Фэйри Тейл: Песня Тьмы

По комнате вдруг будто прокатился сквозняк, шевельнув полами плащей парня и женщины, а далекое эхо, зазвучавшее в ушах красноволосого, донесло очень тихий звук злорадного хихиканья... Но все это всего лишь показалось Айдо, как раз в этот момент широко и утомленно зевнувшему во всю мощь своих новых, увеличившихся не меньше, чем на литр легких.

— Ладно. Получается, я не маг? — задал парень второй для него по важности вопрос и гораздо тише добавил, как бы сомневаясь: — Раз мои стихии, которые превратились в магические ядра... хм... исчезли?..

— Сейчас проверим. Заодно и выясним до конца, врешь ты или нет.

Полюшка достала из кармана узкий короткий нож и твердо шагнула к Айдо. Он опасливо покосился на пыточное орудие, на узкую склянку, блеснувшую в другой ладони женщины, но, посмотрев на ее лицо, спорить не стал и молча поставил ладонь. Сверкнула сталь, в подставленную емкость натекло немного крови, розоволосая немедленно кинула туда какой-то порошок, а парень пристально смотрел на рану, под его взглядом стремительно зарастающую розовой, тут же бледнеющей кожей, и думал: 'Не дай вам то, во что вы верите, не продезинфицировать инструмент... Я жестоко отомщу!'

— Ну вот, — Полюшка подняла к глазам склянку с жидкостью насыщенного желтого цвета. Она слегка светилась. — Ты, несомненно, маг. Но вот в чем твоя магия — не знаю, я с таким не сталкивалась. Значит, ты не врал, ты и впрямь не из Эдораса...

— Скажите, а как проявляется магия? — парень заинтересованно косил на желтую субстанцию.

— Она имеется с рождения. Иногда от родителей, иногда от совсем далеких предков. В вашем случае — не имею ни малейшего представления. Может, по наибольшей склонности? — тяжело вздохнула женщина. Кажется, она не любила чего-то не знать...

— В этом случае того, что от родителей, уже нет. Но почему тогда она жел... — парень внезапно осекся.

Родители... Ему вдруг вспомнилось то, как он сам стал родителем. Термин, конечно, не бесспорный, хотя он уже привык и не мыслил себя как-то иначе... Но главное было не это, а сеть в небе внутреннего мира, мягко переливающаяся золотом... Отпихнув лезущие в голову воспоминание о черной дыре, куда потом провалилась эта сеть вместе со всем остальным, что там было, и покосившись на алую (справа — в буквальном смысле) головку, изредка вертящуюся на подушке, хмыкнул, пробормотал: 'Похоже, меня ждет множество интересных открытий... Хорошо, что я никогда не любил цветочки!'

— Айдо, можно мне задать вопрос?

Парень изумленно вскинулся: мало того, что его в первый раз в этом доме назвали по имени, так еще и разрешения спрашивают? Его надежды потерпели полный крах: на него никто не смотрел просяще или смущенно — в красных глазах, до сих пор повергающих его в дрожь (не сподобился он как-то за всю свою жизнь смотреть в глаза такого цвета с положительными эмоциями) светилось только спокойное ожидание, а лицо не выражало ничего...

— Да?

— Насколько я поняла — в вашем мире нет магии, но вы пользуетесь какой-то энергией? Я вижу, что твои методы очень эффективны. Скажи, возможно ли этому научиться?

— Подойдите поближе, — парень протянул руку к придвинувшейся вплотную женщине и в очередной раз засветил Шосен. На этот раз его щека ощутимо дернулась, а пальцы свело в судороге — сфера на руке девочки так и не гасла ни на секунду — но красноволосый все же смог преодолеть приступ и провел вновь раскрытой ладонью вдоль тела Полюшки.

— Хм, — протянул он. — Знаете... что-то есть... я даже грубейшее подобие чакроканалов в руках нашел... В вашем... Эдорасе у всех так? Но, в любом случае — слишком поздно. Возраст, система уже не гибкая... — виновато шевельнул он ладонью.

