Эхо войны. Ред2

Разбитый до кости кулак наконец разжимается, и оружие падает на измазанный кровью пол. Она откидывает ее подальше, не глядя, уже почти не думая — мужчина вырывает из захвата руку и швыряет посланницу о стену. Неровный выступ приходится в затылок, и она затихает.

Карайта на правую руку с едва слышным звоном отлетает в дальний угол и ложится поверх рассыпавшихся самоцветов, забытая за торопливым обыском тела — у убийцы не так уж много времени. Сроки тоже прописаны в контракте.

На тумбочке у койки надрывался переговорник.

Я с трудом открыла глаза и обнаружила, что спала поперек кровати, не раздеваясь и не снимая сапог. А еще — что меня не подняли по общей побудке. С чего бы это?...

Переговорник продолжал верещать.

— Небеса не принимают, — процедила я в микрофон. — Так что звоните завтра или обращайтесь в Бездну.

— Так-то вы приводите души прихожан к гармонии с Миром? — узнаваемо хмыкнуло в переговорнике. Я подавила малодушный порыв засунуть гарнитуру под подушку и больше никогда оттуда не доставать.

— Вы что-то хотели, фарр Бэйсеррон? — от безупречно-вежливого тона у меня свело челюсти.

— Что я хотел, я, кажется, сообщил вам еще вчера. И просил быть до завтрака — у меня, знаете ли, масса других дел. Сейчас первая дневная вахта, и я начинаю понимать, за что вас так не любит Этан.

— Десять минут, — я упала лицом в подушку. Этан — это комендант. Даже у Мертвяка, как ни странно, есть имя. — Столько вы подождете?

В переговорнике недовольно, но согласно гмыкнуло. Что б тебя эйра в Бездну унесли...

В приемную счетовода я вошла не особенно бодро, но уже, по крайней мере, не спала на ходу. И уже там внезапно поняла, что забыла еще кое о чем.

За секретарским столом восседала незабвенная фарра Тисса и обсуждала с Зимой виды на отдельную квартиру в черте города. В одной руке у нее было изящное зеркальце, пальчиками другой Тисса приглаживала брови.

Широким строевым шагом я подошла к этой парочке вплотную. Зима вскинул одну бровь, меряя меня взглядом, но почел за лучшее отодвинуться вместе со стулом. Я перегнулась через стол и аккуратно забрала у Тиссы зеркальце.

У меня очень, очень чесались руки схватить пук шикарных черных волос и несколько раз от души приложить их обладательницу о пластиковую столешницу. Размеренно и методично разбить точеный носик, полные губы — может, когда красота придет в негодность, она хоть на время успокоится.

С Тиссой я устала бороться. Просто устала.

— Фарра, вынуждена сообщить, что на вас поступила жалоба, — скучно и холодно сообщила я, равнодушно глядя в томные желтые глаза. Разжала пальцы — и наступила на упавшее зеркальце тяжелым ботинком. — Какая досада. Прошу прощения.

— Разве я что-то сделала плохого? — она развернула изящные уши в притворном изумлении, тщательно начесанный хвост выгнулся вопросительной дугой. — На меня наговаривают, клянусь Звездой.

— Не клянитесь, фарра. Клятвопреступление — это отдельный проступок. А ваша вина у меня сомнений не вызывает. Интересно, почему?...

Тисса наклонилась вперед, навалившись внушительным бюстом на стол.

— И за чей донос меня будут песочить?

— Если вам интересно, кто мог бы обвинить вас в такого рода действиях, то могу сказать — большая часть форта. Та, которая мужская. Или уже и не только она?

— А-а-а, так бы и сказали, фарра Морровер. Только, — она вальяжно усмехнулась, — не помню, чтобы кому-то хотелось после этого жаловаться. Скорее наоборот... — Тисса почти мурлыкала. — В этом я действительно готова поклясться.

— В таком случае настоятельно советую вам ограничить круг... общения теми, кто не возражает против вашего общества. И, фарра, — я наклонилась к самому ее уху и ласково сказала: — Если хоть раз поймаю с несовершеннолетними, подниму такой скандал, что вылетишь из форта пулей, с черной меткой в регистрационной карте.

