Дзи. Чужая судьба.

Омывшись в бане и проспав почти до вечера, Ли с некоторым волнением готовился теперь к запланированному ужину, на который, по словам О-шэя, заглянувшего проведать гостя, были приглашены все значимые лица города. Для дзи это событие должно было стать первым серьезным испытанием, настоящей проверкой на ту роль, которую он присвоил себе. И в этот раз ему уже нельзя будет ничего списать на усталость от долгого пути и пережитых "приключений". Ошибка будет фатальна, неудача — неприемлема.

На самом деле, для новоиспеченного самозванца все происходящее до сих пор было покрыто каким-то налетом нереальности, позволявшим смотреть на события немного отрешенно и как бы со стороны. В иной ситуации само естество Ли восстало бы против того, что он делал. Этот обман противоречил всем жизненным правилам, усвоенным и перенятым им не только в дзи-додзё, но и намного раньше. Голос разума призывал его отказаться от всего затеянного, пока не станет уже слишком поздно, сознаться, молить о прощении, принять наказание и надеяться, что случившееся не принесет вреда кому-либо еще, кроме него самого.

Но другая часть сознания была не менее убедительна, напоминая Ли о том, из-за чего он вообще пошел на все это. К тому же, эта часть собственного "я" весьма рационально утверждала, что Ли на данный момент уже достиг определенного успеха. К чему бы ни стремились карабакуру и их военные лидеры, появление тайпэна в Ланьчжоу в любом случае шло вразрез с их планами. Кроме того, Ли вполне было по силам сыграть роль столь необходимого для всех символа императорской воли и объединяющего начала как для местных властей, так и для простого народа. О том, чтобы реально встревать в дела здешних набольших дзи даже и не задумывался. Достаточно будет того, что он станет поддерживать их во всех принятых решениях да воодушевлять солдат и горожан своим номинальным присутствием.

Письмо от тайпэнто Мори Ли сжег сразу после прочтения. Военный советник Императора требовал от Сяо Ханя немедленно вернуться, если послание нагонит его в пути, или соблюдать осторожность, если тот все-таки доберется до Ланьчжоу. Было похоже, что хозяин Ли отправился в свою "погоню за солнцем" отнюдь не с одобрения Мори, а по чьей-то другой указке. И можно было строить долгие предположения по чьей именно, учитывая, что Ханю, несмотря на краткий срок службы, разрешили взять себе дзи, в связи с чем тайпэнто выражал в письме свое особое неудовольствие. В любом случае, новый "тайпэн Сяо Хань" не мог сейчас возвратиться, да и условия пребывания в Ланьчжоу, указанные в послании Мори, были формально соблюдены.

Никаких вещей, кроме меча и того, что было на нем, у Ли не было, поэтому дзито распорядился предоставить все ему необходимое из собственных запасов поместья. Рассматривая себя в ростовое зеркало, которое доставили в покои слуги градоначальника, Ли с радостью отметил, что внешне он теперь вполне соответствует своему незаконному званию. Медово-желтый суо с "травянистым" орнаментом и черной окантовкой подолов прекрасно сидел на дзи так, будто этот костюм изначально шили как раз по его фигуре. Блестящая кольчуга, скрытая под плотной дорогой материей, придавала ощущение дополнительной защищенности, а фамильный меч Юэ отлично смотрелся в новых ножнах на широком кожаном поясе, украшенном кроваво-красными лалами.

Тихо отодвинув перегородку, на пороге комнаты появился пожилой слуга, которого приставили к гостю в качестве личного сопровождающего и денщика. Судя по возрасту и манерам, этот человек давно состоял на службе у дзито и должен был пользоваться определенным авторитетом среди других слуг, а его назначение, несомненно, было еще одним знаком уважения, демонстрируемым хозяином дома.

Низко поклонившись, слуга испросил у Ли дозволения сопроводить гостя в трапезную. Молодой человек, непривыкший к подобным сложным словесным оборотам, не сразу понял, что в такой форме его приглашают спуститься к гостям, которые, по-видимому, уже давно собрались и ожидают только его.

Пока они спускались вниз по широкой деревянной лестнице, Ли вспомнил, что за все это время он так и не удосужился поинтересоваться одним немаловажным фактом.

