Пыль дорог и стали звон

— Порождение скверны! Именуемое... — Таринор говорил громко и уверенно.

Цепи стали тянуть чёрта вниз. Меф забился в панике, неистово вопя и ругаясь.

— Местофаль... — Наёмник старался произнести имя предельно чётко, не обращая внимания на проклятья и возгласы. — Фир...

Внезапно с Мефом начали происходить странные вещи: он побагровел, глаза налились кровью, после чего, испустив дикий вопль, он бросился на наёмника, пытаясь пронзить его острыми рогами.

— Азгалор! — Воскликнул Таринор, спрыгнув с табуретки на пол, в результате чего Меф угодил рогами в стену позади наёмника.

Призрачные цепи потащили чёрта вниз и приковали к полу, сломав оставшиеся в стене рога. Меф кричал и вырывался, самым грязным образом упоминая родственников наёмника до седьмого колена и обещая страшную расправу ему самому. Мгновение спустя цепи засияли, задрожали, и визжащий чёрт исчез в яркой вспышке. Вслед за ним лежавший на столе свиток истлел, оставив кучку золы.

Гурх, всё это время испуганно вжимавшийся в табурет, выпрямился, поглядел на чёрное пятно в том месте, откуда исчез Меф, смачно плюнул туда и облегчённо вздохнул.

— Наконец-то. Я уж и не думал, что когда-то от него освобожусь. Спасибо тебе, Таринор.

— Спасибо? За что? Я думал, вы друзья или, во всяком случае, партнёры? — Наёмник, и без того тяжело дышавший после случившегося, несколько оторопел от слов Гурха.

— Партнёры? Да он меня чуть ли не силой с собой таскал. Я у него был что-то вроде слуги. Когда-то и я с ним в карты сыграл, знаешь ли. А ставкой были тридцать три года служения победившему. Проиграл я. Вот уж три года будет, как с ним таскаюсь. Как же он меня извёл! Это только с виду он такой вежливый и добрый, на деле же он хитёр... как чёрт! — Гурх усмехнулся. — И в картах тоже. Сперва поддаётся, а в конце в пух и прах. Он знал, что не проиграет тебе, иначе не сел бы за стол. Но в конце он, видать, струхнул. Видать, не сработала его хитрость — играешь ты уж больно хорошо или карты у тебя заговорённые. Тут он мне знак и подал, чтоб, значит, я карту крупную из-под стола вынул. Запасной план у него такой был. А ты голова. Понял мой намёк со свитком. Только не так понял. Я думал, его порвать можно, тогда и не сработает договор, а ты такое выдал! Зашвырнул его прямо в пекло! Там ему и место, гаду!

— А разве такое можно просто порвать? — Наёмнику всегда казалось, что такие договоры должны быть защищены магией хотя бы настолько, чтобы их не мог разорвать любой желающий.

— Да запросто! Меф только в картах мастак, а в договорах не смыслит ни черта! Дрянные бумажки делает, разорвать каждый сможет, покуда не подписано. Он больше жути нагоняет.

— И что же ты теперь будешь делать?

— Буду жить и радоваться. — Весело ответил Гурх. — Попробую найти того мага, что меня когда-то призвал. Вот был душа человек. А из дома этого уйду. Честное слово. Я ж понимаю, зачем ты пришёл, прогонять нас. Вот и ухожу. Да и скучно тут будет одному. Меф, хоть и дрянная, но компания, а один тут зачахну. — Чёрт спрыгнул с табуретки и направился к двери, стуча копытами.

— Гурх! — остановил его наёмник. — А когда вы пришли, дом был пуст?

— Пустовал. Вроде как давно заброшен был или просто кто-то тут беспорядок навёл. Но никого не было, кроме нас. Это уж точно.

— Понятно. — Таринор задумчиво почесал затылок.

— Удачи тебе, Таринор! Кто знает, может свидимся ещё! — С этими словами Гурх отворил дверь и растворился в ночной мгле.

