На место уха снова возвратила око. Пока директор шепотом успокаивал ученика, в подобие дверного глазка мелькала синяя точка. Кто нервничал. Остановился и сказал:
— дома скажешь, что девчонка поцеловала. Мать тебе еще задаст. Понял? По-це-ло-ва-ла. Если скажешь, что подрался, она сюда припрется.— Тишина молчание со стороны деспота, обдумывающего что-то новое. Директор скрипнул креслом, садясь на место. — На свой ремень. Надеюсь, никогда не будет у меня случая испробовать его снова на тебе. — Деспотии просто ужасный психолог в области детского воспитания, бросил на пол ремень, — вы как Григорий Александрович? Не очень испугались хлопка. Он и доделать дело не может по-человечески, извините, конечно. Знаю, недоглядел. Работы много, выше крыши. То, да это. Сложно нам. А ты еще влипнешь в историю, зацелованным неделю будешь в школе учиться. И он, наверное, и покалечил одноклассницу. Говорю вам это он. Не знаю плохо, что я наговариваю, но чувствую, что тут без него не обошлось.
Алена отскочила о места, где подслушивала. Напротив кабинета висел темно-фиолетовый занавес, скрывающий сразу три старые двери. На правление за ними никому не известно. Преодолев за считанные секунды несколько метров до ткани, загораживающей полстены, девочка нырнула в темное, пыльное укрытие. Алена, смирно не дыша, стояла, желая находиться как можно подальше от кабинета. Дверь выпустила отца и сына. Их шаги спускающихся по лестницы, стихли. Алена вышла из убежища. До звонка далеко, она поняла, что отведенное себе самой время, провести на стуле в классе неохота. Не слышно шаркая по линолеуму, она подошла к окну.
-Сегодня я обязательно промокну. Может такси вызвать? Да кто такие деньги мне одолжит? Здоровье на недели поставлено под вопрос. Если вымокну. Да а сегодня родительское собрание. Пусть ему будет стыдно, мокрый день и делать ничего нет желания. Сидела дома у телевизора. Лето быстро ушло, бабье лето блеснуло, но все в прошлом.
На нижнем этаже открылась дверь. Алена догадалась, что это Данил гулять пошел. Учитель остановила бы попросившегося выйти ученика, но забывшего закрыть дверь. Теперь ей пришлось самой её захлопнуть. Шанс поговорить наедине, она упускать отказывалась. Мигом спустилась, чтобы застать, не успев пока ни куда юркнуть, Данила. Пробежав несколько ступенек, она встретилась взглядом, с тем к кому спешила. Данил словно выполнял поклон, рассматривал грязь на носке своего ботинка. Он стоял на первой ступени, балансируя, как акробат и одновременно шут. В следующие немые движения двух учеников сами собой согласовались. Их тела на расстоянии копировали движения друг друга. Только Данил вел теперь Алену за собой, обойдя её в коридоре. Они пришли к заворачивающему на право тупику. В конце была дверь, уводящая на крышу. Сил одному Данилу ни хватило, чтобы совладать с неподдающейся закрытой железной дверью. Двумя парами рук они справились. Со скрежетом отворилась туго шедшая на петлях, размером с танковую гильзу, дверь. На крышу считали учителя, никто не будет лазить, но они в этом сильно ошиблись. Потому дверь и не запиралась. А будь на ней замок, она опрокинулась от двойной тяжести его и петель.
Голуби, учуяв угрозу, встрепенулись и поднялись на крыло, закружив вокруг толстых балок, удерживающих кровлю крыши. На шлаке остались следы Алены и Данила. Не много сухой грязи поднялось от прикосновения ног. Четко виднелись вороные пятна, на серой засыпанной сыпучим шлаком крыше, образованные дождевой водой, попадающей суда через дыры в шифере, смешанной с пометом и самой насыпью.