— Мое имя в этом доме Хёсей, — сообщил слуга, продолжая смотреть на лакированные ступени и не поворачивая головы в сторону гостя.

— В этом доме? — переспросил дзи, удивленный такой формой ответа.

— В детстве оно, должно быть, было другим, но с тех пор как я попал в этот дом, отец моего нынешнего хозяина нарек меня Хёсей.

— Тебе выкупили у семьи? — Ли не смог скрыть своего искреннего интереса, хотя где-то внутри раздраженный голос начал ворчать о том, что истинному тайпэну, наверное, не стоит задавать столько вопросов о судьбе простого слуги.

— Меня выкупили у моего рода, а рожден я был манеритом, — тихо и без выражения ответил Хёсей после непродолжительной паузы. — Я ну-бэй.

— У меня был ну-бэй, тидань Удей, — Ли и сам до конца не понял, зачем продолжил эту беседу, когда следовало бы остановиться. — Он был хорошим наездником и славным боевым товарищем.

Дзи замолчал, вспоминая свою недолгую дружбу с сыном степей, принявшим свою смерть в том злополучном бою, а Хёсей неожиданно сам решился задать вопрос.

— Они убили его?

— Да, убили, — бросил Ли, не сумев изгнать печаль из голоса, хотя тайпэну считалось хорошим тоном говорить о своих погибших воинах лишь восхищенно и уважительно.

— Они убили многих, — Хёсей поспешно отвел взгляд и вновь уставился в пол.

Весь оставшийся путь до трапезной они проделали в полном молчании.

В просторном зале, имевшем выход на широкую деревянную веранду, был накрыт богатый стол и расставлены высокие кованые светильники с квадратными фонарями из непрозрачного стекла, украшенного иероглифами "равновесие", "покой" и "удача". Трое гостей ожидали на невысоких деревянных стульях, расставленных возле стен, а Тонг О-шэй и еще один из приглашенных о чем-то негромко, но яростно спорили на веранде за не полностью прикрытой перегородкой. Заметив Ли, дзито и его оппонент поспешили в трапезную. Остальные присутствующие тоже дружно поднялись со своих мест, отвешивая церемониальные поклоны. Дзи еле удержался о того, чтобы и самому не начать кланяться в полный рост. Как тайпэн, он имел право ограничиваться лишь легкими кивками. Единственным человеком, перед которым склонялись тайпэны, опускаясь на одно колено, был Император.

— Тайпэн Сяо Хань, разрешите представить вам уважаемых граждан Ланьчжоу, — О-шэй на правах хозяина поспешил исполнить свои обязанности. — Мун Гжень из торгового дома Гжень и Кара Дэн из торгового дома Кун Лай.

Оба купеческих старшины оказались немолодыми мужчинами с длинными висячими усами и клиновидными бородками. Несмотря на это сходство и соответствие в одежде, различавшейся лишь гербовыми цветами домов, торговцы были совсем разными. Гжень выделялся массивной дородностью и некоторой тучностью, свойственной всему его семейству, а попечитель дел дома Кун Лай, напротив, был сух и невысок, что даже предавало ему какое-то сходство с карабакуру. Но была и еще одна объединяющая их черта — хитрый прищур обоих купцов сразу же говорил об их принадлежности к древней профессии тэккэй.

— Жибао Кан, распорядитель арсенала Ланьчжоу и военных императорских складов провинции, — дзито перешел к следующему гостю.

Кан был моложе Гженя и Дэна, однако, должность, на которой он состоял, редко давалась человеку без соответствующего опыта. С чиновником императорского двора Ли решил быть особенно осторожным, тот был прислан сюда напрямик из Золотого Дворца и мог быть в курсе жизни и биографии истинного Сяо Ханя. В остальном стройный улыбающийся Кан в своем синем облачении и круглой шапочке выглядел вполне добродушно и умиротворенно.

— Начальник городской стражи и командир нашего ополчения Ногай из рода Ногай, — представил О-шэй последнего из присутствующих, того самого человека, с которым он спорил до появления Ли.

