Волчьи судьбы

Разговор по телефону шел явно не в дружеском русле. Лицо главной волчицы становилось все серьезнее и серьезнее. Во мне проснулись дурные предчувствия.

Когда Иветта выключила телефон, я уже знала, что что-то произошло. И все-таки спросила:

— Что-то случилось?

— Да, Лео. Двое из нашей стаи пропали.

— Кто?

— Вряд ли ты их помнишь. На последней охоте их не было. Лина и Петр. Не так давно они начали жить вместе.

— И оба пропали?

— Оба.

— Может, они просто укатили куда-нибудь поразвлечься?

— Очень хочется на это надеяться. Но они не так давно среди оборотней, и должны были в случае отъезда предупредить своих кураторов.

— И что будем делать?

— Пока рано объявлять всеобщий розыск. Но я предупрежу Филиппа и Реми, пусть они поищут, узнают, где и когда этих двоих в последний раз видели. У них есть опыт подобного рода.

— Почему-то я так и подумала, — ответила я, вспомнив ишт-телохранителей Иветты. — Чем я могу помочь?

— Спасибо, но пока ничем. Надеюсь, все выясниться довольно быстро.

— Хочешь, я заеду к тебе завтра после работы?

— Да, это было бы хорошо, — Иветта сделала попытку улыбнуться, но глаза так и остались серьезными. — Я всегда рада тебе, Лео.

— Я тоже. Значит, я заеду.

— Конечно. А сейчас извини, мне нужно идти.

— Да-да, я понимаю. Надеюсь, все быстро проясниться.

Я искренне на это надеялась. В последний раз, когда вот так начали пропадать оборотни, все кончилось очень плохо. Но пока еще никто не умер. Я очень хотела, чтобы так и осталось.

Мы — не люди, и в этом главная проблема. Даже если наши вот так пропадают, мы заявляем о пропаже, но не можем сказать, что они оборотни, а порой это единственное, что объединяет пропавших.

А если уж кто-то умирает, то мы стараемся, чтобы захоронение свершилось без всяких обследований патологоанатомами. Ибо если о нас узнают — это может привести к охоте и истреблению. Люди с большим подозрением относятся ко всем непохожим. Нет, отдельные люди могут знать о нас, быть нашими друзьями. Но в общей массе...

Нет, мы еще не готовы заявлять о себе, о своем существовании. А если это случится, то сразу и по всему миру. Мы выйдем все: и оборотни, и вампиры — как две самые большие группы нежити.

Вот так и живем. Вся наша жизнь — подполье. Но не сказать, что все так плохо.

Глава 10.

Как и обещала, на следующий день, вернее поздний вечер. Я заехала к Иветте. Дверь мне открыла Глория — так оно обычно и бывало. Но сегодня я чувствовала исходящий от нее тонкий аромат тревоги.

— Привет, Лео, — негромко сказала Глория.

— Привет, — я потрепала ее по волосам. — Как у тебя дела?

— Ничего.

— А что ты такая... взволнованная?

— Я?...

Он необходимости отвечать ее избавило появление Иветты. Главная волчица была в своей любимой домашней одежде — шелковом восточном костюме. Мы поздоровались, обнялись, только потом Иветта спросила:

— Как там у тебя дела?

— Да ничего. За день-то ничего не изменилось. Ты-то как?

— Тоже ничего нового, — вздохнула Иветта. — Ищем. Но ты, наверное, проголодалась после работы. Идем, у нас как раз ужин уже готов.

Мы сидели на кухне, как многие вечера до этого. Я ведь частенько заезжала к главной волчице. В таких вечерах было какое-то особое умиротворение. Семья... И пусть даже нет кровного родства. В конце концов, оно не заменит духовную близость. Мы с Иветтой уже давным-давно забыли и утрясли разделившие нас в свое время разногласия.

Но сегодня витала какая-то неуловимая тревога. Я ее ощущала, но не могла понять причины. Исчезновение членов стаи, конечно, серьезное происшествие, но интуиция подсказывала мне, что здесь что-то другое. Вопрос что.