Птицы уселись на верхние перекладины, и стали следить за пересекающими их владения, учениками. На чердаке в самом светлом углу от отверстий в крыше, когда-то какие-то ученики сегодняшние выпускники для удобства совещаний принесли два стула. Один без спинки, сиденье обнажало сырой поролон, с крошечными клещами, невидимыми обычным способом. Данил уступил более нормальный предмет обихода, сам осторожно присел, но только слегка, ведь ножки поскрипывали. Раскрыть рот Алене не удалось.
-Давай сбежим с последнего урока. Тебе не впервой, ну а я и так незамеченный скроюсь — нотки в предложении Данила явно были специально подобраны.
Этот разговор он хотел давно завести. Надо только быстрее решаться. Чего он стесняется. — Алене захотелось следовать всему, что он попросит. Интонация с уверенностью, сломила обеты Алены, давшие отцу.
Они ушли на перемене, Алена захватила рюкзак. Свой портфель как часто она отмечала, Данил уложил на окно в гардеробе. Все имущество, как и его обладатель, мало кого интересовали. Скрытая сила распространилась и на куртку, и на кепку с ушами. Удобство отличное, где положил там и взял. Случайно кто-нибудь неряшливый мог потревожить предметы Данила. Кристину Алена предупредила, что ей опять приходиться убежать. Кристина восприняла новость без особой радости на лице. Насколько не была глупа, чуждая обществу своими мнениями подруга, она всерьез принимала еженедельные уходы Алены как не преодолимые обстоятельства.
Идя по, улице Алена вспомнила о нехотении промокнуть и увеличила скорость. Данил предложил одно место, где в большом количестве людей смеющихся, иногда от страха всхлипывающих. "Ну, если там посторонних глаз предостаточно — то все в порядке" Аленины сомнения на счет психического здоровья Данила, ведущего не известно куда, исчезли.
Дождь требующий своего ожидания наконец-то залил. Двум ученикам пришлось бежать до назначенного места. Данил почти все время молчал, но привычка захлебнулась в смелости. Не сбавляя темп, дыхание участилось, и вырывающиеся выдохи складывались в оправдания.
— Жалко если по моей вине ты заболеешь. Извини, что сорвал с урока. Так надо было, — промедлив с продолжением Данил, развернулся к Алене, быстро зашагал спиной вперед. — мне не очень понятно самому почему я тебя именно в этот день потащил в... Ну не важно. Погода ни ахти. И все-таки мне шестое чувство подсказало, что немедленно надо брать себя в руки и любым способом отвести тебя туда, куда мы идем.
— А все же куда мы направляемся. Как-то идти и не знать, что я увижу, когда прейду.
— Быстрей, быстрей скоро начнется, опоздать можем. Слона могут увести. — У Алены грянули мысли о сумасшествии Данила, тянущего её сейчас по улице. — Он представляешь такой огромный. Мозг объемом, великий. Слон, и даже он самое мудрое животное не может засечь меня. — Немного сбавив скорость, развернулся и треснул ладонью по груди. Волнение Данила росло — Как, как я только появился? Алена ты знаешь, кто ты? — он, не оборачиваясь, обежал прохожего с зонтиком. Алена слегка занесло на повороте, и она стукнулась о его руку. Извинившись на бегу попыталась вспомнить кто она со слов Данила. Наверное, муха цеце, липнущая с вопросами. Сквозь мутный столб воды льющийся, Алена вдалеке заметила участок, который им предстоит пересечь. Колона, возвращающихся из музея детей, возглавляемая воспитателями, заворачивала с пешеходного перехода. С красными флажками они разделились. Одна воспитательница бежала впереди детей. Другая замыкала колону. Дети хмыкали и почему разбегались как детсадовские. "А может и детсадовские действительно. Вот русские, вот народ. Погоду три раза по телевизору выучат, и делают так ей несоответствующие дела. Слава богу, такие не все. А только — смотря на согнувшуюся воспитательницу, надевающую слетевший сапог с ребенка. Работник детсада, молодая с минимальным опытом, сама чуть ли не ревя, натянула еле как обувь на ногу. Слова, произнесенные о них, слава богу, не понятные детям, могли бы вполне стать поводом для срочного её увольнения за нарушение дисциплины или процесса обучения Алена не смогла правильно вспомнить причину, по которой это все могло случиться. Воспитательница сняла собственную куртку и накрыла троих детей, куртка убежала по тротуару. Собственница куртки вновь употребила острую фразу.
