Проект Х))

Теперь они уже не медлили. С воплями и улюлюканьем, бандиты бросились за мной. Пули мерзко засвистели вокруг, грохот выстрелов в мою сторону хлестнул по ушам. Бежать! Бежать, пока жив! Если прижмут к реке — все, конец! Не разбирая дороги, ринулся в придорожные кусты и дальше, дальше от гибельного брода! Одежда мгновенно промокла насквозь, ветви хватали за руки и наотмашь били в лицо. Вскинув оружие перед собой, чтобы хоть как-то защитить голову, я рвался дальше. А сзади неумолчным криком и выстрелами меня подстегивали враги. Остановиться и сразиться с ними я не мог. Не было ни сил, ни умения, а страх смерти оказался слишком велик. Нет, я так не играю! Должны же быть хоть капельку равные шансы. И как эти гады успели так быстро добраться? Откуда вообще взялись сразу после бури?! Рухнувшее дерево передо мной, прыжок, нога попадает на что-то мягкое и скользит... А-а-а, держись! Судорожно махнув рукой, цепляюсь за гибкую ветку большого куста и начинаю падать. И зависаю буквально в десяти сантиметрах от земли в какой-то перекошенной позе — голова под рукой, ноги в стороны, как я еще плечо не вывихнул, а может так и есть? Перед глазами несколько мокрых, частью прикрытых хвоей камней. Вот с чем встретилась бы моя голова, если б не куст. Но медлить нельзя, крики все ближе.

Теперь ни о чем лишнем думать не буду — только лес и бег. Дыхание, и так запаленное после падения, сбилось окончательно. Дышу громко, со свистом, и разогнаться не могу, нет сил. Но страх гонит вперед и я поначалу вялой рысцой, а затем все быстрее бегу дальше. Но все же экономлю силы. Всадники за мной по такому бурелому не пройдут, значит, преследователи пешие. Шансы у них, если только не подверну ногу, или еще какую глупость не сотворю по своей же вине — такие же как и у меня.

Преследователи не отставали. Стрельба скоро прекратилась — я не видел смысла тратить время и патроны, они тоже. Но голоса, треск веток — следовали за мной неотрывно. Наверно, я убил одного из них, теперь пока не догонят — не успокоятся! Черт! Зачем я стрелял?! Мог же просто убежать. Внезапно просветлело, но не успел я понять, что это значит, как земля ушла из-под ног, и я кубарем покатился вниз. Мокрый песок вперемешку с жирной, красновато-бурой липкой грязью и мелкими камешками набился за шиворот, залепил глаза, ноздри, рот. Падение закончилось в обширной луже, куда я с плеском свалился лицом вниз. В первый момент меня охватил ужас. Не понимая, куда угодил, испугался, что тону и забарахтался изо всех сил. Но руки тут же уперлись в дно, а глаза, омытые мутной водой снова начали видеть. Переведя дух и поднявшись, посмотрел вверх. Да тут настоящий обрыв! И как я умудрился не свернуть себе шею? Етить твою!

Запоздалый ужас, пережитого только что, накрыл на миг, но я не дал себе времени на эмоции. Враг близко, я слышал теперь все более четко их перекличку. Осмотревшись, уяснил, что нахожусь в широкой прогалине, поросшей травой и мелкими кустарниками и покрытой темными, тут и там разбросанными камнями. Луговина тянулась метров на сто, не меньше, а дальше снова лес. Понять, что если не успею пересечь луг, я труп не стоило труда. Преследователи, удобно разместившись на гребне, просто расстреляют меня и все. Ходу! Уже сделав первый шаг, вспомнил о ружье. В руках его не оказалось, черт, где оно?

Оглядевшись, я заметил металл, просвечивающий из-под воды. Потянул на себя и с ужасом увидел, что двустволка сломана — как раз у шейки приклада, наверно переломилась от удара о камень? Не важно. Ухватив ставший нерабочим ствол и отбросив бесполезный теперь приклад, заковылял к дальней опушке, постепенно разгоняясь, хоть и прихрамывая. Крики погони подгоняли, хлеща словно бичом. Не успею, обреченно понял я. Но остановиться и дать просто расстрелять себя — еще хуже, пока есть хоть малый шанс...

