Дыхание в басовом ключе

— Кого?

— Не кого, а что. Сэмик. Ну... не важно, скажем так — другую ударную установку.

— А с этой что не так?

— Это не с Фросей что-то не так, а кое с кем другим, — кивок в мою сторону.

— Фрося?

— Фрося, — кивок уже в сторону барабанов и стремительно насупливающиеся брови при виде моей зарождающейся истерики. — У нас проблемы?

— Что ты, Бог с тобой, Фрося так Фрося.

— Вот и чудненько. За мои бубны сядешь только тогда, когда разберешься, с какой стороны за палочки держаться и перестанешь лупить ногой в кардан так, как вроде это он тебе денег должен. А пока нам нужен жертвенный баран, — и неожиданно заржал над собственным каламбуром: — А-ха, Хан, слышал — баран-барабан, а-ха-ха!

Хан тоже подошел к нам и, немного виновато улыбнувшись, пояснил:

— Не обращай внимания. Это у него стресс так проявляется. Ну, давайте, дуйте быстрячком.

— Ты сегодня еще к Алу поедешь?— вдруг спросил успокоившийся Шес.

— Да, а что? — Романыч напрягся. Да кто такой этот Ал, о котором все говорят? Надо бы расспросить по дороге.

— Да ничего. Передай, пусть подползает часам к десяти. Хотя нет, — ударник задумчиво посмотрел на бедную меня, — пусть сначала позвонит.

— Точно?

— А? Да точно, точно, бить не буду. И ключи от байка пусть привезет.

— Так, значит, всё же из-за байка? — Ромка всё ещё насторожено заглядывал тому в глаза, но, кажется, начал расслабляться.

— Ну не из-за бабы же!

— Ну вы и придурки!

— Гены, что ты хочешь...

— Гены, Васи, Коли, Пети, — встрял Хан, — помирились — и ладушки. Вика, давай быстренько. Время и правда поджимает.

_____________________________

Хан с интересом наблюдал за другом. Тот задумчиво и как-то отрешенно уставился на закрывшуюся дверь, продолжая на автомате крутить палочки пальцами левой руки. Мысли его витали где-то настолько далеко, что даже Хан, знавший его как облупленного вот уже сколько лет, затруднялся определить наверняка их направление.

— Шес, она тебе что, понравилась?

— А? — брюнет вернулся на землю и раздраженно буркнул: — Сдурел, что ли?

— А что, она милая. И прикольная.

— И что? Я от таких милых и прикольных каждый день тапками отмахиваюсь.

— А зачем ты ее взял тогда?

— Сам не знаю...

_____________________________

Едва успев сесть в машину, я отзвонилась Олежеку и дрожащим от возбуждения голосом отрапортовала о событиях последнего часа. Мне и самой с трудом верилось в то, что только что произошло. Может, тяжелую музыку я и не любила, но понимать, что мои новые знакомые — самые настоящие звезды, о которых я раньше только в желтой прессе могла читать, я прекрасно понимала. А потому волновалась, как первокурсница на первом экзамене, подготовку к которому благополучно прогуляла. Брат, выслушав мой сбивчивый и путаный рассказ, сообщил что, во-первых, я умница, молодчинка и вообще самая-самая; во-вторых, за Даником он присмотрит ("даже не думай об этом, мы прекрасно справимся без тебя"); и в-третьих, он переломает все кости этим рокерам, "если хоть кто-нибудь, хоть пальцем..."

В угрозу верилось без особого труда. Не в первый раз. Ломать, в смысле, а не угрожать. Олежек, он у меня такой. Блюдет на правах старшего брата мою честь и достоинство изо всех сил. Особенно после той истории, в результате которой на свет появился Данька. Кажется, братишка винит в произошедшем себя. В том, что не уследил, не удержал, не вмешался, что поверил, так же, как и я, впрочем, вот и перегибает теперь палку. Я клятвенно заверила его, что никто ни-ни, ни сном, ни духом, а если вдруг что, то я обо всем тут же ему сообщу. Только после этого Олежек успокоился и, пожелав удачи, отключился. А я, не в силах побороть собственное любопытство, все же задала другу волновавший меня вопрос:

— Ромка, а кто такой Ал?

Романыч как-то странно на меня посмотрел, хмыкнул, но все же снизошел до ответа:

— У тебя на радостях совсем память отшибло?