Секретарша хмыкнула, но небрежно подняла руки в знак сдачи.

— Хорошо, хорошо, все поняла. Буду хорошей девочкой и все такое. Знала бы, что Отшельник бучу поднимет, на выстрел бы к нему не подошла...

— А, так это тот хлюпик! — презрительно процедил Зима, сунув в зубы палочку тифы, пропитанную иференом. Кончик палочки вспыхнул и закурился дымком. — Ну у тебя и вкус, Тисса.

— Молодой человек, если не ошибаюсь, ваш обеденный перерыв закончился десять минут назад? — поинтересовалась я. — Хотелось бы знать, ваш координатор знает, почему вы отсутствуете?

— А вы уверены, что это в вашей компетенции? — нагло ухмыльнулся парень, и передразнил: — Хотелось бы знать, комендант знает, что вы лезете в дела, которые вас не касаются?

Я скрестила руки на груди и посмотрела на него в упор.

Он презрительно передернул ушами, поднялся со стула и вышел за дверь, пробормотав на ходу, но достаточно громко, чтобы я услышала:

— Развели зверинец — ящерицы, полукровки, моры...

Тисса благовоспитанно наблюдала за крутящейся над столом голографической заставкой, даже не улыбнувшись. Знает, что если я действительно начну жаловаться на нее Бейсеррону, по головке ее за совращение малолетних не погладят.

На самом деле, несмотря на чрезмерную шлюховатость, Тисса вовсе не была какой-то особенно стервозной или испорченной, просто не имела никакого желания бороться со своей натурой, и потакала ей с огромным удовольствием. И, честно говоря, множество солдат были ей за это благодарны, потому как возможность наведываться в город к местным шлюхам (или, что важнее — деньги) имели далеко не все.

Если бы еще она хоть иногда давала труд голове, в отличие от противоположного места, и понимала слово "нет" с первого раза.

А еще — если бы не водилась со всякой шантрапой. Иногда мне кажется, что слово "стервец" придумано специально для Зимы. И будь он на пару лет младше, я бы все-таки настояла на его отправку в специнтернат. Неуправляемый, склочный, хитрый и наглый оператор сверхдальней связи, подсаженный на иферен, который, как ни крути, наркотик, как бы он не был необходим операторам для работы. Страшно, да? Но — он уже год как совершеннолетний, и имеет полное право распоряжаться своей жизнью как захочет.

Да и прислушались ли бы ко мне — еще вопрос. Операторов у нас не хватало давно — иферен аллергенен, для многих — до летального исхода, а без него ни одних природных способностей к телепатии недостаточно, чтобы связаться с другими станциями через десятки световых лет.

А то, что через пять-десять лет я рискую получить психопата, опасного для общества и самого себя, вообще никого не волнует. Зима — из тех, кто в детстве отрывает среброкрылкам лапки, в юности — сбивает камнями птиц, а позже может попробовать воткнуть нож в бок обидчика, и не ощутит при этом никаких колебаний.

Больше года он служил одним из главных источников моего энергетического пропитания, но положительной динамики не было никакой, хотя после такого количества съеденных мной негативных эмоций можно было стать патологически жизнерадостным и добродушным.

И ведь что самое удивительное, с Тиссой он приятельствует совершенно искренне и без всяких задних мыслей с обеих сторон.

Ладно, не те сейчас проблемы.

— Бэйсеррон у себя?

— Да нет, — ответила Тисса, полируя ногти. — Обедать пошел. Или не обедать... Чудной он сегодня какой-то.

Я оторопела.

— А когда это он обедать пошел?

— Да часа два уже. И что это вы все сегодня друг за другом ходите? То с утра Отшельник прибежал, то Бэйсеррон твой номер искал... У вас там что, оргия намечается?

— Если и намечается, то не такая, какие ты любишь, — отрезала я, выходя за дверь и набирая счетовода.

