Тропой лекаря-3. Дар целителя

Леклер опустил голову.

— Благодарю вас, господин герцог. Мы последуем вашему совету.

Его сын молчал. Ну и правильно, нечего соплякам открывать рот там, где все решают умные и взрослые люди. Пусть поблагодарят, что разрешили наблюдать за полетом мысли гения.

— Болезнь вспыхнет через три дня, разгорится еще через четыре-пять, начнутся первые смерти, будет объявлен карантин и выставлены заслоны. Король останется во дворце, для него эта зараза не слишком страшна, как и для любого мага.

— Возможно ли ее вылечить, ваша светлость?

Герцог подумал, что рано, рано он похвалил сына маркиза. Дурак, все же... но соизволил ответить.

— Такого способа нет.

— Те, кто заболел — все умрут?

Герцог пожал плечами. Вот уж, что его заботило меньше всего остального.

Умрут? И что? Чернь же! Быдло помоечное, кому оно важно? Вот его смерть, да, стала бы настоящей трагедией, и сыновья его должны жить, потому как благородные, наследники древнего рода. А отребье, эта грязная людская пена, они и так плодятся, как крысы. Еще нарожают!

Мальчишка понял все правильно, и замолк.

— Наши союзники из Тиртана тем временем отправятся в путь, якобы, выдать трея Лантара. Но на кораблях будут наемники, много наемников. Король может быть кем угодно, но против нескольких тысяч воинов он не устоит. А помешать высадке будет некому.

— В Алетаре имеются маги, — заметил приближенный.

Герцог прищурился.

— А вот тут я рассчитываю на Храм. Что вам стоит произнести проповедь о том, что болезнь эта за грехи наслана? Пригрели магов злокозненных, вот и расплачиваемся теперь...

Приближенный думал недолго.

Он отлично понимал, что все карты ему никто не откроет, что у герцога есть и что-то еще в рукаве, но...

Идея ему нравилась. И имела право на жизнь. Вполне могла осуществиться при определенных обстоятельствах. А если и нет...

Храм тут не при чем. Это же понятно! Наоборот, они будут молиться за тех, кто погибнет в этом кошмаре! Усердно молиться. А души праведников, принявших мученическую смерть, отправятся к престолу Светлого.

— Разумеется, вы можете на меня рассчитывать, ваша светлость. Рассчитывать на поддержку Храма в благом деле возвращения Раденора под крыло Храма.

Некромант сверкнул глазами, но промолчал. Промолчали и маркиз с сыном, а герцог расплылся в довольной улыбке, и принялся заверять Храм в своей благонадежности.

А почему бы и нет?

Главное сделано, согласие получено, дата определена, остались детали...

Берегись, Эрик Раденор!

* * *

Я отбросила назад косу. Перебинтовала ногу, наложила лубки, уверенно затянула узел, подняла глаза на больного.

— Не ходить еще три дня. Потом к нам на осмотр. Лучше лежать, чтобы нога не отекала. Положите ее на подушечку, и вставайте, как можно меньше.

— Спасибо, госпожа.

Растяжение связок — вещь не слишком страшная, но болезненная и неудобная. И чтобы не остаться хромым на всю жизнь, придется мужчине потерпеть. Ничего, полежит.

В дверь постучали.

— Вета, иди пить взвар?

Линда.

Сегодня ночью мы с ней дежурим. И ночь выдалась ужасная, честно скажу. С вечера больных было не так много, но стоило мне остаться одной — и словно проклятие какое, люди повалили один за другим. С отравлением, с заворотом кишок, с переломами, с ранами, вот, с растяжением. Страх сказать, три часа ночи, а я с семи вечера и присесть не смогла. Голова уже словно чугунная...

— Ты лучше следующего приведи!

— Нет никого!

— Правда?

Я просто не поверила своему счастью. Минута отдыха?

Ах, это и есть счастье.

— Тогда я сейчас на задний двор, хоть ополоснусь, а то вся потная...

И верно, духота в лечебнице стояла жуткая. Линда пожала плечами.

— Как хочешь. Взвар наливать?