Таринор остался один. Богатой на события выдалась ночка, что и говорить! Не каждый день проигрываешь в карты собственную душу и изгоняешь нечисть в небытие. Но, так или иначе, дом чист, свою работу он выполнил, а значит можно идти заслуженно отдохнуть в храме, Дормий, наверное, уже колени протёр у алтаря. А утром наёмник получит свою заслуженную награду, чтобы с чистой совестью и полным кошельком отправиться дальше, в путь по дороге жизни. В камине догорали угли, и в доме начало темнеть. Таринор встал, собрал карты, рассыпанные по столу, аккуратно положив их в карман. А перед уходом, наёмник с трудом вытащил и закинул в сумку пару рогов, неосмотрительно оставленных Мефом в стене. Оказавшись на улице, он вдохнул такой приятный после душного дома ночной воздух, протяжно зевнул и зашагал в сторону храма, насвистывая что-то себе под нос.

В святилище Холара было тихо и темно. Тусклым светом догорали последние свечи возле каменного изваяния бога чистоты. Оглядев храм, вошедший наёмник застал отца Дормия дремлющим сидя на скамейке у статуи, скрип входной двери мгновенно нарушил чуткий сон священника.

— Кто здесь? — вскинул голову отец Дормий, судорожно вглядываясь в слабый свет.

— Это я, Таринор, наёмник. Дело сде...

— Слава богам! Ты жив! — Священник бросился к Таринору. — И не единой царапины! Воистину всемогущ Холар! А что с домом мага?

— Теперь он чист. Нечисти больше нет.

— Не буду спрашивать, как тебе это удалось, но ты сделал большое дело, Таринор! Ты наверняка устал, после такого дела необходим отдых. У меня есть кровать, можешь спать там. Я лягу здесь, на скамью. Нет! Лучше я буду благодарить Холара за твой успех!

Таринор попытался объяснить отцу Дормию, что он, наёмник, может заночевать и в трактире, но священник был непреклонен, считая своим святым долгом обеспечить ночлегом избавителя деревни от нечисти. Поняв, что дальнейшие уговоры бесполезны, наёмник под радостные напутствия священника отправился в указанную комнату, оказавшуюся небольшой каморкой. Слипающимися глазами он разглядел стоявшую в углу простую кровать с шерстяным одеялом. Чего ещё желать после такого, думал наёмник, снимая сапоги и плащ с курткой. Упав на одеяло, Таринор почти сразу провалился в долгожданный сон.

Утро озарило храм ярким светом, пробивавшимся в окна и окрашивающим золотом алтарь Холара. У пыльной стены на деревянной скамье почивал отец Дормий, давний и, до вчерашнего дня, единственный обитатель этого храма. Поток света из окна ударил священнику прямо в лицо, словно тот специально лёг таким образом, чтобы лучи утреннего солнца прерывали его сон сразу же после восхода. Глаза Дормия распахнулись и тут же зажмурились, после чего их прикрыла худая ладонь священника. Он встал, потянулся и опустился на колени подле алтаря, благодаря Холара за пробуждение.

Вознеся короткую утреннюю молитву и удостоверившись, что Таринор крепко спит в каморке, священник решил навестить деревенского старосту.

Староста был прозван Бедобором за умение противостоять трудностям, но то было в прошлом. В последнее время беды всё чаще постигали деревню, и старосте справиться с ними было уже не под силу. Перебои со снабжением, набеги банд гоблинов, неизвестные болезни, поражающие сельчан. Казалось, само небо позабыло о его деревушке. Вдобавок сильным ударом стало убийство мага, который, как казалось старосте, мог стать решением многих проблем. Мирениус исцелял людей и в одиночку мог защитить деревню. Причём куда лучше, чем эти "засыпающие на ходу бездельники с тупыми мечами", как говорил Бедобор. Всё чаще старосту посещала мысль бросить свой пост и уехать жить в город, чтобы, наконец, отдохнуть от управления деревней. Но бросить Вороний холм, значит обмануть доверие односельчан. А ему совсем не хотелось, чтобы люди плевали ему в лицо со словами "Вот он, Бедобор, что бросил нас на произвол судьбы". И ладно бы в лицо, в трактире ему могли плюнуть в пиво, а это, по его разумению, было куда хуже, ведь лицо вытереть можно, а испорченное пиво — никак.