И это ответ? Что я должна из этого понять? Прокрутив мысленно всё, что Боженов рассказывал мне о Рельефе, я пришла к неутешительному выводу, что никакая информация ни о каком Але в голове моей, к сожалению, не отложилась. О чем я незамедлительно и сообщила:

— А я должна помнить? Ромчик, может, ты только собирался мне рассказать, а? Мы же, кроме как Шесу, никому из Рельефа кости не перемывали.

— Да при чем тут Рельеф? — от удивления он даже притормозил.

О-па, даже так? Уже хуже. Значит, какой-то приятель, которого, судя по реакции, я должна знать, но... увы. Не желая оказаться совсем уже свиньей, я судорожно перебирала в уме всех известных мне Ромкиных друзей-знакомых, когда тот неожиданно смилостивился:

— Ну, Алек? С эконом-факультета? О, Господи, Витек, ну знаешь ты его! Высокий такой, блондин... Ну, на выпускном в универе мы с ним еще надрались и ты нас по домам развозила. А мы песни орали и ехать не хотели, помнишь? А еще на гонки я его несколько раз приводил, а ты, зараза, не допустила. Ну? Не тормози, Витек!

— Да вспомнила я, вспомнила! Это который с зеленым Дукати на прошлой неделе был. И да, я помню, как вы с каким-то дружком мне после вашего выпускного машину на брудершафт заблевали. Это он и есть?

— Я потом все вымыл!

— Да помню я! Она потом все равно неделю воняла! Как он выглядит, не помню, — призналась я, — мельком видела, а Дукати помню.

— Ты ушибленная на всю голову, Вик? Байк, блин, она помнит, а Ала нет! Он свихнется, когда узнает.

— Так на такой байк, Романыч, грех не обратить внимание. А дружка-то твоего мне с чего помнить?

— Ну ты даешь! Алека все девушки помнят!

— Ну, значит, на фоне байка он сильно проигрывает. Ах! Какой мотоцикл... Ром, я, кажется, влюбилась!

— Скажешь Шесу, порадуешь мужика, — Ромка хитро улыбнулся.

Снова этот Шес? Как мы опять к нему вернулись? Я буркнула, пытаясь понять, почему же он меня настолько бесит:

— А он-то каким боком?

— Так это его мотоцикл.

— Серьезно, что ли? — невозможный ударник резко стал казаться милее и приятнее, в виду нарисовавшейся радужной перспективы выпросить красавца Дукати на предмет покататься.

— Ну, вообще у Алека есть такой же, только черный. Но конкретно этот был Шеса.

— Подожди. А как они?.. В смысле, откуда?.. А! Так это через тебя они знакомы? Слушай, а откуда ты Шеса знаешь? Тоже учились вместе? Так он же вроде старше.

— Витек! — Ромка уже хохотал. — Придержи коней, детка. Нигде я с Шесом не учился. Он вообще не питерский. И это не они познакомились через меня, а я с Шесом через Ала. Шес меня вообще сначала за человека не считал, а потом свыкся вроде. Даже в гости заходит, когда в городе проездом.

— А они откуда знакомы?

— Да они родственники какие-то. Кажется, двоюродные или троюродные братья, не помню. Но дружат крепко.

— Ага, то-то они руки друг другу переломали.

— Ну, ссорятся они тоже крепко.

— С таким характером, как у Шеса, оно и не удивительно.

— Знаешь, Шес, конечно, псих. Но псих замкнутый. Он чаще всего просто всех игнорирует. Но ты Алека не знаешь. Он кого хошь до белого каления доведет. Я их сколько знаю, они вот так — подерутся, потом по пивку и по бабам. Это их нормальное состояние.

— Странные у тебя друзья, — я не удержалась от ехидства, за что тут же получила щелбан по носу.

— На себя посмотри! Все, приехали, — мы затормозили на въезде на лицейскую парковку. — Назад дорогу найдешь?

— Конечно.

— Ну, тогда удачи. Я предупрежу Леночку, что ты малого привезешь.

— Спасибо. И, Романыч?

— А?

— Спасибо!

— Да ладно. Ты сначала Шеса выдержи пару дней, тогда и благодарить будешь. Если захочешь. А-ха!