— Я их сейчас в прямом смысле замочу. Вопят, мне тошно.
Пожилая, идущая за колонной воспитательница, сказала молодой писклявым протяжным голоском:
— Нельзя так с крошками. Верочка, дети вот получили немножко просвещения. Музей ведь культурный центр нашего городка. — Ребенок в последнем ряду запнулся и оказался в луже. Старушка с "голосочком", поучающим сослуживицу, видя этот неприятность, прошла, словно не было на её пути падений подопечного. Мальчуган заревел беззубым ртом, стирая рукавами грязь. Запачкал брюки и куртку. Маленький ростом, но кричал он, похоже, с силой льва.
— Меня мама заругает — как сигнал для действия прозвучал жалобный вопль, для Веры, подлетела в три прыжка, Алена ожидала от неё удар по затылку, для прекращения звуков пугающих остальных. И все-таки вера удивила её. Мальчик обнял за шей девушку, как только она подняла его. Укачивая, прижала к себе. Выходная одежда, соприкоснувшись с грязным мальчиком, потеряла всю свою привлекательность, видную и пре струях дождя. Черная блузка без надлежащей аккуратности со стороны хозяйки превратилась в обыкновенную тряпку.
— Ну, Галина Федоровна не говорите, что и теперь вы не заметили.
— Да видела. И не собираюсь отпираться. — Важно размахивая кровавым флажком, воспитательница обрезала неприятный ей монолог. Вы не понимаете, у меня позвоночник не гнется и вообще, я тяжести не могу поднимать.
У Алены в те же секунды родилась идея. Она запустила ладонь в задний карман джинсов. Из руки на тротуар, звякнув, упала монета. Жертвуя пятаком, который из-за своей одинокости не мог быть заплачен таксисту, Алена уставила правду. Немного отставшая Галина Федоровна, пока никто, кроме наблюдающей через плечо, бегущей Алены, не видит, согнулась и сцапала пять рублей.
Данил все продолжал тянуть и тянуть за руку. Алене от усталости, а может от порции жизни стало очень плохо. Запястье зарезало болью, и она дернула со всех сил его на себя. Данил по инерции не сразу притормозил. Об асфальт стукнулись, сдернутые наручные часы Алены. Данил быстро схватил за ремешок и посмотрел на циферблат. Тяжело вздыхая и вытирая набухшими рукавами нос, он сказал что-то непонятное, тающее в брызгах дождя. Слова слились в глубокие захлебывания воздуха. Он бросил Алене часы. Уперся ладонями в колени. С капюшона в низ завилась тоненькая струя воды. Ботинки, забрызганные грязью, как усики выставили развязанные шнурки. Алена сделала одолжение уставшему Данилу и присев завязала их. Недоумевающий от принесенной ему услуги, Данил со жгущей внутри жаждой, высунул язык и стал ловить капли дождя. Сухость во рту потихоньку спала, размочившись влагой.
Метров пятьдесят они шли пешком до самой ближней остановки. Из кирпичной беседки бегом к останавливающемуся автобусу двинулся старичок в красном плаще с тросточкой. Беседка, крытая шифером, вместила на свои скамьи новых друзей. Рюкзак стал вроде подушки для Алены, она побрезговала садиться на голые доски. Данил, не боясь или не думая, что на них могло не давно лежать, сел.
— Что мы опоздали? Не переживай не уйдут твои слоны. А ты случайно не в цирк меня вел? Так он где-то через пол часа представление начинает.
— Сейчас я уже понял, что зря спешил. Цирк не уйдет, слоны не спрячутся. Алена тебе когда-нибудь сильно не так как обычно, ну а впрямь с такой силой с таким рвением хотелось поговорить с другом. Но его нет. Может, был бы, если ты родился бы нормальным. Бы, бы, бы, мешает, это мне бы.