— Да, давай...

Я потянулась к коробочке с мыльным порошком.

Кракен!

— Линда, а у нас мыльный корень закончился?

— Ах, да! Я и забыла сказать!

— Что именно?

— Обещали сегодня привезти, да что-то у них там не срослось, будет завтра... то есть уже сегодня с утра.

Темного крабом!

А смыть с себя пот хотелось до безумия...

Я огляделась.

А ведь есть место, где может, может быть...

Я, не долго думая, открыла шкафчик Тамиры Амриант. После того случая, когда Тамиира совершенно случайно окрасилась в синий цвет, общему порошку она не доверяла, и пользовалась своим личным. Дешевеньким, простеньким, без травяных добавок, но... Вдруг она его с собой не забрала? Такому добру цена медяк в базарный день.

Я понимала, что это некрасиво, что лазить по чужим шкафчикам непорядочно, но... я же не рыскать! Я просто взять горсть порошка, или убедиться, что его там нет! И все!

Я завтра же досыплю туда новый и хороший... просто если Тамиру уволили со скандалом, она могла еще и не забрать вещи....

Шкафчик был заперт, но ключи-то у всех одинаковы. И замки тоже. От чужого, не от своих.

Дверца скрипнула.

В шкафчике лежало белье. Новенькое, тонкое, шелковое, с алыми лентами. Стояла склянка с розовой водой, лежали несколько пастилок для освежения дыхания, и в самом углу коробочка с мыльным порошком. За ним я и потянулась.

Оп-па! А это что такое?

Румяна, белила, пудра, весь арсенал косметики, и в самом дальнем углу еще одна коробочка. Из драгоценного сандала. Небольшая, с ладонь...

Действительно, драгоценного.

Такая коробочка стоит больше моего годового жалования. Откуда она у Тамиры?

Это не дешевые поделки с рынка, которые дарят своим любовницам подгулявшие матросы. Это произведение искусства. Тонкая резьба, полировка, отделка...

Я потянулась, медленно взяла коробочку, поставила ее на стол. Древесину сандала легко узнать по запаху, который она источает. Этот аромат ценится аристократами... мать хранила в сандаловом ларце бумагу для переписки.

Крышка медленно пошла вверх под моими пальцами.

И тут же была захлопнула, шкаф закрыт, а коробочка нашла свое пристанище под моим полотенцем.

Я слишком хорошо знала, что в ней лежит.

Я уже видела этот шарик — в ране герцога Моринара. А в коробочке было около десятка шариков — и в отдельном пергаментном фунтике, надо полагать, тот самый яд.

* * *

Остаток ночи для меня прошел, словно в бреду.

Я искупалась, выпила взвара с Линдой, и искренне обрадовалась следующему больному. Хоть так отвлечься и забыться.

Думала ли я, что виновата Тамира?

О, нет! Ни на минуту!

Во-первых, она дура, стерва и шлюха, но не отравительница. Во-вторых, ее просто не было в ту ночь. Я плохо помню, но Тамиру пропустить было бы сложно. И мысль о том, что она незаметно прокралась в палату, в которой лечили канцлера, сложила шарик в рану так, что не заметили оба лекаря...

Простите, это бред.

В-третьих, она никогда не оставила бы такую улику против себя в лечебнице. Нет, это кто-то другой...

Кто-то, кто знает, что его (ее?) ищут. И боюсь, что жизнь Тамиры находится в опасности.

Чего уж легче?

Убить развратную дуру, заманить куда-нибудь под предлогом переспать (а если это кто-то знакомый, то и стараться не придется), придушить или ударить ножом, благо, лекари знают куда бить, чтобы насмерть, а потом...

Потом тело находят стражники, приходят сюда, открывают ее шкафчик, а там...

Там — шкатулка с ядом.

Если я заберу ее...

Отравитель будет знать, что это — я. Или Линда, вряд ли эту улику поставили сюда давно. Смогу ли я справиться с убийцей, если он придет ко мне?

Ответ — нет.