Командующий гарнизона, на удивление, соответствовал чуть ли не всем возможным "классическим" требованиям, выдвигаемым для таких людей, согласно народной молве. Средний рост, массивные плечи, бычья шея, распирающая воротник багряного суо, поблекшего за прошедшие годы от частого ношения; скошенный лоб, жесткая полоска черных усов над верхней губой и косой изорванный шрам над правой бровью, плавно опускающийся к перебитой переносице. Взгляд у Ногая был тяжелым и недовольным, хотя последнее стоило, наверное, списать на его предыдущий разговор с дзито.

— Главный городской судья Санго Кхан, к несчастью, не смог прибыть. Его здоровье заметно пошатнулось за последние недели, и прожитые годы дали знать о себе, — пояснил хозяин дома, словно извиняясь перед гостем.

Позади Ли с тонким скрипом раздвинулись перегородки, и раздался тихий шелест шелков. Все гости, кроме разве что Ногая, тут же как по команде подтянулись, и дзи, обернувшись, сразу же понял почему.

— Моя супруга Нэйке и дочь Каори, — произнес дзито с явной гордостью.

Прежде, Ли приходилось видеть красивых женщин, но никогда раньше он даже не мог себе представить, что вся та красота может жалобно померкнуть рядом с теми, что стояли сейчас перед ним.

Каори в просторном нежно-вишневом платье и с замысловатой высокой прической казалась ожившей картиной неизвестного, но гениального художника, сошедшей с холста по воле могущественного духа. Ее карие глаза, смотрящие на Ли чуть искоса из-за поворота изящной обнаженной шеи, неожиданно начали пробуждать у него такие мысли, что щеки дзи покрылись заметным румянцем.

Жена градоправителя Нэйке О-шэй легко раскрывала секрет обворожительной красоты своей дочери. Несмотря на возраст, она казалась рядом с Каори лишь старшей сестрой. И ненамного старшей, стоило бы заметить. Белоснежное платье с искрящимися россыпями золотого песка подчеркивало ее живой (и отнюдь не аристократично бледный) цвет кожи, а лукавый взгляд притягивал не чистотой и юностью, как у ее дочери, а силой и мудростью опытной женщины.

— Тайпэн Хань, рады видеть вас в нашей скромной обители, — голос Нэйке разлился по залу серебряным перезвоном, заставляя невольно прислушиваться к каждому ее слову.

— Поверьте, я рад быть здесь ничуть не меньше, — без всякого притворства ответил Ли, удостоившись еще более пристального оценивающего взгляда и двух мимолетных едва заметных улыбок.

— Прошу к столу, — не стал затягивать сцену знакомства О-шэй.

Гости принялись рассаживаться за столом, пропустив женщин вперед. В тот момент, когда дочь хозяина проходила мимо него, Ли на мгновение ощутил тонкие изысканные ароматы благовоний, заставившие его кровь взбурлить еще сильнее, чем раньше.

Чета О-шэй заняла место во главе стола, "тайпэн" как особый гость был удостоен чести сидеть по правую руку от дзито лицом к лицу с Каори. По эту же сторону, что и Ли, слуги усадили купцов, а командир городской стражи и распорядитель арсенала оказались с противоположного края.

На стол подали первую перемену блюд и чаши с розовой водой для омовения рук. Еда не изобиловала деликатесами, но существенно выигрывала в сравнении с обычными "кушаньями", подававшимися в дзи-додзё. Впрочем, все внимание Ли было приковано не столько к еде и питью, сколько к редким, но весьма заинтересованным взглядам сидящей напротив девушки.

Дзи оказался так увлечен вышеописанным процессом, что едва не пропустил в завязавшемся застольном разговоре первый вопрос, обращенный к нему.

— Получается, эти мелкие поганцы устроили вам теплую встречу? — с искренней заботой поинтересовался Гжень.

— Да, и это меня тревожит, — спокойно с достоинством, играя свою роль, ответил Ли. — Мне, кажется, эта встреча и то, что случилось с тайпэном Вэнем, нечто большее, чем просто удачное совпадение для карабакуру.