Мы уже отужинали, и дело плавно двигалось к чаю, когда Глория сказала:

— Иветта, мне что-то не очень хорошо. Я пойду прилягу.

— Конечно, солнышко. Иди.

Девушка удалилась, а главная волчица стала разливать чай, словно все в порядке, но я все-таки спросила:

— С Глорией что-то случилось? Что-то это непохоже на недомогание.

— Она просто переволновалась, — тон ничего не выражающий, но я видела, как Иветта сжала ручку чайника так, что тот жалобно всхлипнул. Поэтому я сказала:

— Давай-ка рассказывай, что у вас тут еще произошло.

— Еще?

— Скажешь нет?

— Не скажу, — она наконец-то оставила чайник и села за стол, обхватив чашку. Но не похоже, чтобы ей было просто холодно. Потом, резко передернув плечами, Иветта проговорила, — Отец Глории объявился.

— В смысле? Ты же говорила...

— Что он выгнал Глорию из дому, когда той и пятнадцати не исполнилось? Все так. И с тех пор он ни разу не интересовался, что с его дочерью, как она! — глаза верволчицы злобно блеснули. — И теперь он объявляется! Спустя столько лет простой телефонный звонок.

— Что ему нужно? — в бескорыстность таких людей я не верила.

— А хрен его знает! — Иветта едва ли не впервые на моей памяти выругалась.

— Но у всего есть свое объяснение...

— Тут слишком запутанная ситуация, — вздохнула Иветта. — Я тебе уже частично рассказывала о ней. Но, видимо, пришло время рассказать все, так как я не знаю, как дальше сложится.

Часть II

Глава 11.

Глория родом из довольно захолустного городка. По мне — так вообще дыра, но пусть будет город сельского типа. Население тысяч двести, максимум. От столицы туда пилить часов пять. Городок из тех, где всем все про всех известно, вся жизнь на виду. А жители внешне благопристойны до ханжества.

В такие городки хорошо приехать отдохнуть от столичной суеты на недельку раз в год, но не более того.

Мать Глории умерла, когда та была еще совсем крошкой. Так что девочка жила с отцом. Тот так и не женился более, во всяком случае, пока она жила с ним. На удивление, он был человеком не пьющим, но очень сильно следил за благочестием своей дочери, являясь религиозным, да к тому же еще и властным человеком.

Пока Глория была маленькой, ничего страшного это не предвещало. Но дети имеют обыкновение расти. Девочка начала превращаться в девушку. А у подростков другие проблемы и потребности.

Появились интересы к мальчикам, желание погулять. Да, четырнадцать лет — это еще не совершеннолетие, но все-таки и не детство в полном смысле этого слова. Но отец Глории просто отказывался это понимать, считая дочь еще совсем маленькой и неразумной.

Но это вовсе не значит, что Глория никуда не ходила. Ходила. Правда, ценой немыслимых ухищрений. Это-то в итоге и сослужило дурную службу.

В тот роковой день Глория как раз тайком выбралась с подружками на дискотеку. Там-то ее и потрепал оборотень. Причем получилось все ужасно нелепо!

* * *

— Гло, ну куда ты? Веселье только начинается! Парни как раз за пивом ушли, сейчас придут.

— Не, я не могу. Если через полчаса не буду дома, то отец меня прибьет! И так может обо всем узнать!

— А, ну ладно, — подружки вновь скрылись в здании клуба.

А Глория побрела домой. Фонари в количестве четырех штук горели только на главной улице. И так, еще кое-где возле жилых домов. У них был дом с небольшим хозяйством почти на самой окраине. Так что идти где-то минут двадцать, ну или пятнадцать, если почти бегом. Но Глория не бежала, а уверенно шла. Хоть и впотьмах. Да она и в темноте дорогу бы отыскала. Чай родные все места.

Одна из одиноко мерцающих вдали лампочек выбрала именно этот момент, чтобы уйти на покой, т.е. перегореть. Сразу вокруг стало темнее. От неожиданности Глория споткнулась и растянулась на земле. Ночной сумрак прорезала ругань, вряд ли достойная молодой девушки, но весьма красочно описывающая случившееся, а также виновных в этом.