Грохнуло так, что я, содрогнувшись от силы удара, рухнул на колени. Совсем рядом, в каких-то десятках метров от меня в величавую сосну с треском и пламенем вонзилась огромная, ослепительно белая молния. В глазах потемнело, я начисто утратил слух, тело оцепенело в ожидании нового более точного удара. И в тот же миг на землю снова упала вода. Это не был дождь — таких дождей не бывает! Это был потоп. Уже в каких-то шагах видимость падала до нуля. Новых разрядов вблизи не падало. Мгновенно вспыхнувшее дерево так же стремительно погасло, окутавшись облаком пара. Добравшись до него, я на секунду привалился к почерневшему стволу плечом и посмотрел назад. Толку-то? Тьма.

Не думаю, что они пойдут за мной теперь. Но стоять на месте тоже нельзя. Мало ли? Жить хочется очень, а страх — вот он — сжимает горло стальной хваткой и толкает дальше, дальше в лес. Сопротивляться этой силе я не мог. И снова потащился вот только не вглубь леса, а вдоль опушки, чтобы окончательно не заблудиться — все же хоть какой-то, но ориентир.

То, что выжить удалось, конечно, радовало. Но что теперь будет с ребятами? Черт, ведь бандиты могут на них отыграться за мои дела! Дурак! Какой же я дурак! Зачем я стрелял!? Ладно, что проку истерить — я один и вокруг тайга. А таежным человеком я точно не являюсь, и значит, мне скоро конец, если не взять себя в руки и не начать действовать. Холод. Вся одежда промокла насквозь, и я вдруг понял, что меня колотит натуральным образом. Зубы выбивают неровную дробь, руки трясутся, тело потряхивает. Так и воспаление легких заработать не долго, а больниц что-то не просматривается. Что мы имеем, пересиливая дрожь начал отрабатывать я. Не густо. Пояс с патронами, нож, фляжка, пояс с золотом... твою мать! И я тащил все это время чертово золото! Захотелось просто сорвать тяжкий груз с себя и забросить подальше, что остановило — жадность или еще чего — сам не знаю, может, просто капля тепла от толстой, так и не промокшей до конца кожи ремня?

Порох в патронах — это хорошо, по идее его можно использовать для розжига огня, вот только в такой ливень у меня шансов сотворить пламя ноль. И пытаться нет смысла. А вот найти хоть какое-то убежище — точно надо или я попросту околею. Думать про убежище — дело хорошее, да только толку никакого — вокруг одни елки зеленые и кустарники. Чуть просветлело. Солнце мутновато-красным диском проглянуло на западе за пеленой дождя в просвете между туч. Скоро закат и наступит кромешная темень — Луна сквозь этих черных небесных жирдяев не пропихнется. На миг остановился и огляделся кругом — крутой склон все также медленно изгибаясь, шел в сторону заката, куда я иду? Но лучше такое направление, чем бродить меж трех сосен.

Как же холодно! Стискивая до боли челюсти, я попытался унять колотье, но без толку. Руки трясутся, тело закоченело. Вся одежда насквозь мокрая, а появившийся холодный ветер продувает насквозь. Хана Славка тебе. Если срочно не согреться — сдохнешь, как шелудивая собака. Дрожащими пальцами постарался растереть онемевшее от холода лицо, не помогает. Это насколько же я замерз? Надо идти, авось...

Безмерная синева открылась передо мной внезапно и обрушилась на меня все своей могучей силой. Еще шаг назад впереди были лишь сосны и листва и вот безмерная ширь огромного озера или моря — не знаю, другой берег даже и не видно. Стоя на крутом песчаном берегу, у самого обрыва, я смотрел на покрытую бесконечными пенными гребнями стихию. Вот откуда этот проклятый ветер! С озера! Или моря? Не важно. Мысли от холода путались, но отчего-то вид этот придал сил. С надеждой оглядевшись по сторонам в поисках признаков человеческого присутствия, я с восторгом заприметил вдали избушку, что ли. Жаль над зеленовато-бурой кровлей, увенчанной короткой печной трубой не поднималось и легкого дымка, да может и к лучшему?