Это даже не смешно. Я не воин, я лекарь, и самое страшное, я не буду знать, от кого ждать подвоха. Это кто-то рядом, но кто?

Не знаю, не знаю...

Так что же делать?

Я медленно вдохнула, выдохнула, досчитала до пятидесяти, как учила бабушка. А потом приняла решение.

Шкатулка вернется на место еще до рассвета. Я смогу это сделать, это несложно. Я возьму из нее лишь один шарик, и отправлюсь к канцлеру завтра же.

Хоть бы с Тамирой все обошлось.

* * *

К герцогу меня пропустили мгновенно. Алонсо Моринар был дома, завтракал с семьей, и при виде меня расплылся в улыбке.

— Госпожа Ветана!

Улыбнулась Линетт, взвизгнул, повисая у меня на шее, Лим...

На душе стало чуть легче, словно когти приразжались. Но...

— Ваша светлость, позвольте поговорить с вами наедине?

— Да, разумеется. Пройдемте в кабинет?

Канцлер мгновенно понял, что дело серьезное.

— Да, пожалуйста.

В кабинете он направился к креслу, но я не дала ему даже сесть.

— Протяните руку, ваша светлость.

— Простите?

Но руку Моринар протянул. И на ладонь его улегся маленький серебряный шарик.

Герцог не побледнел, не стал ругаться, не проявил никаких эмоций, но в глазах его появилось нечто такое... я искренне посочувствовала его отравителю. Когда Алонсо Моринар до него доберется, хоронить там будет нечего.

— Откуда?

Я кратко рассказала про Тамиру, про порошок, про шкатулку...

Канцлер слушал, а потом кивнул, и вышел из кабинета, даже не извинившись. И по дому понеслись отрывистые и резкие команды.

Когда герцог вернулся через пять минут/, он был уже спокойнее.

— Вета, я не поеду в лечебницу. Пусть эта тварь, кто бы там ни был, думает, что уловка сработала. Мы подождем следующего промаха, или подумаем, как его спровоцировать. А вас я попрошу об одном — не рискуйте! Ни в коем случае не рискуйте собой.

Я пообещала это с легким сердцем. Я и не собиралась ничего выяснять. Одно дело — случайно наткнуться, другое — лезть специально в мужские игры. Нет уж! Мне там не место!

* * *

— Псст! Госпожа Ветана!

Мальчишка, который окликнул меня на рынке, был хорошо мне знаком.

— Шнырек?

— Идите сюда!

Наверное, глупо было быстро и воровато оглянувшись, втискиваться в щель между двумя лавками, и согнувшись чуть не в три погибели, следовать за мальчишкой. Но я верила, что мне не причинят вреда. Так и оказалось.

В переулке, надежно скрытом от людей кучами мусора и заборами, меня ждал Косяк — тот самый главареныш, которому я лечила сломанную ногу.

— Что случилось? — не стала тянуть я.

Мальчишки переглянулись, и тоже не стали рассусоливать.

— Госпожа Ветана, уходить вам надо, — слово взял Косяк.

— Куда? — искренне удивилась я.

— Из Алетара.

— Почему?

Мальчишки молчали. Переглядывались, мялись, жались... наконец, Косяк решился.

— Клятву закрепите, что не проболтаетесь никому.

Я подумала пару минут.

— Обещаю. Буду молчать.

— Не так. Чтоб мне в жизни никого не вылечить, если разболтаю...

Хм-м...

Такие обещания я давать не хотела. Слишком уж... Магам не стоит бросаться такими словами, чревато потерей дара. Но...

— Чтоб мне больше никого не вылечить, если разболтаю, что мне сейчас доверят Косяк и Шнырек.

Я приложила пальцы левой руки к сердцу и сплюнула на землю. Я уже знала, как клянутся всерьез... Косяк довольно кивнул.

— Вы помните, госпожа Ветана, вы звякнули про храмовников?

— Не было такого, — тут же открестилась я.

— Конечно, не было. По случайности...

Как я поняла, в комнате храмовников ребята взяли несколько интересных магических приборов, которые тут же разобрали на составляющие, привязали на веревки и закинули узелки в воду. Во-первых, от обыска — мало ли кто пожалует? Во-вторых, морская вода гасит большую часть магии.