— Что, уже успели добежать? — сквозь потрескивания донеслось из наушника.

— Зачем вы мне соврали?

— Затем, что из-за вас я перенес две важных встречи — и безо всякого толка. Считайте это моральной компенсацией и ищите меня сами, — сказал он и отключился.

Я закатила глаза, стянула с запястья портативку и, устроившись на ближайшем подоконнике, отследила координаты абонента по спутнику. Сверилась с картой — и на полминуты зависла, силясь понять, что забыл наш наглаженный щеголь в раскисшем от ливней овраге за внешним периметром.

Происходящее, мягко говоря, интриговало, и я рысью направилась за периметр.

Овраг за время беспрерывных ливней расползся еще больше, чем мне казалось. Скользя и поругиваясь, я спустилась на дно, внимательно осматривая заросшие кустами склоны.

Знакомый голос раздался неожиданно и прямо у меня над головой. Густые заросли лицинии частично скрывали счетовода, но он определенно был там.

Второй голос заставил меня замереть, судорожно ухватившись за ветку.

— Птар, не занимайся ерундой, — резко и довольно громко сказал комендант, явно продолжая разговор.

— Да ну? — Бэйсеррон угрюмо смотрел куда-то мимо меня. — Если форт прикроют, это уже не будет такой уж ерундой.

Я затаила дыхание — если еще секунду назад я собиралась подать голос, обозначая свое присутствие, то теперь даже толпы стенающих грешников не заставят меня открыть рот. Богиня простит — она вообще к своим слугам лояльна...

— Это гонка за призраком, — комендант покачал головой. Длинные, не собранные в косу волосы скользнули со спины, закрывая лицо. — И она ничего нам не даст.

— Даст, — Эйра запустил руку в свои, короткие, и сильно дернул за прядь. — Если... Если получится, это будет шанс. Очень хороший шанс для форта выжить.

— Авантюрист, — Торрили снова качнул головой и вдруг улыбнулся. Устало, но как-то очень... тепло? Я удивленно приподняла ухо — никто никогда не видел, чтобы комендант улыбался. Тем более — так.

— Авантюрист, — повторил он. — Ты ведь сможешь найти работу даже в Центре. И хорошую работу.

— В Центре таких как я — как среброкрылок в поле. Так что лучше уж буду пахарем, но одним, — он криво усмехнулся.

— Боюсь только, наше "поле" уже не спасти. И меня вместе с ним.

— Я даже не спрашиваю, стоило ли оно того. Ты же мог просто уволиться, взять компенсацию за землю, и не лезть в этот поход за веру...

— Ты же знаешь, что стоило. Это все, что у меня осталось. Этот замок, эта земля... — комендант тихо усмехнулся. — Да и что сказали бы предки, если бы я сдал его без боя?... Тем более — для такого?... За свой мир стоит бороться, даже если это почти не имеет смысла.

— Тогда чем плох этот способ? В самом худшем случае ничего не изменится... И никто ничего не узнает.

— Не хочу тащить тебя за собой. Я знал, поперек чьих интересов становлюсь, и знал, чем это может закончиться. А вот тебе на каторге совершенно нечего делать, — он прикрыл глаза и устало закончил: — Я серьезно — увольняйся и ищи другую работу. Еще успеешь.

— И буду ездить раз в полгода на свидания, а каждый месяц слать передачи тебе в камеру — и это если тебя просто посадят, а не отправят на самом деле на каторгу, — с горечью сказал Бэйсеррон. — Этан, ради Звезды, ну что за бред ты несешь! Я тебе кто — мелкий клерк на полставки, которого ты видишь раз в два года? Или троюродный дядюшка сестры невестки? Может, мне теперь полагается брата не узнавать в лицо?...

У меня шокировано обвисли уши. Слов не было — кроме тех, что я совершенно не помнила, чтобы эти двое имели хоть какие-то родственные связи.

Слишком выбитая из колеи всеми этими откровениями, я упустила момент, когда комендант начал бросать по сторонам внимательные взгляды.

