Вождь из сумерек 2

-Угу... — Промямлил Кривой.

-Не " угу", а "Так точно"! Ну, ничего. Свист научит вас Родину любить. — Наклонил голову к правому плечу, подумав о чем-то. — И вот что, Кривой.... Чтобы не заблудились дорогой или, не дай бог, не приспичило отстать, присев в кустиках по горькой нужде, мои родичи вас проводят.

Привычно дернулась губа, оскалились острые белые зубы, и жуткий рык застряв в сердцах, разлетелся по лесу.

-Они сторонкой пойдут, чтобы не пугать вас. Уяснили?

-Угу. — Кривой, забыв всю науку, мотнул косматой башкой.

-К ночи встретитесь с моими бойцам. Ребята они тихие, смирные. Но грубости на дух не переносят. Поэтому вежливо и тактично скажете им кто вы и куда....И пойдете дальше. Шагом марш!

Кривой осторожно скосил глаза в сторону. Почудились желтые безжалостные глаза.... Вздрогнул, зябко поежился.

Повесив голову, боясь оглянуться на оставленное в куче оружие, "новобранцы" пошлепали к вершинам неминучей славы.

-Запевай!

Взревели дикими голосами, распугав лесную живность и разную птичью мелочь.

Саженей через сто в спину ударил недовольный волчий рык, заставивший бедолаг затрусить рысцой, чтобы поскорее скрыться с его глаз.

Стас беззвучно засмеялся.

Поверили или нет его невинному обману? Дойдут ли? А славно бы было если Свисту удастся обтесать их. Леха, наверняка, не обойдет их своим вниманием. Такие бродяги в разведке не последние люди.

Запрокинул голову и эхо широко и щедро разнесло волчий вой по лесу.

"Кашу маслом не испортишь". — Скупо усмехнулся он.

Не касаясь стремени, прыгнул в седло, и с места отправил коня в широкий галоп. Упущенное время не вернешь, но стремиться к этому надо.

Время, время, время....

Вечный цейтнот!

Не погоня за неведомым врагом, не скачка за приключениями, а бег за временем.

Больше никаких остановок, решил он. Прочь от соблазнов. Только вперед!

И несет конь, упрямо встряхивая гривой и со злобой вгрызаясь в безжалостные удила. Проносится во весь опор через села и веси, заставляя удивленно оборачиваться мужиков и баб, отскакивать в сторону детвору. Диво дивное. Не приходилось раньше такого видеть, чтобы слепец, словно зрячий на коне так скакал. К тому же за плечами рукояти мечей торчат. А еще и третий меч к седлу приторочен. Тут же у седла лук в саадаке, а по другую сторону два тула, битком набитые стрелами. И несется слепец так, словно у него не два, а четыре глаза...

Короткий отдых, и снова вперед, вперед, вперед.... И так день за днем.

До реки уж было рукой подать, когда дорогу перегородило разлапистое дерево. Придержал коня, подумав, что само по себе на дорогу упасть не могло. А если все-таки упало, значит это кому-то надо.

На дорогу один за другим вышли пять человек. Остальные не выходят. Осторожничают. Следят, скрываясь за деревьями. Луки в натяг, стрелы на тетиве. Эти куражиться не будут. Народ тертый. Переговоры не только неуместны, но излишни и вредны.

Вскинул коня на дыбы, толкнул вперед в гигантском прыжке. Прыгнул с седла и сразу перекатился в сторону. Ошеломленные неожиданной дерзостью одинокой и, казалось бы, легкой добычи, налетчики не сразу заметили его. А когда заметили, пятеро уже тихо лежали на дороге. Его ножи, как и прежде, не знали промаха.

Те, что прятались за деревьями, потеряли его из виду. Внимание на короткий миг отвлек конь Стаса, который бушевал и бесновался на дороге, превращая безжизненные тела в кровавое бесформенное месиво.

Ему же этого времени хватило, чтобы оказаться у них за спинами. Свистнули в его руках мечи. Полыхнуло холодом голубое сияние...

-Долго еще не переведутся дураки на белом свете. — С досадой проворчал Стас. — Бывает, что и один в лесу воин. Сами виноваты. Только дерево понапрасну сгубили, немощь белая!