— Ясно, — женщина отошла на пару шагов назад и присела на подвернувшийся пенек. — Что ж, тогда расскажи мне о своем мире. Возможно, это пригодится для лечения девочки — в таком виде я ее в любом случае не оставлю...

В какое время можно вместить рассказ о своей жизни? За сколько можно рассказать обо всем, что может показаться важным? Как отобрать из всех событий одни и постараться ни словом не упомянуть о других, которые не следует знать сколь угодно хорошему, но постороннему человеку? Удивительно совпадающему характером с одной давней розоволосой занозой, но с которым ты знаком всего несколько часов? Да еще и постараться не заснуть от крайнего переутомления? Айдо не смог бы сказать, разве что от кристалла на его коленях открошился только небольшой выступ...

Полюшка слушала внимательно, терпеливо дожидаясь, пока парень, мучительно продираясь через усталость и водоворот воспоминаний, о которых не хочется говорить, подберет правильные слова. Понимающе кивала, иногда поддакивала, а на рождении Йоко из собственного внутреннего мира презрительно и недоверчиво фыркнула, явно посчитав историю — сказкой. Но слушать не перестала, выражение ее лица, казалось говорило: 'Все врут... так что не стесняйся!'...

Беседа неожиданно оказалась прервана. Из большой комнаты донеслось бодрое шлепанье мелких семенящих шажков по деревянному полу... и в комнату просунулись шикарные седые усы. Они шевелились, будто ощупывая все вокруг, и остаться незамеченным ими было практически невозможно. Усугубляло впечатление то, что находились они максимум на высоте колена нормального человека...

— Полюшка! Извини, я стучал, мой стук ты не слышишь! Подожди, только не бей! Макао долго не возвращается с задания, я подумал, может он ранен и зашел к тебе, и решил проверить! Больше никто идти не хотел...

Вслед за усами в комнату вдвинулась полосатая шапка оранжево-голубого цвета с двумя тряпочными ушами на затылке, рука в оранжевой куртке и, наконец, морщинистая улыбающаяся физиономия. Вошедший покрутил покрутил головой по сторонам, заметил сидящих, перестал виновато щуриться... и вдруг его взгляд соскользнул немного дальше...

— О, Полюшка! Почему ты не сказала мне, что у тебя есть новые пациенты! — выпалил вошедший. Больше всего он был похож на древнего старикана, за время своей жизни усохшего так, что в последнее время разговаривал только с пупками на человеческих брюхах. И хуже всего было то, что подобные разговоры, в основном с девичьими животиками, ограниченными снизу только мини-юбками, а сверху — топиками, едва прикрывающими солнечное сплетение, ему нравились! — Так нельзя, ты могла позвать меня! Больные не должны страдать в одиночестве! Особенно такие прекрасные девуш...

В этот миг зеленая сфера в руке Айдо вдруг заколыхалась и попыталась развеяться. Йоко беспокойно завозилась в сне и вдруг повернула голову к двери, перехватив руку парня и устроив ее себе под щеку. Шосен тут же засиял ровнее, но и краткого мига хватило для того, чтобы из глубины живого костра плеснуло багровым, как венозная кровь, огнем. И на мгновение нежданного гостя высветило тускло полыхнувшее в глазнице пламя Ада.

— ...ки, — закончил фразу низенький старик и ошеломленно замолчал. Зато ожила розоволосая.

— Макаров... — медленно повернулась она к двери. Гость тут же рефлекторно сделал шаг назад. — Сколько раз я говорила тебе не входить без разрешения?.. Не было здесь твоего курильщика, а поэтому... Выметайся отсюда!

Красный, с зубчатой оторочкой воротника, плащ взметнулся клубом драконьего дыхания, когда хозяйка дома стремительно, без подготовки, как была — рванулась с пенька. В ее руке чудесным образом материализовалась метла, которая с размаха обрушилась на голову визитера, прямо между оранжево-голубых рогов. Издав придушенный звук, он тут же скрылся за дверью, а вслед ему рванулся розовый, подобно утру перед великой битвой, метеор с развевающимся за плечами Знаменем Войны...