— Кто ты? Невидимка? Или призрак? Обрел тело, но не слышимый, слава богу осязаемый. — Сжала его запястье — где родился?
-Тебе не безразлично. Если я скажу, допустим, что в самолете. Поверишь мне, нет. Не верь, я своим местом рождения никого не удивлю. Существование дело иное. С самого дня рождения меня замечали только родители. Эх, проклятый Рич. Мама кормила, одевала, по началу учила меня дома. В школе в первом классе, меня испуганного новой не понятной средой, ввели бы в полный страх. Мои родители они мои друзья, причем единственные. Почему, такие как Рич, появляются на белый свет? Они цепочке питания нужны? Эволюция о них не знает. Вот Дарвин перед сложной задачей поразмыслил. Зачем я? Может в древности, кто-то выработал способность отвлекать на расстоянии органы восприятия. Во время охоты, например. Но как их отключить. Алена ты необыкновенная. Ты об этом знаешь?
-Ты еще мутантом меня назови. Ты просто закомплексованный без видимых причин подросток. Травмы в детстве поранили психику.
-Травмы? Какие травмы. Меня люди взглядом не находят. А если найдут то мигрень. Я много засвидетельствовал на своем опыте таких случаев. Специально проверял. Эксперименты проводил. Смеялся и плакал через раз над результатами. Один раз с папой мы в общественную баню ходили помыться. А у меня булавка с собой захвачена была. Мужики орали, когда булавка протыкала слои жира. Виновника сразу нашли. Потом я пожалел банщика, не легко ему пришлось пережить расправу.
— Данил, ты упомянул кого-то по имени Рич. Он что, как и я, тебя видит — Алена сопоставила факты, абсолютно удостоверилась в том, что Данил несет с содой незаметность. Причем такую развитую. Она ни скромность, у некоторых скромность исчезает при выходках. Данил на математике стучал, мог довести учителя до срыва. Это повод для внимания. Все сходилось, но Алене не очень верилось во все то, что она видела и, то, что рассказывает о себе Данил.
— Рич. Я его но не лично. Да и толку от встречи. В Англии в начале двадцатого века наблюдали за мальчиком. Его звали Ричардом. Он нес в себе и на вещах, которые долго находились при нем, синдром. Аномалию ученые наименовали по него именем. Так бумаги зафиксировали "Синдром Рич". Мальчик рос до пяти лет в приюте как собака. Он ведь не получал воспитание. На фотографиях он выглядел действительно псом. Ему дверями все скулы расплющили. Пальцы на руках стали походить на ласты. От таких случайных открываний дверей ему доставалась сильнее, чем воспитательных мер содержателей приюта. Питался он, объяснил, когда понимать человеческую речь начал, с собаками из кормушки. Они менее разумным умом, не понимали, что забирает у них из-под носа кусочки объедков. В пять лет случайно заметил его один химик. Через год в лаборатории начались вестись эксперименты. О детстве Рич не мог не чего толком вспомнить. Родителей не знал. Я удивляюсь, как он вообще в приюте оказался. Ученые наблюдали за ним выводя теории. Нарушение эмбрионального развития вызвавшие изменения в эпидермисе. Якобы по имел свойства отвлекать от источника, задурманивая мозг людей. Теорию не отвергли, а оставили на дальнейшее рассмотрение. Голос Рича по еще одной теории действовал на подсознание по принципу того же пота. К согласованию единой общей теории, вмещающей все аспекты, ни пришел никто. Консилиумы дошли до стадии, когда рассматривалась трепанация ребенка. Живого человека ради науки под скальпель. Но ты не поверишь, Рич согласился и его усыпили, ну ему тогда исполнилось двадцать лет. Верить в собственное изменение? Я тоже надежду потерял. Через год полностью хотел уйти в центр исследований. Родители плакать будут. Я у них хоть дефектный, но единственный. Знаю что их слезы из-за меня. Все равно друзей нет, я никому ненужный.