Зацепил вершинку арканом. Конь налег грудью, уперся ногами, стягивая лесину с дороги.

-Молодчина! Люди спасибо скажут. — Похвалил он коня, поглаживая жеребца по дугой выгнутой шее, чтобы успокоить. — Дымком попахивает, жилье близко. Разбойнички далеко от жилья не уходят. Кормиться чем-то надо. И тебе тоже...Может в хорошие руки пристрою? Не оставлять же тебя в лесу?

Лес между тем редел.

Вблизи опушки "увидел" приземистую избушку. Срубленная неизвестно когда из матерых стволов, она от старости уже вросла в землю. Из под крыши, крытой дерном, и из всех щелей, к небу поднимался дым. Перед домом в десятке шагов неуклюжая уродина, вырубленная из огромного бревна. Похоже, скульптор пытался изваять Рода или родственное ему божество. Не его вина, что получился тихий ужас. Бог на то и бог, чтобы вселять в людские души благоговейный страх. Поэтому совсем необязательно лепить из него красавца. Если так, тогда автора трудно обвинить в отсутствии творческой оригинальности. И мысли, если быть точным. И справедливым.

За избой чернеют, на фоне густой лесной растительности, грядки.

Немного дальше, в углу крохотного огорода, притулилась сараюшка, сплетенная из хвороста. В старых русских деревнях до сих пор можно встретить, изгороди или прясла, изготовленные подобным способом. В некоторых местах стены сараюшки торопливой рукой были вымазаны глиной. Все немудреное хозяйство окружено изгородью в две жердины.

В воротах стоял невысокий крепенький дедок. Обветренное до черноты лицо деда украшала пегая реденькая бороденка, опускающаяся почти до пояса. Такие же пегие волосы были стянуты сыромятным ремешком. Руки опираются, да нет, не опираются, возлежат на посохе, украшенном уменьшенной копией страхолюдного божества. И вышла эта красота из-под руки того же мастера, о чем свидетельствовала их похожесть.

Слезящиеся глазки поглядывают из-под кустистых бровей умно и живо.

Волхв, хоть к доктору не ходи. Кому же еще в этой глуши обитать? К тому же отшельник. Нашего то волхва к цивилизации, в политику потянуло. Духовные ценности не смогли до краев заполнить его необъятную душу.

-Угадал, Волк! — Сварливым голоском встретил его старик. — Отшельник и есть.

-Здрав будь, дед! Приютишь на ночь? — Стаса не удивила столь необычная встреча.

-От здоровья не откажусь. Оно мне к самой поре бы пришлось. Дряхлею... Ты с лошадки то спустись, спустись. Тяжеленек ты для нее стал. Вот уж кому здоровья желать, только изгаляться, Волк.

-Почему Волком кличешь? — Стас вышагнул из седла, бросив повод на конскую шею.

-Кто же ты, как не Волк? Может, думаешь, что солживил? Так я тебя еще вчера увидел, а стая твоя следом идет. К утру как раз здесь будет. А поторопятся, так и того раньше. Может и к каше поспеют.

-На двух, или на четырех ногах? — Усмехнулся Стас, с любопытством всматриваясь в лицо деда.

Дедок ему понравился.

-А и те, и другие на четырех... — Смехом ответил ему старик. Кивнул в сторону деревянной кадушки. — Ополоснись с дороги, да и проходи в мою берлогу.

Смотрел, как плещется гость, и понимающе кивал головой.

-Гли-ко как устроилось. Вроде как бы глаз нет, и вроде как бы есть. Так оно и понятно. Огонь взял, огонь дал. Огонь и вернет, но с огнем и потеряешь. Если Роду угодно будет.

Бормочет сивобородый не разбери что.

-Сам то понял, что сказал?

-А мне на что? Плету, что на язык падет. Кому надо, тот разберет. — Кольнул мутными глазками, улыбнулся сквозь сивую бороденку, обнажив на удивление крепкие зубы.

-Зовут то тебя как? — Стас улыбнулся в ответ. Дед ему понравился.

-Рукатерник на углу висит. Оборотись. А имя что? Звук и только. Вылетело и все. Нет его. — С той же улыбкой ответил дед и кивнул в сторону истукана. — Ему нужней, чтобы я его помнил. Не забыл, как его зовут.