Из-за двери долетали приглушенные крики: 'Остановись! Хватит! И вообще, курит Вакаба, а Макао — алкоголик!' и несущееся в ответ: 'Да мне все равно, чем вы там травитесь! Вон!'

Айдо прислушался и пробормотал:

— Неужели в каждом из миров бесконечной Вселенной, наряду с гопниками, водкой и бюрократами, найдется розоволосая, лупящая всех встречных? Не удивлюсь, если раньше эти двое были в одной команде! А метла... я ведь ясно видел, как она оставила ее за косяком у входа в дом... Хотя чего это я — МАГИЯ!

Хохотнул на последнем слове и осторожно приподнял кресло, передвигая его так, чтобы дочка, сжавшая его ладонь с неожиданной силой, не вывернула ему руку.

...Когда Полюшка, героически повергнувшая коварного врага, вернулась обратно, готовясь пожинать заслуженные лавры, вместо восторженных аплодисментов ее встретили сладко сопящая в подушку девочка, расплывшийся в кресле в неудобной позе покряхтывающий Айдо и зеленый свет сферы на захваченной в заложники ладони, которую парень не развеял даже во сне... Женщина хмыкнула, поставила свое копье, повергшее дракона, больше похожее на обычную садовую метлу, за дверью и прошла в большую комнату, чтобы спустя пару минут вернуться с пушистым одеялом, которым и накрыла спящего в кресле парня. Он спал... Спал... чтобы когда-нибудь проснуться!

Глава 6

Серо-зеленые бумажки аккуратно ложились одна на одну. С каждым тоненьким листком, занимавшем только свое, самим ходом вещей предопределенное ему место, в мире, казалось, становится чуть больше порядка и гармонии. Башенки из резаной бумаги постепенно росли все выше и выше, и за их стремительным вознесением ввысь хотелось наблюдать еще и еще...

Айдо удовлетворенно вздохнул, впрочем, ни на миг не прерывая своего занятия. Было в нем что-то умиротворяющее, почти медитативное, возносящее душу к горним высям... И одновременно дикое и первобытное, поднимающее со дна подсознания самые низменные чувства и желания и приказывающее немедленно их воплотить. Сопротивляться этим ощущениям было трудно — почти невыполнимо, и спасало только то, что бросить этот процесс на середине было решительно невозможно для любого разумного человека во все времена и в любом месте. Этот потрясающий пасьянс обладал поистине волшебной властью над тем, кто прикоснулся к нему даже единый раз, и в кои-то веки красноволосый парень, склонившийся к земле в неудобной позе, был не против использования слова 'волшебство'. Потому что в этих серо-зеленых бумажных прямоугольничках как раз и была заключена истинная МАГИЯ!

Очередная стопка приблизилась к психологическому порогу, Айдо, осторожно, дыша в сторону, умостивший последний клочок бумаги на самый верх, быстро придавил башенку плоским камешком и облегченно выдохнул.

— Хорошо, что нет ветра... Население страны — пара десятков миллионов человек. Гильдии магов во всех крупных и не очень городах. Обезболивающее, действующее на огонь и метла, материализующаяся из воздуха... А обычных денежных резинок не придумали и тут. Дикари-с!

Молодой человек в черных брюках и белой рубашке, довольно дико смотрящийся посреди леса, удовлетворенно оглядел двадцать шесть пачек купюр номиналом в десять тысяч, каждая по миллиону 'драгоценных', как нелепо называлась местная валюта. Впрочем... рубль вон тоже, от серебряной гривны, которую на куски рубили, произошел. Так что надо просто позавидовать местным, которые в древности изумрудами да рубинами друг с другом расплачивались и сказать спасибо, что тут не 'ракушки каури' какие-нибудь в ходу — то-то мучений было бы!