Все еще ругаясь, Глория стала подниматься, когда услышала совсем рядом чье-то ворчание и тихий рык. Похоже на собаку. Очень большую собаку. Девушка на миг сжалась, потом сообразила, что собаки, которые у них по улицам бегают, незлобивые, поэтому прикрикнула:

— Пшла отсюда! — и махнула рукой.

Рука смазанным ударом задела мокрый нос. Чуть попривыкнув к темноте, Глория поняла, что перед ней нечто гораздо больше обычной собаки. В тот же миг раздалось зловещее рычанье, и это укусило ее. Девушка взвизгнула, увидела, как мелькнул пыльный серый бок, вскочила сама и припустила к дому.

Только взбежав на крыльцо, она позволила себе отдышаться и оглядеться. За ней никто не гнался, но сам внешний вид говорил о многом. Падение не прошло даром, а на руке кровь. Зубы все-таки прокусили кожу, благо не дернули, иначе крови было бы куда как больше.

Глория честно пыталась привести себя в порядок, но шум и возня на крыльце привлекли внимание отца. Он вышел из дому, немного щурясь из-за сумерек. Волосы русые, коротко остриженные, чуть обвислые усы, крепкое телосложение, выдававшее человека, привыкшего к тяжелой работе.

— Гло, ты что ли?

— Я, отец, — ответил робкий голос. Отпираться было бессмысленно.

— Ты где шлялась? Ночь-полночь на дворе!

— Но я же у подруги была.

— Да? — голос отца преисполнился скептицизма, и тут он, наконец, разглядел дочь. — Господи, что у тебя за вид! Будто по дороге кубарем катилась!

— На меня собака напала.

— Какая собака?

— Приблудная какая-то.

— Покусала?

— Чуточку, — в качестве доказательства Глория протянула руку.

Отец критически ее осмотрел и заключил:

— Да нет тут ничего. Откуда кровь — не пойму. Иди в дом. Вымойся и спать. На кухне ужин — если захочешь.

— Да, отец.

Девушка быстро прошмыгнула к себе, с радостью думая, что пронесло. К своему удивлению, отмываясь, она тоже не обнаружила никаких следов от укуса. Кровь, уже запекшаяся, была, а самой раны — нет. Ну и хорошо.

А через день Глория свалилась с высокой температурой. Она вся горела, едва ли не бредила. Но температура больше ничем не сопровождалась. Врач поставил диагноз: грипп и сильно ослабленный иммунитет, — под него вечно списывалось все и вся. Выписал аспирин, еще какое-то жаропонижающее, и на этом успокоился.

Лекарства почти не действовали, температура держалась стойко. Но отец Глории не устраивал особого трагизма, хотя в церковь свечку поставить сходил. Да и работать нужно было.

Глория валялась в постели, но, как ни странно, больной себя не чувствовала. Скорее наоборот, с каждым днем ощущала прилив бодрости.

Дня через три она почувствовала себя полностью здоровой и пошла в школу, хотя температура оставалась повышенной. Правда через несколько дней с ней начали твориться странные вещи. Она стала очень хорошо слышать (прям как пограничная собака) и видеть, а обоняние просто демонстрировало чудеса.

Но радость от этого длилась недолго. Через полторы недели настало полнолуние. Весь день перед этим Глория чувствовала себя ужасно разбитой. К тому же ее будто тянуло куда-то, только она никак не могла понять куда.

Она даже решила лечь спать пораньше, но это не помогло. Как на зло, сон не шел к ней. А томленье усиливалось. Вдруг Глория поймала себя на том, что стоит у окна и пялится на луну. Хотя, как встала с постели не помнит. Она как завороженная смотрела на ночное светило.