Глава 7

Всю дорогу до садика я продумывала стратегию соблазнения собственного строптивого ребятёнка идеей провождения остатка дня в компании Лены Боженовой. Спросите, к чему стратегия? Ведь и так ясно, что речь явно не идёт о чем-то, чего деть органически не приемлет. Всё как раз совсем наоборот — Даня Ленку просто обожает и периодически выкручивает мне руки требованиями "поехать на полчасика на чай с ночевкой до послезавтра", но... Это же когда он сам того хочет. А вы попробуйте заставить моего мелкого диктатора сделать что-либо насильно.

Вот потому я и изощрялась как могла, придумывая пути один другого краше. От классически прямолинейного "ты сегодня с тетей Леной, и не волнует" и до заходящего издалека и по-змеиному хитрого "не думаю, что могу отпустить тебя сегодня к тете Лене, хотя она и звала". Я изгалялась и так и эдак и, кажется, единственное, чего не предусмотрела, это, собственно, самого сынулю. А Даня, как обычно, спутал мне все карты. Не успела я переступить порог, как на шею бросилось что-то сопливо-взъерошенное и с трудом различаемым голосом моего сына проныло, постепенно наращивая обороты:

— Ты обещала-а-а!

— Что обещала, золотко? — недоуменно протянула я, ощупывая субтильное тельце в поисках переломов и открытых ран, объясняющих такую истерику.

— Нет! Ты обещала! Ты обещала-а-а!

— Даня, котенька, — переломы не нашлись, и я начала тихо паниковать, — посмотри на меня. Кто тебя обидел? Где болит?

— Нет! Нет! — Даня то вырывался из моих рук, то льнул обратно. — Я хочу!

Вот это "я хочу" и выдернуло меня из предынфарктного состояния, в которое я скатывалась со скоростью реактивного самолета.

— Даня, цыц! А ну, быстро вытер сопли! Что ты хочешь? Что я обещала?

Невыносимое создание подняло на меня свои голубые абсолютно сухие глаза и голосом, уже без малейшего намека на истерику, спокойно сообщило:

— Ты обещала, что если я захочу, то могу поехать к тете Лене поиграть с Кутузовым.

Для несведущих: Кутузов — это боевой кот Боженовых. Даже не кот. Язык не поворачивается отнести эту безухую одноглазую гарпию к разряду мурчащих пушистиков. Ромка, пребывая, видимо, в состоянии аффекта по поводу очередного повышения на работе, подобрал его лет шесть назад на какой-то мусорке. Исхудалое, вусмерть перепуганное существо с выбитым глазом, основательно погрызенным ухом и выдранной клочьями шерстью еще долго пряталось по углам его квартиры, загнанно вздрагивая на каждый шум. А потом малыш обжился, обзавелся пушистой шубкой, острыми коготками, семикилограммовой тушей, пакостным характером и принялся наводить шухер в округе.

При виде наглой морды, неспешно плывущей по просторам родной улицы, мыши заранее вешались, коты выпадали в осадок, собаки грохались в глубокий обморок и даже бесстрашные дворники нервно вздрагивали и отходили подальше. Кутузов был царем и Богом. Его боялись. Ему поклонялись. На него чуть ли не молились. А потом пришел Данечка. И король всея кошачьей гопоты узнал, что самый страшный звук, который он может услышать за все свои девять жизней, это отнюдь не шорох стягиваемого тапка, а звонкое счастливое детское "Кися!"

О, он не принял нашествие мучителя, как данность. Он пытался сражаться. Дрался не на жизнь, а на смерть. Но — увы. В первый же раз, как на детской заплаканной рожице появились компрометирующие красные полосы, Кутузов отгреб по самое не балуйся от обоих хозяев и понял, что эту войну ему не выиграть.

С тех самых пор стоит моему горящему энтузиазмом отпрыску появиться на пороге квартиры Боженовых, как бесстрашного пушистика словно ветром сносит. Никто не знает, где он прячется. Ни на какие посулы кошак не ведется и вполне способен провести сутки без еды. Его стратегические нычки вот уже четыре года остаются тайной за семью печатями ото всех, кроме его самого и... собственно, Даньки. Потому как ребенку невдомек, что прикидывающийся ветошью Кутузов желанием общаться как бы не горит, а потому ловит свой кайф, переворачивая квартиру вверх дном и неизменно возвращаясь с сияющей мордочкой и трофеем в виде прифигевшего кота на руках.