А потом, постепенно, ребята начали продавать уворованное. Ладно, честно добытое.

Цель у них была простая — выручить деньги, а на полученное пойти учениками, куда захотят. Так уж устроен мир — в гильдию тебя не возьмут без первого взноса, если, конечно, ты не талант в каком-то деле. Но если ты выплатишь за обучение, тебя принимают к мастеру, дают статус подмастерья, крышу над головой, одежду, пропитание... все берет на себя гильдия.

На пять лет.

За этот срок ты должен освоить нужное мастерство, и представить результат. Не в гильдию Алетара, кстати. Каждый год король собирает комиссию, и кто в нее войдет — угадать невозможно. И подкупить людей тоже не получается. Делается это специально, чтобы мальчишек не держали годами в подмастерьях.

Уверен, что овладел мастерством?

Сдавай экзамен, получай бляху мастера, и принимайся за работу.

Сам Косяк мечтал стать столяром... не в этом суть.

Постепенно прощупав подходы, они принялись сбывать добро. Все в одни руки не продавали, чтобы не утонуть... искали подходы, бегали по городу...

В лавку Кривого Фореля зашел Шнырек.

Я от души фыркнула.

— Кого-кого?

— Кривого Фореля. Глаза у него нет. И осторожный он, как форель, понимаете?

Я понимала.

Шнырек хотел продать один из камушков, Форель оценил его, предложил копейки, мальчишка принялся спорить, сошлись на нормальной цене, конечно, вдесятеро меньше нормальной, но кто б им больше дал? В итоге, Форель отсчитал мальчишке монеты, потом кто-то позвонил в лавку, с черного хода, скупщик отвлекся, а мальчишка спрятался в здоровущую вазу. Интересно стало...

Любопытство — страшная штука. Хотя я подозреваю, что Шнырек хотел просто узнать, куда скупщик прячет казну, и потрясти ее, дело житейское. Конечно, ребята не воруют. Но взять недоплаченное за камушек у вора, да еще чтобы окончательно развязаться с бездомной воровской жизнью...

Это почти дележка.

Через десять минут Шнырек сильно пожалел, что не удрал. Потому что говорил Форель с каким-то шепелявым типом, и говорил о страшных вещах.

Что через несколько дней в Алетаре начнется страшное. И все, кто не хочет сдохнуть, должны быстро шевелить плавниками.

— Что начнется?

Косяк покачал головой.

— Они не звенели... то есть не сказали, что. Сказали, что дохляков... что умерших будет много, и если Форель свою жизнь ценит, надо уезжать. Что все готово, надо только кого-то дождаться...

— Кого? Где? Когда?

Косяк покачал головой.

— Я так понял, что это чье-то поместье за городок. Рядом. Кто-то из благородных игры играет, нам с таким не по пути.

— И что вы теперь будете делать?

— Ноги рвать.

Мальчишки уже договорились с рыбацкими артелями, и часть бездомников уже уехала. В их глазах Кривой Форель был достаточно серьезной величиной, чтобы прислушаться. Остались пока Шнырек, Косяк и еще двое ребят.

Почему меня решили предупредить?

Так должок за ними, отдавать надо. Вот, спасение жизни как раз и зачтется. Уезжайте, госпожа, целее будете.

Я кивнула, и принялась расспрашивать обо всем услышанном. Что говорили, как говорили, какие слова употребляли...

И с каждым словом мальчишки мне становилось все неприятнее. Судя по всему, тот человек был... из средних. Не вовсе уж мелкая сошка, но тупой исполнитель, но и не из крупных. Он знал, что должно случиться нечто, он хорошо относился к Форелю, или чем-то был ему обязан, он предупредил, как мог...

Что случится?

Вот это-то и было самым страшным. Неизвестность.

Что-то надвигалось, но что? И как?

Я подумала, и решила посоветоваться с канцлером. А пока — поблагодарить мальчишек и заверить, что тоже уйду. Не ждать же, пока меня убьют?