Еще раз пересчитав стопки, ровно, как по ранжиру, выстроившихся в аккуратную коробочку пять на пять рядов с единственным командиром во главе, парень перевел взгляд на лежащую рядом кучу не разобранных купюр. Несмотря на то, что выглядела она больше, даже на первый взгляд было ясно, что до миллиона там явно не хватает — номинал бумажек был гораздо меньше.

— Ну а это на булавки! Итого двадцать шесть миллионов и тысяч семьсот-девятьсот 'драгоценных'. Очень знакомая сумма, карма явно решила надо мной похихикать. Вот бы еще знать — много это здесь или мало? Впрочем, вряд ли герцог бедно жил... Ладно, не время отдыхать, приступим!

Замотивировав себя таким образом, Айдо вскочил на ноги и направился к деревьям, где в приснопамятный день скрылась стайка серебряных монеток. За прошедшее время на добро не покусился никто, кругляши, явно коллекционного вида, по-прежнему торчали в древесине на разной, но почти всегда значительной глубине. Новоявленный охотник за сокровищами растерянно оглянулся — если выпросить у розоволосого мизантропа (поставить это определение в полагающийся женский род после пары дней общения с Полюшкой у Айдо не поворачивался язык) рюкзак он еще догадался, то вот с орудиями труда как-то не сложилось. Узумаки Айдо, привыкшему к тому, что он сам себе нож, меч, пулемет и многое другое, вплоть до артустановки 'Град' и огнеметного танка, очень сложно было становиться обычным человеком... Ну, почти обычным, что парень и попытался доказать, ткнув в дырку указательным пальцем, пытаясь подцепить монетку. Серебрушка ушла глубже, а палец предсказуемо задергал заломленным ногтем.

— О, черт! — возглас прозвучал довольно невнятно. Как-то так сложилось, что за предыдущие семнадцать лет такие вещи, как сломанные ногти, отбитые о табуретки мизинцы на ногах и порезы от разбитых кружек счастливо миновали будущего (а теперь уже прошлого) владельца собственного курортного острова. Вначале из-за дефицита кружек и табуреток в начале его довольно сурового жизненного пути, ну а потом — было бы уже попросту стыдно. Поэтому парень проделал то, что на его месте делают все дети возрастом до десяти лет — засунул пострадавший палец в рот...

Взгляд добытчика заметался по сторонам в поисках чего-то, что смогло бы ему помочь. В этом был какой то глубинный философский конфликт — иметь силу, чтобы выкорчевать всю рощу перед собой и не иметь возможности достать из ствола мелкую серебряную монетку...

— Погодите-ка!— глаза парня, съехавшиеся было к переносице, неожиданно сфокусировались на единственном свидетельстве прошлого, что ныне осталось с ним — спиральной татуировке на левой руке. И пусть она не была похожа ни на фуин пространственного кармана, который был там раньше, ни вообще хоть на что знакомое, но... боль от погнутого ногтя — поистине коварная штука, подчас толкающая жертву на безрассудные поступки.

Айдо сосредоточился, вспоминая, привычно и одновременно в первый раз двинул несуществующей мышцей... и прямо у его ладони неведомо откуда материализовалась рукоять с тремя тонкими лезвиями, довольно длинным в середине и широкими и кургузыми — по боками. От неожиданности красноволосый не успел сжать руку и нож упал в траву, мелодично звякнув по некстати подвернувшемуся камню.

Парень хмыкнул, поднял левую руку к глазам, полюбовавшись на ясно видимый разрыв в прежде непрерывной черной спирали. Нашарил в траве лезвие, внимательно и удивленно рассмотрел черноту неизвестного металла, настолько глубокую, что от лезвий даже не разлетались блики, а сам нож был похож на маленькую форточку в космос, и хмыкнул уже гораздо громче, заметив на камне, остановившем лезвие, длинную и ровную борозду, будто прочерченную алмазным резцом, выпрямился и решительно шагнул к неподатливому стволу, успев подумать: 'Хорошо, что второй раунд битвы 'Айдо против фиорской флоры' не видит Йоко — то-то смеху было бы!'. Монету красноволосый выковыривал уже без улыбки...