И этим утром староста, по обыкновению наскоро умывшись и одевшись, сидел за своим столом и штопал старый запылённый кафтан, доставшийся ему ещё от отца. На столе как всегда лежала покрытая пылью книга, названия которой староста не знал. Дело в том, что староста к своему стыду почти не умел читать, чем не отличался от своих односельчан, но книга на столе должна была означать обратное и как бы возвышать Бедобора над ними. Подле книги находилась старая с подтеками свечка, подпираемая чернильницей, чернила в которой уже давно высохли. Из чернильницы торчало гусиное перо, на вид подозрительно новое. Возможно потому, что последний раз староста прикасался к нему, после того как пару недель назад очередным тяжелым вздохом сдул его на пол, получив известие о смерти мага.

Бедобор как раз притачал пятую по счёту заплату на кафтан, как дверь неожиданно распахнулась, и в комнату бодрым шагом вошел отец Дормий.

— Мир тебе, Бедобор! Пусть твой путь озарит Свет.

— Да, да, слышал. Свет, благодать и всё такое. Зачем пожаловал? — проворчал староста.

— Ты наёмника Таринора обязал с домом Мирениуса разобраться?

— Наёмник Таринор...— Взгляд старосты на мгновение устремился вникуда, после чего он, кашлянув, продолжил. — Да, припоминаю. Не люблю наёмников. Ради пары монет отца родного продадут с матерью и брата впридачу. Не сильно обгорел надеюсь? Противно обгоревших в яму кидать, а то в лесу бросать мертвяка не по-людски как-то, хоронить-то надо...

— Не веришь ты в людей, Бедобор! Справился Таринор. Нет больше нечисти в доме у частокола. — Лицо священника приняло довольное выражение.

— Это что же... Это как...— Староста схватился за голову, после чего гневно взглянул на Дормия. — Ты ему помог?! Ну, точно ты, больше некому! А платить ему тоже ты будешь? Закрома-то пусты! — Староста снова схватился за голову. — Что делать-то будем? Бедовая моя голова...

— А где была твоя голова, когда ты отправлял его ко мне? Думал похоронить ещё одного несчастного, виноватого лишь в том, что судьба привела его к тебе? Эх, Бедобор, испортился ты. Гадкий стал и слабый. Навроде пня трухлявого: снаружи вроде ничего, а внутри труха. Пнёшь — развалится. Слабый. — Добавил Отец Дормий. — И жадный.

Очевидно, старосте сравнение с пнём не понравилось. Он встал, втянул живот и, горделиво вскинув голову, произнес.

— Ты ему помог — ты ему и плати!

Несколько опешив от таких слов, священник стоял в недоумении. Староста опустился за стол и снова схватился за голову.

— А может его это, накормить, да отпустить с миром? — С надеждой поднял глаза Бедобор.

— Он тебе что, собака бродячая? Накормить и отпустить... Если бы я не знал тебя все эти годы, Бедобор, я бы ещё, наверное, поверил в пустые закрома, но твоя натура мне знакома черезчур хорошо. А ну как он уйдет ни с чем, а потом слух дурной про деревню нашу пустит? Нам на пользу это точно не пойдет. У тебя точно есть тайник или клад. Схрон на чёрный день, наконец. Что угодно, чем можно заплатить!

— Нету! — Взвизгнул Бедобор. — Нету ничего! Жду со дня на день товары с города, так нет же! Опаздывают! У нас и работать уже никто не хочет. Своим платить нечем, а ты тут с наемниками... — Внезапно староста просветлел и поменялся в лице. — А что, если ему еще работу предложить? Справится — обоз подойдет к тому времени. Не справится — нашим же легче!

— Ты неисправим. — Покачал головой священник. — Однако, если обоз действительно в пути, это поможет выиграть время. Но что ты хочешь ему поручить? Такие как он точно не станут чистить свинарники и полоть грядки.