— Карлики часто устраивают засады на дорогах, наглея с каждой неделей, — хмуро откликнулся Ногай, не прекращая сосредоточенно жевать. — Если же вам угодно говорить о спланированной засаде, то боюсь, это означает наличие источника информации, которого у коротышек просто не может быть. Даже самые последние мерзавцы не станут сегодня торговать с карабакуру, а тем более такими важными сведениями. Хотя, мне думается, сейчас у них вполне имеются средства, чтобы оплатить услуги каких-нибудь залетных проходимцев, лишенных остатков совести и здравого разума...

— Командир Ногай преувеличивает, — О-шэй мягко прервал начальника гарнизона, на что тот лишь пожал плечами и слегка поморщился. — Атаки действительно участились и приобретают все более и более агрессивный характер, но наших врагов слишком мало для решительных действий.

— Разрушение торговых постов и караванных стоянок вдоль Шляха нельзя назвать нерешительными действиями, — веско возразил Кара Дэн. — Да и за стенами Ланьчжоу немало доказательств того, что мы контролируем ситуацию в гораздо меньшей степени, чем коротышки.

— Я видел пригороды, — согласился Ли, стремясь прервать возможную склоку и повернуть разговор в нужном ему направлении. — И слышал, что за стенами остается много людей, а это не слишком-то хорошо, на мой взгляд.

— В Ланьчжоу пятнадцать тысяч жителей, — ответил дзито, делая знак ко второй перемене блюд. — И мы приняли у себя больше семи тысяч беженцев.

— Но неужели места не хватит для большего числа?

— Места, возможно, но вот провизии на всю зиму, точно, не будет достаточно. К тому же мы должны учитывать тот факт, что карлики разорили посевные земли и фруктовые сады, а также разграбили амбары во всех окрестных деревнях. Рассчитывать на обильный летний урожай нам, вероятнее всего, не придется.

— Как и на весенние всходы позднего зерна, — добавил Ли.

О-шэй медленно кивнул.

— Да, если, конечно, зима не порадует нас невероятно обильным снегопадом, который даст всходам тепло и влагу...

— Я живу в Ланьчжоу почти десять лет, но еще не видел здесь ни разу обильных снегопадов, — хмыкнул Дэн. — Во всяком случае, достаточных для созревания весенних сортов пшеницы.

— И это лишний раз говорит о том, что большую часть продовольствия придется везти в Ланьчжоу из восходных земель, — добавил Гжень, — а для этого следует в первую очередь обезопасить Шлях.

— Безопасность торговли один из важнейших наших приоритетов, — нахмурился дзито. — И я говорил об этом не единожды, так может не стоит напоминать о сказанном при каждом удобном случае, о высокочтимые попечители?

— Вот только осуществить это у вас по-прежнему не получается, — ехидно ответил Гжень. — Но, может быть, у тайпэна Ханя есть несколько свежих идей?

Ли, так и не прикоснувшийся к обжаренным ломтикам свинины под кисло-сладким соусом, медленно выпрямил спину и посмотрел на О-шэя. Он планировал лишь помогать и направлять местные власти в достаточно верном ключе, но, судя по услышанному, требовалось нечто большее. Возможно, как раз слово императорского тайпэна.

— Если ирригация не будет восстановлена, а крестьян, не сумевших попасть в город, перебьют карабакуру, либо они вымрут от холодов и голода, то хороших урожаев не будет в Тай-Вэй еще несколько лет. Понадобятся не годы, а десятилетия, чтобы восстановить благополучие края. Войскам, которые придут наводить порядок, придется стать лагерем и контролировать провинцию несколько сезонов, и им тоже будет нужно продовольствие. Город сможет закупать необходимое год, два, пусть пять лет, но не весь же этот период? Даже с учетом восстановившейся торговли с закатными землями, все доходы будут уходить на прокорм. Император не станет принудительно переселять сюда новые крестьянские семьи из благополучных провинций. Максима, на что может рассчитывать Ланьчжоу, опальные ссыльные и их домочадцы. Но их будет очень и очень мало, да и люди эти окажутся в большинстве своем весьма сомнительного сорта, с которыми так просто не сладить. Что касается горожан, то почти все они ремесленники, торговцы и прислуга при постоялых дворах. Чтобы научить их сеять и собирать овощи, злаки и рис уйдет время, да и мало кто из них действительно захочет всерьез учиться новому делу, большинство просто подастся на восход в сторону Устья Анхэ.