Так что сами понимаете, Данино внезапное желание "поиграть с Кутузовым" было вполне мне на руку. Так почему же я не прыгала до потолка от радости? А вы еще помните, что было до того? Истерику помните? Да, сиюминутная проблема, как заманить сына к Боженовым, разрешилась, едва назрев. Но! Я прекрасно представляла себе долгосрочные перспективы, грозящие обрушиться на меня в самом ближайшем будущем. Собственно говоря, первые камни лавины уже покатились. Эта Данина истерика на ровном месте была далеко не первой и явно не последней в череде себе подобных, поскольку я, стыд и позор, понятия не имела, что с этим делать. Нет, я прекрасно понимала, откуда у явления растут ноги. Я не могла с ним бороться.

Признаю, Даня — ребенок избалованный вниманием, категорически не приемлющий слово "нельзя". Моя вина — было время, я всячески потакала этому, пытаясь таким образом компенсировать отсутствие отца в его жизни. А когда спохватилась, было уже поздно. Большинство подруг, да и наш школьный (лицейский, блин, лицейский) психолог, к которому я, заливаясь краской от стыда и смущения, все же пошла, сходились на том, что мой авторитет в качестве родителя подорван окончательно. А Даниле в срочном порядке требуется строгая рука. Сильная фигура, кто-то, с чьим мнением он будет считаться, на кого будет равняться. И вот на эту роль я никак, к сожалению, и не тянула.

Я — не сильная. Знаю, большинство знакомых видят во мне пример эдакой Железной Леди, самостоятельно зарабатывающей себе на жизнь и растящей в одиночку сына. Открою секрет, я долго строила себе эту легенду — ненавижу, когда жалеют. На деле же... На деле я была бы более чем счастлива, если бы нашелся человек, готовый снять с моих плеч груз решений и спрятать за широкой спиной от всего мира. Я по натуре человек ведомый. В отличие от сына. Вот он-то у нас самый что ни на есть яркий индивидуалист и лидер. И с присущей всем детям феноменальной интуицией великолепно чувствует, что в случае войны мне его не переупрямить. Ему бы какого-нибудь столь же упертого, как и он, барана, только взрослого и опытного, а не меня. А я только и могу, что время от времени по жопе дать, на что он даже особого внимания не обращает.

Олежек на роль сурового главы семейства тоже не тянет ну никак. У самого еще детство в одном месте играет, хоть и старше меня почти на десять лет. Лучший, родной мой, любимый человек. Идеальный брат для меня и мировой дядька для Даника, но такой разгильдяй! Он всегда в первых рядах поиграть в войнушки или научить племяша стрелять из рогатки по соседским окнам, но как только нужно рявкнуть, что кое-кому пора чистить зубы и в постель, Олег неизменно теряет интерес и отходит в сторону. Мол, твое дитё, ты и разбирайся.

Ленка уже не раз и не два с присущими ей прямолинейностью и отсутствием такта заявляла, что пора бы мне уже и мужика найти. Мол, и Даньке отец, и самой на что сгодится. Да и я, в общем-то, не то, чтобы против, вот только где ж его взять? На кого попало я не согласна, лучше уж самой, чем еще и мужа на себе тянуть, а в принцев с белыми конями и прочей монаршей атрибутикой я не верю. С тех самых пор. С Кирилла.

Кирилл, он же Данькин отец, он же мой несостоявшийся муж, он же недосягаемая цель олежкиных кулаков, променял нас с сыном на Туманный Альбион. Вот так вот просто — взял и променял. Еще вчера мы выбирали имя нашему первенцу, готовились к свадьбе и ходили счастливые, держась за руки. А потом ему предложили контракт в английском модельном агентстве. И всё. Сначала, правда, были обещания, что, как только он устроится, так сразу же заберет нас к себе. Но с тех пор было почти год ожиданий, море звонков с моей стороны и полное игнорирование с его. Мои мечты и надежды окончательно разбились о рифы реальности, когда на очередной звонок мне ответил заспанный женский голос. А на следующий день Кирилл сменил номер телефона. Вот и вся селяви. С тех пор я не верю ни в принцев, ни в белых кляч.