— Да есть дело одно... — Вздохнул староста. — Пещера тут есть неподалеку. Засел там кто-то. Селяне говорят, вроде как демон какой или умертвие. Принесет наёмник наш его голову — получит сполна. А там и с города приедут. Покажем им, мол, демона изловили, а они нам гарнизон пополнят или провизии пришлют побольше. Глядишь, и меня вознаградят...

— Ага, градоправителем сделают. — Съязвил священник. — Не в ту сторону мысль у тебя летит. А ну как Таринор сам там голову сложит?

— Не надо, не надо градоправителем. Мне и тут хорошо — ответа меньше. Наёмник — не моя забота. Моя забота — деревня. Ну, стало быть, порешили. Зови сюда своего наёмника и отрядим его на работу. Пускай, как стемнеет, отправляется. У него по ночи, смотрю, больно хорошо получается всякую нечисть гнать.

— А откуда тебе известно, что это именно нечисть, а не обычный разбойник, коих в окрестности великое множество?

— Я поначалу так тоже думал. Думал, будет с нас и нечисти, что в доме мертвого мага поселилась. А потом народ говорить начал, что скот часто пропадать начал, а потом и люди... А кто-то будто бы эту тварь даже видел. Мол, черный с глазами светящимися! Что и лица не разглядишь. Дескать, выходит только по ночам. А еще будто бы корова из соседней деревни от него понесла и молоко черное давать стала... Но это уже, скорее всего, брешут. А вот то, что это не человек — это точно! Так что этот твой Тарион, или как там его, справиться должен. Не впервой ему, стало быть.

* * *

— Демон? Умертвие? Нечисти, я смотрю, у вас пруд пруди, будто специально разводите. За прошлое дело не расплатились, уже на другое посылаете. Сдаётся мне, вам просто платить нечем, а я бесплатно не работаю. — Таринор развернулся и направился к выходу.

— Стой! — Староста побледнел. — Там клад зарыт, в пещере той! Точно говорю!

— Ну да. — Ответил наёмник не оборачиваясь. — А в кладе том рубин с кулак размером и три мешка золота, так? Тебе б не старостой работать, а на ярмарке байки рассказывать, людей развлекать небылицами. Может быть, у вас тут так принято, искать дураков, которые за честное слово ради вас из кожи вон полезут, но я предпочту найти местечко посолиднее, где, по крайней мере, платят серебром, а не красивыми обещаниями. И поверь, староста, узнает народ о твоей порядочности, за это могу поручиться. Руки не подадут — это точно.

Выслушав это, Бедобор изменился в лице. Он покраснел, запыхтел, как самовар, резко почесал лысину и, наконец, выпалил открывающему дверь наёмнику.

— Ладно, скажу всё как есть! — Услышав это, Таринор остановился и обернулся. — Денег нет. Точнее, не то, чтобы их совсем не было... Но их мало. Очень. — Голос его звучал неровно, прерывался пыхтением. Староста тяжело дышал. — И больше их не станет, покуда обоз с города не прибудет. Обещали утром сегодня приехать, а их всё нет. Дожди, дороги совсем размыло, не проехать. Ну да ты сам видел...

Староста вздохнул и продолжил.

— Так что прямо сейчас могу дать десять.— Сказал Бедобор, но увидев недовольное лицо наёмника, прибавил. — Нет, даже двадцать серебром! А как обоз подойдёт, ещё получишь.

— Опять обещания... — Вздохнул Таринор. — Сколько?

— Ровно пятьдесят новеньких дракенов! Целое состояние! Пару коров купить можно! И пяток поросят в придачу! А пока — вот. — Староста пошарил под столом и со звоном подбросил на ладони увесистый с виду холщовый мешочек.

Глаза старосты глядели с надеждой и мольбой, лоб покрывали крупные капли пота, а рука с мешочком дрожала, как лист на ветру. Растеряв последние остатки достоинства, он походил скорее на просящего милостыню нищего, чем на главу деревни. Что-то в его теперешнем образе заставляло если и не поверить, то хотя бы сжалиться над ним.

— Ладно, Бедобор. Согласен. Но учти, если не будет платы — о тебе не только окрестные деревни узнают, тебе ни один город ворота не откроет, уж я об этом позабочусь. Да и тебя односельчане могут не признать, без зубов-то...