-Оригинальный ты товарищ, однако.

-Какой есть. А звать? Не забудешь коли, так клич Почаем. Помнится прежде так звали. А может и не так, разве упомнишь все? Сколько зим с той поры минуло.

Толкнул рукой низкую дверь. На улицу вырвались клубы дыма.

-Кровь стынет. Старею, должно быть. Вот и топлю. Сейчас протянет.

-Трубу выведи...

-А на что мне она, труба? Труба — ведьмина дорога. На кой они мне, ведьмы? Им только волю дай. Распознают, спасу не будет. А я и в молодости не охоч был до этого семени. Теперь же и на дух не надо. Заходи ужо. Что на дороге стоять?

-Так ты что, с ведьмами соседствуешь? — Стас старался сохранить серьезный вид, чтобы не обидеть старика невольной улыбкой.

-У — у — у! Тьмы этого добра! По ночам так и летают, так и снуют туда — сюда, туда — сюда по-над избой. Известно, одичали без мужеского полу. Ну, бывает появится, когда — никогда леший или иная какая образина. Так от них какой резон? Ведьма, она с какой стороны на нее не погляди, а все равно баба. И обличьем, и другими разными нужными местами. А бабе от мужика только одно и надо. Срам один...

-Так они к тебе, дед Почай, может с голубой душой и без задней мысли? Чайком побаловаться. Посплетничать по соседски.

-А мне от них и передней не надо, не только что задней! — Отрезал старик. — Не вводи в искушение, а то брякну, что не наесть в запале, потом во век не расхлебать. А тебе это не надо?

-Не сказал бы. — Честно признался Стас. — А можешь?

-У — у — у! — Удрученно протянул Почай, вытянув губы в трубочку. — Еще и как! Но уж помене, чем в молодые годы. Должно быть, старею все-таки. А по молодости удержу не было. Силищи невпроворот. К тому же горяч был. Хотя... Толи днесь, толи надысь.... Вот едрит твою за опояску. Память дырявая, как решето у худой бабы. Только-только в ум входить начал, так память...

Но что такое необычного натворил этот словоохотливый старик днесь или надысь, дослушать не довелось.

-Протянуло! Чуешь, как свежо стало? Жилым запахло. А ты, баял, трубу ведьмину выводить! — Подергал носом и мотнул головой. — Заходи...

В избе дым слезу выжимал. С потолка сталактитами свисала сажа. Стены отливали воронением.

С противоположной стороны в стене прорублено оконце, закрытое на половину волоком.

Кроме дыма в избе стоял стойкий запах сухих трав, пучки которых во множестве свисали между сталактитами с потолка и закрывали стены.

-Не боишься, что твои любвеобильные соседки в окно полезут?

-Окно им без надобности. — Отмахнулся волхв. — Скажу им слово и сгинут, в прах оборотятся. Разболокайся. Ишь железом как увешался. Тела незнатко. А я твою лошадку обихожу.

-Не сладишь ты с моей лошадкой. — Попробовал остановить его Стас. — Не любит чужих рук. Укусить может, а то и ногой поддеть.

-Где же ты, милок, чужие руки увидел? Мне любая тварь в родне. Или не видел перед избой моего кормильца? — Решительно отмел его сомнения Почай и скрылся за порогом. — Род ему имя. И все, кто под его небом ходят, ему детки, а значит и мне в родне будут. О двух ли, о четырех ли ногах ходят. А то и вовсе на голом брюхе ползают. А в родне почто друг на друга зубы скалить? Бывает, конечно, и рассваримся. Не без этого. И за бороду друг друга оттаскаем. Но только так, чтобы не душевередно.

Лопочет старик себе под нос. Привык в одиночестве сам с собой разговоры разговаривать. Поперек никто не молвит. Что не скажи, все к месту. Конь отвечает тихим сдержанным ржанием.

-Если бы за бороду. — Покачал головой Стас.

-Это ты про тех, к кому стопы направил?

-Скорее копыта. Ох, и слух у тебя, однако.

