорд Орис.

— Во-первых, шок от поступка, ведь я правильно услышал, что она сама?

Дождавшись кивка, доктор продолжил:

— Во-вторых, тот же шок от боли и вида ножа в себе. Да и на вас на всех смотреть, думаю, ей не доставило удовольствия. В общем, надеюсь, заражения нам удалось избежать, пусть её бережно в носилках и несут, а я буду следовать за ней.

(На всякий случай предупреждение от автора: никогда не повторять, то, что сделала героиня! Это исключительно художественно-литературный ход, не имеющий к правде жизни никакого отношения.)

— А что у сына?

— Сейчас посмотрим. Я видел, что перебинтован он довольно профессионально, но послежу, чтобы не было заражения.

Со всеми предосторожностями раненых доставили за пару дней в загородное поместье. Ксения могла думать о Зеймле, как об отсталом мире, отмечая, что в нём нет электричества, машин, телефонов, в окна вставлены мутные стёкла, но если по удобствам Зеймлю можно было сравнивать с Землёй тридцатых-сороковых годов, безусловно, с некоторыми оговорками. То в остальном этот мир очень далеко ушёл вперёд. В большей степени это касалось медицинских практик. Продолжительность жизни здесь была почти в три раза дольше, чем могла представить себе Ксюша. Она не спрашивала, а леди Орис приказала намеренно избегать тем возраста. По их меркам девушка была ребёнком и требовать от неё продолжать род было преступлением, но... Об этом 'но' знала только маркиза. Землянке рождение детей в её возрасте ничем не повредило бы, наоборот, чем скорее она будет 'с животом', считала леди Орис, тем спокойнее будет её жизнь, да и лекарям беременность даст повод поработать с ней, чтобы увеличить её продолжительность жизни.

Слух о трагедии, постигшей семью Орис, разнёсся по всему городу. Граф Кессинг на долгое время погрузился в алкоголический туман, пока его родственники отбивались от обвинений, а Ксения с Арманом получили возможность тихо и спокойно сидеть в загородном поместье, выздоравливать и набираться сил. Лекарь, давший клятву молчать о счастливой удаче девушки, каждый день работал с ними по восстановлению энерготоков.

Помимо привычной для Ксении обработки раны, она с удивлением обнаружила, что к ней применяют технику наподобие земной остеопатии или китайской медицины. Доктор пытался объяснить, что и до ранения в ней были закрыты многие пути для движения энергии, говорил о том, что кровь её не поступала в полном мере в голову, да и к другим органам. Отсюда головокружения при резком наклоне, скачки в эмоциях, да и вообще налицо застарелый стресс, сильнейшее энергетическое истощение и... много, о чём говорил.

На Земле не принято лечить неприятности, трагедии, а они, как оказалось, оседают в теле чёрными разъедающими пятнами, угнетают, могут на время замереть, затаиться, чтобы в благоприятной обстановке усилить разрушение организма.

Ксения в медицине была сведуща на уровне наклеивания пластыря на палец, к тому же во время сеансов и после на неё накатывал крепкий сон, поэтому объяснения лекаря не оседали в ней знаниями, но после его действий ей легче было даже дышать. Почему-то после целительской суеты вокруг неё, прошлое больше не виделось в чёрном свете, не наплывало на сознание грозовой тучей и не очерняло настоящее.

'Какие её годы!', − теперь думала она.

'Это такие мелочи по сравнению с тем, что она попала в другой мир! Ей помогают, не бросили на произвол судьбы, за неё готовы сражаться и ей ли не знать, как всё неожиданно может измениться. Только смерть не изменишь, а всё остальное...'

Ксения даже не совсем поняла, что думает теперь и настроена на жизнь так, будто ей снова семнадцать лет. Что сброшен негатив, вернулся весёлый оптимизм и снова кажется, что всё ей по плечу. А то, что было... многое улеглось приобретённым опытом, знаниями, осторожностью. А вот мысли о том, как она пробила грудь ножом, были наполнены теперь исключительной практичностью.

'Не каждая сможет в себя вонзить кинжал', − решила Ксюша.

'Значит она сильная. А если она сильнее многих, то какого чёрта сдалась без боя? Почему решила разрубить 'гордиев узел' за счёт себя? Никогда больше, никогда она так не поступит!'

И каждый день выздоровления напоминал ей о совершенной глупости болезненным нытьём в груди, каждая ночь, когда нельзя было поворачиваться набок, или любой чих, кашель, приносил резкую прошивающую боль в заживающей ране.

Арман, как только появлялась возможность, перемещался в комнату к девушке и развлекал её разговорами, поддерживал ненавязчивыми ухаживаниями, или они погружались в работу, обкладываясь свитками с донесениями и разбирая их. Казалось, что между ними ничего не изменилось. Но вот Ксении позволили вставать, полностью помыться и даже рекомендовали как можно больше двигаться.