Моя Святая Земля

— Перегорела, — пробормотал Кирилл озадаченно, но тут же вспомнил о содрогающемся бифштексе. — Тьфу на тебя, Сэдрик! Ты не говорил, что твоё сильное колдунство распространяется на электричество.

Из темноты раздался Сэдриков смешок.

— Я только что сказал, что не уверен. Но точно не знал.

Кирилл включил люстру. Сэдрик наблюдал за ним с саркастической ухмылкой. Клёпа бодала его в локоть. Кирилл оставил их ласкаться и сходил за запасной лампочкой. Вернувшись, застал Клёпу, растянувшуюся на коленях Сэдрика пузом кверху, урчащую, как холодильник советского производства.

— Тебя, оказывается, любят кошки, — заметил Кирилл.

— Вообще-то, не так уж они меня любят, — сказал Сэдрик. — Просто у твоей кошки равновесие нарушено — вот её и тянет на тёмное. Кошки живут между мирами, все это знают, а твоя может жить только здесь. Надеется научиться перебираться через грань с моей помощью, шельма.

Перебраться за грань, подумал Кирилл, ощущая нечто очень похожее на тот пружинный взвод нервов, который находит, когда держишь в руках билеты на сегодняшний самолёт. Но через миг "охота к перемене мест" отпустила и отступила — пока.

Кирилл заменил лампочку, и Сэдрик внимательно наблюдал. Он рассмотрел перегоревшую лампочку у Кирилла в руках, но сам не дотронулся, а у Кирилла хватило сообразительности не продолжать опыты с предметами, имеющими отношение к электричеству. Кирилл думал о кошках, живущих между мирами — и ему в голову неожиданно пришла странная, почти пугающая мысль.

— Слушай, Сэдрик, — сказал он, — а в мире, откуда мы родом, есть такие же кошки? Вот такие же, как Клёпа?

— Чудной ты, государь, — хмыкнул Сэдрик. — Конечно. Такие же кошки. Такие же собаки. Такие же люди. Вот купец с женой тебя воспитывали — и им даже в голову не пришло, что ты нездешний. Так ведь?

— И птицы? — спросил Кирилл. — И деревья?

— И трава, — кивнул Сэдрик. — И кусты. И небо. А в чём беда?

Кирилл потёр лоб.

— Беда в том, что, по-моему, этого не может быть. Где он, наш мир, ну, наш дом? Вот в пространстве — где? На другой планете? Или как?

— Почему — на другой? — удивился Сэдрик. — На этой. Что за вопрос! А где ад и рай?

— Понятия не имею, — признался Кирилл откровенно.

— Поймёшь, когда будем переходить. Нам придётся спуститься на ступеньку вниз. А я поднимался. Понимаешь?

— Нет...

— Лестница, — Сэдрик взмахнул здоровой рукой. — Ад — самый низ. Рай — самый верх. А этот мир или наш — просто ступеньки.

— То есть, ты хочешь сказать, — осенило Кирилла, — что все эти миры, с раем и адом — это ступени одного мира? Отражения? Тени?

— Не отражения, — возразил Сэдрик. — Они же разные. Государь, а можно что-нибудь съесть? Ещё яйцо, а?

Бедный голодный Сэдрик, подумал Кирилл. Он меня не будил... а мне даже в голову не пришло, что ему должно хотеться есть. Зажрался я здесь.

— Пойдём завтракать, — сказал он, но по дороге на кухню и уже там, роясь в холодильнике в поисках чего-нибудь, что не покажется таинственному дару Сэдрика "кусками трупов", продолжал расспросы, не в силах остановиться. — Но в вашем мире ещё короли... всадники на лошадях... Газовая плита, ванная и унитаз тебе внове...

— И в чём беда?

— Ни самолётов, ни автомобилей, ни компьютеров...

— Ну да, — кивнул Сэдрик. — Я даже эти слова не понимаю. Зато наверняка там есть такое, чего в этом мире нет. Логично?

— Демоны? Драконы?

— И демоны, и драконы.

— Как в наших сказках, — невольно улыбнулся Кирилл.

— И что тебя удивляет? Припоминаю сказки про повозки без лошадей и про живые картинки, — Сэдрик поднял с пола любопытствующую Клёпу к себе на колени и принялся её гладить. — Видишь, кошки чуют Дар и легко ходят между мирами, когда хотят. И некоторые люди тоже. У кого договор с Теми, или с Другими... или, может, с какими-нибудь Третьими. А некоторые люди и сами по себе могут переходить. Или случайно проваливаются. Мироздание — штука сложная.

— Легенды кочуют из мира в мир...

— Вот именно.

За завтраком Кирилл уже не чувствовал себя героем дешёвой книжки или дурного спектакля. Он начал привыкать и потихоньку всё осознавать, а ворох неожиданной информации постепенно укладывался в его голове. Во всяком случае, он сварил десяток яиц и сделал горячие бутерброды с сыром — и никаких нежданных неприятностей не произошло, яйца и бутерброды были попросту весело съедены и Сэдриком, и самим Кириллом. И была хрестоматийная болтовня об электричестве, о "субстанции громовых сил", которая оказалась более понятна Сэдрику, чем Кирилл ожидал.