-А мне без надобности. Я, порой, и то слышу, что и сказано не будет. Так те не в Роде живут. У них свой бог. Черный. У нас когда — никогда тоже был такой. А потом пропал куда то. Может и живой, но я не знаю. Тоже лютовать любил. Хлебом не корми, дай потешиться. И пря кровавая, и зависть, и жадность... Слов не хватит.

-Будто сейчас нет?

-Есть и сейчас. — Старческий голосок дребезжал в мозгу. — А наш Чернобог, я думаю, к казарам в земли подался. Там лютует. Где кровь, там и он.

-Казария наша теперь.

-Про то слышал...

Стас порылся в памяти.

-Так и он в родстве Роду приходится.

-А что ты думаешь? В нем тоже всякого места намешано. В Роде.... Ты в лик его заглядывал?

Стас помотал головой.

-А ты загляни. Спать не будешь. Страсть да и только. Спьяну не привидится. Только он ведь как рассудил? Вот это белое — мне, а черное...

-Людям?

-Не должно бы. Род — старик мыслительный. Это мы сами по человеческой жадности себе хапнули. Чтобы соседям не досталось. Дай, думаем, схватим, а там поглядим на что сгодится. Жадность, она ведь тоже от него в мир пришла.

Дед Почай появился в дверях.

-Сейчас и хлеба-соли не грех отведать. Лошадь — тварь бессловесная. Сама не попросит. Язык толстой, непослушный для человечьего слова.

Повозился у печи, гремя ухватом. Ловко выметнул на стол закопченный горшок немалой вместительности. Ударил в нос запах хорошо пропаренной каши и сочного мяса.

-Скоромным не брезгуешь? — Заулыбался Стас. — А я думал в отшельничестве травкой пробавляются для просветления ума и чистоты духа. Чтобы высокие мысли в голове селились.

-Как бы не так! Полезут они, когда брюхо от голода стоном стонет. Жди! И какой резон ему меня голодом на траве морить?

-Трудно оспорить. — Охотно согласился со стариком Стас. — Есть в этом доля сермяжной правды. Знавал я уже одного такого страстотерпца, так у него брюхо под рубаху не влезало.

-Да не заглядывает он под рубаху. На что ему там глядеть? — Нетерпеливо пробурчал Почай. — Страм один. И оборотился он у меня в другую сторону.

-Ловок...

-Ловок, да не ловчей тебя. Ты вон по звездной дороге проскакал и копытом не звякнул.

-Да, только копыта чуть не отбросил.

-Ну, да, под твоими копытами половицы повизгивают. А они у меня из половинных плах складены. — Дедок довольно хохотнул и с видимым отвращением подул на кашу. — Усовестил таки. Ложка в рот не лезет.

Стас, не удержавшись, расхохотался.

-Твоя ложка и моему Войтику в рот не полезет. — А этот малый любит покушать.

Старик вспыхнул, но не выдержал и тоже рассмеялся.

-Это тот облом, который идет следом за тобой?

-Других не держим. Разглядел?

-Вот еще! — С обидой отозвался Почай, отлавливая рукой в горшке шмат мяса на косточке величиной с ладонь. — А твои волчата здесь будут, не успеешь кашу дохлебать. Если поторопишься, может и успеешь.

Но Стас уже отвалился от стола к стене.

-Нет, уж спасибо. За то тобой все равно не угнаться.

-Ты бы на меня раньше посмотрел. Витязь, одно слово. Еруслан! — Расхохотался Почай. — Меду, браги не держу, а молочком угощу. Добрые люди не забывают. Приносят.

-Не тоскливо одному?

-А разве я один? Птицы песней по утрам радуют. Лес сказку на ночь сказывает. Звери вести приносят. Какая ж тоска? Да и люди порой захаживают. Кто с бедой, кто с радостью.

-С бедой понятно? А с радостью?

-Так они всегда рядышком ходят. Одна без другой жить не могут. Попробуй, разлепи. Так и бредут о двух ногах.

-И не споткнутся?

-А ты попробуй хоть едину подпорку выдернуть...

Стас промолчал, пытливо вскинув голову на волхва.

-Не простой ты человек, дед Почай.

-А разве ты прост? Звездой начал, звездой закончишь...но не окончишь...

-Загадками говоришь? Прибаутками? Говоришь, да не договариваешь.