Я не разбирая дороги, почти рухнул вниз по крутому склону. Мокрый песок не пылил, зато прилипал к одежде, рукам и лицу, набивался в волосы, но мне уже было все равно. К черту. Скорее добраться, пока совсем не стемнело. До избушки я бежал, с трудом ковыляя и надсадно дыша, и все же измученное и замерзшее тело словно радовалось вместе со мной, разгоняя по жилам кровь. Вот и домик. Широкий песчаный пляж, рассохшаяся лодка — точнее ее остов на берегу, дверь приперта батожком. С ходу отбросив палку, подпиравшую ее, дернул за деревянную ручку и ввалился внутрь захлопнув за собой. И только теперь, в окутавшей меня темноте ощутил, какое это наслаждение — укрыться от пронизывающего до костей ветра. Ни видно ни зги. Несколько секунд я в отупении стоял у порога, не в силах понять, что делать дальше. Нужен свет! Где его добыть? Спички? Нету. Зажигалка? Пока пытался вытянуть ее из кармана джинсов, наткнулся на кобуру сотового. Етить! Дурак отмороженный! У меня ж на телефоне есть вспышка! Еще полминуты ожесточенной борьбы с собственными пальцами, упорно отказывающимися подчиняться, и труба оказалась в ладони. Включаю камеру, режим с вспышкой и яркий, стерильно белый сноп света вырывается наружу, освещая все вокруг.

Отлично. Вот печка. Аха, знакомая схема — печь небольшая, и не высокая, зато к ней пристроена, сложенная из дикого камня лежанка, наверняка она греется от печи. Десяток сухих полешек, покоцанный топорик. Еще лучше. Полка, на которой лежат перевернутая дном вверх глиняная миска и огарок свечи. Сдвинул миску и обнаружил под ней старый, почти окаменевший сухарь. Без колебаний хватаю и остервенело вгрызаюсь в неподатливый край. Черт, так и зубы поломать можно — лучше буду рассасывать, и вот так с сухарем во рту, и топориком в руке, я принялся разжигать печурку. Сначала надо наколоть тонких лучин, потом собрать из них шалашик и напихать внутрь коры и всякой трухи, зажигалка отказалась сразу гореть, чтоб тебя, только не сдохни сейчас — ты ж мне нужна в эту минуту больше всего в жизни! С маниакальным упорством прокрутив несколько раз колесико, я увидел синевато-желтый огонек. Слава Богу!

Теперь не дышать. Жду, пока лучинка загорится, и так чтобы наверняка. Закрыл зажигалку и осторожно поднес горящую щепку к шалашику, уложенному в печи. Сколько я так просидел — не знаю, но в тот миг мне показалось, что сама жизнь моя полностью зависит от того, разгорится ли огонь или погаснет. Но вот огонек перебежал на другие лучинки. Печка наполнилась дымом. Затем пришло живительное тепло. Когда огонь весело загудел, я смог наконец разогнуть затекшую спину и оглядеться еще раз.

Снова вооружившись телефоном-фонариком, провел световым лучом по стенам. Грубо сколоченный из досок стол, лавка какая-то, ларь с крышкой, и двухэтажные нары в углу — то, что надо. Поверх нар лежала пара тяжелых, изрядно облезлых длинношерстных шкур, возможно принадлежавших сородичам того самого тура, и старое, засаленное и все в дырах, шерстяное одеяло. Ощутив в руках сухое и теплое раздумывать уже не стал. Быстро раздевшись, завернулся в одеяло и, ухватив шкуру, поволок его к теплой лежанке. Сил хватило еще на то, чтобы выжать вещи (насколько получилось) и разложить их на стенках печки, подложить дров в огонь и все. Едва тело приняло горизонтальное положение, я попросту отключился. Так и забыв вынуть сухарь изо рта.

Золотистая змея со злыми кроваво-красными холодными глазами медленно проскользнула через порог и бесшумно извиваясь, подползла к лежанке. Обвив мою руку, она поднялась выше и замерла на груди, приоткрыв пасть с ядовитыми зубами. Ужас был так велик, что я .... проснулся. Несколько секунд мне все еще мерещились ее мерзкие глазенки, и только убедившись, что вокруг все чисто, я смог вздохнуть полной грудью. Ночная темень сменилась прозрачно-золотым светом, пробивающемся сквозь щели и оконца. Жарко. Отчего мне так жарко? Я попытался понять, что происходит и со страхом понял — да у меня температура под тридцать девять градусов! А может и выше — ближайший градусник — в неизвестной дали.