Внезапно резкая судорога скрутила все тело, стало трудно дышать. Глория упала, нет, скорее рухнула на колени. Резкий приступ удушья, так что крик умер на губах, так и не родившись. Все ее тело выкручивало. Вся в поту, девушка дернула ворот ночной рубашки. Ткань не выдержала, разорвалась. Но облегчения не было. Глории казалось, что что-то рвется из нее наружу, просто прогрызая себе путь.

Не в силах более выдерживать такое, Глория сдалась, просто отдалась на волю раздирающих ее чувств. В комнате царил сумрак, едва рассеиваемый светом полной луны, заглядывающей в окно, так что девушка не могла видеть, что с ней такое. Да и не смогла бы настолько сосредоточиться, чтобы узнать.

А ее конечности искривлялись под немыслимым для человека углом, лицо удлинилось, прыснула шерсть. Еще немного, и в комнате стояла волчица. Белая, как снег.

Недолго думая, волчица выпрыгнула в окно, благо комната находилась на первом этаже. Какая-то часть все еще оставалась Глорией, ее разум все фиксировал, все понимал, но телом правили инстинкты. Звериные инстинкты. Повинуясь им, она пробралась в курятник и просто растерзала двух несушек. Потом она сделала круг по городу и вернулась домой так же, как и покинула его. Обратное превращение в человека далось легче, но было не намеренным, а самопроизвольным. После этого Глория рухнула в кровать и заснула так крепко, как никогда раньше.

Проснувшись, Глория решила было, что ей все приснилось, но одного взгляда в зеркало в ванной оказалось достаточно, чтобы понять, что это не так. Волосы растрепаны, и кое-где застряли перья и пух, во рту привкус крови, а ночная рубашка исчезла в неизвестном направлении.

Девушка смотрела на себя в зеркало, и ужас охватывал ее сильнее и сильнее, пробираясь к самому сердцу и сжимая его ледяной пятой. Глория почувствовала, что сейчас упадет в обморок. В глазах потемнело, в ушах шум. Но все-таки она осталась стоять на ногах.

— Монстр! Я теперь монстр! — прошептала девушка. Услужливое воображение сразу подсунуло ей картины из фильмов "Волк", "Американский оборотень в Париже" и других в том же духе, а также популярную детскую сказочку "Красная Шапочка". И все это было более чем неутешительно.

Кое-как оправившись, Глория вышла к завтраку. За столом сидел мрачный отец. Кивнув дочери, он сказал:

— И правда что ли, кака дурна псина у нас завелась. В наш курятник забралась, да двух курей разодрала, — Глория почувствовала, как к горлу подступает тошнота. — А сосед говорит, что не собака это, а волк. Да откель в наших краях волку-то взяться? Чай не в лесу живем. Но если эта паскуда еще заберется — прибью! Да что ты так побледнела, Гло?

— Ничего, — тихо ответила девушка.

— Эх, молодежь малохольная! Ешь давай и марш в школу! И чтоб из нее сразу домой, поняла?

Но в школе ей абсолютно ничего не лезло в голову. Да и чувствовала она себя неважно. Тошнота не отпускала, а на еду смотреть вообще никакой возможности не было. Поэтому Глория сбежала со второго урока.

Она ушла в посадки. Когда-то кому-то из власти пришло в голову разбить фруктовый сад на окраине города. Разбили. Деревья прижились. Но почему-то никто урожая так до сих пор и не видел. К чему бы это?

Но гулять там было хорошо. А Глории это сейчас было очень нужно, чтобы хоть немного прийти в себя. По дороге она спугнула какую-то парочку, милующуюся в кустах — благо теплынь, но даже не заметила этого. Глория чувствовала себя очень растерянной, и не представляла, что ей делать. И ей было страшно, страшно, что она станет кровожадным монстром.

Глории хотелось бы думать, что то, что с ней произошло — лишь единичный случай, и такого не повториться. Но голос разума неумолимо говорил, что повториться, и наверняка не раз и не два. И от этого становилось жутко.

Погрузившись в свои мысли, Глория слишком поздно спохватилась, что пора домой. Ведь уже вечер на дворе. Она со всех ног кинулась домой. Но уже с порога заподозрила неладное.