Очевидно, у него на меня был нюх. Но, к сожалению, даже живя среди солдат, он не очень хорошо разбирался в рефлексах. И, когда меня резко схватили за руку, я среагировала автоматически.

Торрили впечатало в некстати подвернувшийся большой валун и по инерции проволокло до дна оврага по кустам лицинии. Ругнувшись, я спрыгнула следом — он мог сломать все что угодно, вплоть до шеи.

То, что меня уволят, и ни расформирования форта, ни того, как Мертвяк отправится на каторгу (за что, интересно?), я уже не увижу, можно считать делом решенным. Но элементарную порядочность никто не отменял.

Хотя скандал будет... значительный.

— Фарр, вы в порядке?

В ответе печатной была только моя фамилия. В различных вариантах. Ладно, он почти прав.

— Судя по всему, все существенное цело? — спустившийся следом Бэйсеррон смерил меня взглядом: — Вижу, вы все-таки меня нашли?

— Вы не могли бы сказать коменданту, что позвали меня сами? — очень вежливо спросила я.

К чести Эйра, он действительно попытался это сделать.

В ответной реплике, обращенной ко мне, разборчиво сказано было только "уволена". Я подождала, пока комендант твердо встанет на ноги и услышала наконец осмысленную фразу:

— Вы уберетесь из форта за час, иначе я лично спущу вас с главной башни. И отнюдь не по лестнице. И если, — процедил он, глядя мне в лицо холодными и очень неживыми глазами, — хоть одно слово из того, что вы сегодня здесь услышали, выйдет за пределы этого места, я лично прослежу, чтобы вы больше нигде и никогда не смогли получить никакой работы.

— Я поняла, фарр. И... мне жаль.

Жаль мне было форта, по-настоящему жаль, что его больше не будет. Это был мой мир — и мой тоже. Но этого, думаю, уточнять не стоит.

Я развернулась и пошла к замку.

Не хочу говорить "был". Во мне нет магии Жизни — только Смерти. Мне дано то, чем владеет только моя Богиня — знание, и не дано слышать дыхание Мира... Но я в нем живу. Жила. Жаль...

Жаль.

* * *

В приемной Рутта ругалась с кем-то по переговорнику, судя по всему — с рабочими, запоровшими сроки ремонта второго этажа. Кивнув мне, она зашипела в микрофон, тыкая световым пером в невидимые собеседникам графики.

Я аккуратно положила перед ней считыватель с заявлением об уходе.

Она сбросила звонок и близоруко сощурилась:

— Увольняется кто-то? — считыватель, небрежно отпихнутый, поехал к краю стола. — А ты что в гражданке? В город едешь? Слушай, можешь мне кое-что при...

— Рутта, увольняюсь я, — перебила я ее. — Оформи.

— Зачем?! — вырвалось у девушки. — С ума сошла, что ли? Комендант же не подпишет!

— О, комендант как раз подпишет, можешь мне поверить.

— Он тебя уволил?! — Рутта с горящими глазами подалась вперед: — Но почему?!

— Слушай, ты меня удивляешь. Неужели мало его ко мне страстной любви?

— За это не увольняют. За это на работу не берут, — секретарша философски повела ушами. — Нет, серьезно. Что стряслось? И где он вообще собирается искать другого храмовника в военный форт?...

— Вот и подумай над этим, пока будешь меня оформлять, — я посмотрела на таймер. — И побыстрее. Иначе меня обещали спустить с главной башни.

— Даже так?

— А ты думала, — я широко ей улыбнулась и подмигнула. — Мертвяк, как оказалось, очень темпераментный мужик!

— И вы готовы сообщить эту новость всем и каждому, не так ли, фарра? — от холода этой фразы можно было бы покрыться инеем, а от нажима последних слов — смяться в волосяной лист.

И то, и другое фарр комендант, полагаю, проделал бы со мной с огромным удовольствием, но ни в холодильник, ни под пресс я не собиралась. Тем более, что уже сорок минут была свободна, как птица. От того, чтобы считать его начальником — в том числе.