Господи, как быть? Я никогда не был особо устойчив к простудам, а вчерашние многочасовые блуждания под ливнем и ледяным ветром сделали свое дело. Абзац. И ни одной таблетки жаропонижающего! Голова раскалывалась, но в такой высокой температуре есть даже плюс — уже так плохо, что мелочи не беспокоят. Хммм. С усилием поднявшись с остывшей лежанки, я заглянул в зев печи и с огорчением обнаружил, что угли прогорели в прах и пепел. Придется все начинать заново. А ведь мог сообразить и поставить будильник, насколько-то часов, чтобы подкинуть полешек... дурак.

Хорошо хоть одежда высохла почти, зато ботинки остались влажными. Одеваться категорически не хотелось и, накинув одеяло на плечи, я уныло побрел к двери. Только навалившись на нее плечом, смог открыть, так рассохлись толстые доски, а может и порог перекосило? Не важно. Вокруг царила какая-то нереальная красота. Сияющее, прозрачно голубое небо без единого облака, в его бездонной вышине — золотистый диск солнца. Едва заметный ветерок чуть охладил мой лоб. А впереди за широким серебристо-белым песчаным пляжем раскинулись синие воды, упорно накатывающие на берег и так до самого горизонта. Тишина и величие окружающей меня природы завораживали, пробиваясь сквозь ватную вялость болезни.

Я бездумно пошел к воде, босые ноги ступали по песку, оставляя единственную на весь бесконечный пляж цепочку следов. Захотелось коснуться, глотнуть чистой, прохладной синевы. Сбросив одеяло на песок, зашел почти по колено и почувствовал, что вот сейчас стало легче. Вспомнилось, что от простуды и температуры помогает обливание. В здравом уме никогда бы не решился, а тут — чего терять? И очертя голову с каким-то отрешенным отчаянием и безумной надеждой бросился в воду, окунувшись с головой. Дыхание выбило начисто, я поперхнулся и закашлялся, вода, обжигая холодом, залила нос, рот, уши и глаза. Забыв про болезнь и слабость, я рванул на берег, на ходу подхватил одеяло и бросился к избушке, откуда и силы взялись?

Снова забравшись на лежанку, я замотался одеялом, и, ухватив шкуру за край, буквально закатал себя в нее. Тело колотила дрожь, голова пошла кругом, стало плохо, очень плохо. Сколько метался, стараясь согреться — не знаю, время потеряло смысл. Потом наверно я уснул. Если что-то и снилось в те часы — не помню.

Когда очнулся от жары и духоты, я испугался — неужели стало еще хуже?! Но потом сквозь пелену сна пробилась мысль — мне мокро. Быстро раскидав шкуру и одеяло, убедился, что все тело мокро от пота. Ура! Голова заработала, как следует и сгенерировала мысль. Теперь главное, чтобы опять не просквозило. Кое-как обтеревшись, надел на себя свою высохшую одежду и натянул ботинки. Отлично. Воздух в избушке — изрядно спертый и тяжелый — так что первым делом — наружу. Светло. Неужели я проспал сутки? Или всего несколько часов? Не важно. А в природе все также царит тишина и благолепие, до чего же красивое место!

Как жрать охота! Обернувшись, перетряхнул многострадальную шкуру и из нее выпал обломок того самого сухаря. С жадностью накинулся на него, на этот раз, вгрызаясь в каменно-твердый кусок. И пока я его не доел, думать ни о чем не получилось. Сказать, что маленький кусочек черствого хлеба утолил голод невозможно, но это куда лучше, чем ничего, верно?

Надо еще поискать, может, найдется еда? Избушка наверняка промысловая, а в таких, как я слышал, часто оставляют всякую снедь долгохранящуюся. Ощущение легкости и здоровья потихоньку откатывало, сменяясь усталостью и легким ознобом, но пока силы оставались, надо было успеть обеспечить себя всем необходимым.