Кирилл пытался расспрашивать Сэдрика, насколько их общая родина напоминает земное Средневековье. Сэдрик кормил Клёпу кусочком сливочного масла, язвил и ехидничал, спрашивал, как житель Средних Веков может определить, Средние ли они, если он ещё не видел других, тех, что будут после — и даже не подумал прояснить что-то в этом вопросе. И Кирилл был вынужден сделать лишь два прямых вывода.

Первый: скорее всего, если сходство и есть, то оно чисто внешнее. Со средневековым людом у Кирилла упорно ассоциировались фанатизм, тупость, невежество и забитость, а Сэдрик был смел, ироничен, умён и мыслил свободно. Не может же быть, чтобы он обогнал собственное время настолько?

И второй: на родине Кирилла присутствовали во плоти все древние фантазмы и ужасы. Бог и дьявол. Ангелы и демоны. Маги. И один из этих магов с выражением полного блаженства грыз сухое засахаренное печенье у Кирилла на кухне.

Маг не походил ни на Саурона, ни на Гэндальфа, ни на других известных Кириллу по книгам и фильмам чародеев. Ему полагалось бы сейчас учиться в академии волшебства, вроде Хогвартса, а не бродить в одиночку по чужим мирам, разыскивая потерянных монархов. К тому же он был тем, что называется тёмным магом, не скрывал этого и вдобавок утверждал, что сам Кирилл — белый маг. Антагонист? Им полагалось бы учиться в той академии на разных факультетах, строя козни друг другу — но у Кирилла ещё ни разу в жизни не было такого сильного чувства локтя, такой полной уверенности в союзнике.

И магом Кирилл себя не ощущал. Он не мог творить чудеса, от него не дёргалась жареная говядина и не перегорали лампочки, а душная благость вокруг происходила помимо его воли и желания. Вдобавок он втайне завидовал отваге Сэдрика.

Страшнее всего, впрочем, было не сделать шаг в чужой мир через ад, а навсегда бросить приёмных родителей. Огорчить их, заставить страдать.

Оставить без... талисмана.

А они уже привыкли жить в круге благости и удачи. И чем серьёзнее Кирилл задумывался об этом, тем очевиднее ему было, как холодно и пусто станет маме и отцу, когда он уйдёт. Ведь рухнет незримая стена — как бы не обрушились дожди, снега и ветра возможных бед...

— Ты обещал всё показать, — напомнил Сэдрик, и Кирилл, кивнув, позвонил дяде Вите, шофёру из папиной фирмы.

Врать Кирилл не любил и не особо умел. Но в данном конкретном случае пришлось, потому что рассказать дяде Вите правду было никак нельзя. И Кирилл сплёл историю о приятеле из Испании, который приехал в Россию на праздники. Дядя Витя хмыкал, гмыкал, но согласился покатать Кирилла с приятелем-испанцем по городу — он, как и все, был в круге благости и не мог отказать.

Испания же была выбрана для камуфляжа по двум причинам: Кирилл был уверен, что дядя Витя не знает испанского языка, а язык родины Кирилла и Сэдрика чуть напоминал испанский или французский, если не вслушиваться.

— Не называй меня государем, ладно? — сказал Кирилл, прикидывая, какая из его курток будет болтаться на Сэдрике меньше прочих. — Пока — и неизвестно, насколько — я король чисто номинально. Не называй, в общем. И Эральдом не называй. Зови Кириллом — мне привычнее, да и внимание будет меньше привлекать.

— Король — всегда король, как его ни назови, — констатировал Сэдрик и вжался лицом в подкладку куртки. — Ты мне правда её даришь? Ох...

— Что-то не так?

— Нет, всё хорошо. Очень хорошо. На ней же — след тебя...

— В смысле — грязная?

— В смысле — след твоего света. Это как доспехи, — усмехнулся Сэдрик. — От зла. Я должен за такое благодарить и руки целовать... не умею, прости.

— И отлично. Ещё не хватало тебе такого умения... Попробуй надеть эти ботинки.

— И на них тоже, — кивнул Сэдрик. — На рубашке и штанах — не так, их, видно, стирают часто, а вот на куртке и ботинках — такой след... Не помешало бы работать... вечером. А то весь ад от меня разбежится.

— Ясно, — решил Кирилл. — Купим тебе новую одежду. И не делай такое лицо: ты вассал, мне полагается о тебе заботиться, чтобы ты не простудился и не умер, не закончив нашего дела. Я прав?

— Прав, прав, — сказал Сэдрик, и Кирилл очередной раз подумал, что для жителя Средневековья у его нового товарища многовато гордости.

И Средневековье, всё-таки, тут ни при чём.

* * *

Конечно, восторг Сэдрика относился не к марке автомобиля — "Мерседеса" представительского класса: Сэдрика привёл бы в восторг даже горбатый "Запорожец". Сам факт автомобиля его очаровал и пленил — и Сэдрик всё рассматривал, снаружи и внутри, потом гладил единственной ладонью кожу салона и расспрашивал о том, "как, всё-таки, эта повозка может двигаться без лошади". А вот дядя Витя его восторг не разделял совсем.

Кирилл впервые видел, чтобы дяде Вите было неуютно за рулём, спиной к пассажирам. А ему было. У него даже заметно вспотела шея, к ней прилипли короткие волосы с проседью. И он всё время нервно оглядывался — Кирилл еле удержался, чтобы не предложить дяде Вите следить не за Сэдриком, а за дорогой.

Осматривать город, попутно действуя на нервы дяде Вите, было невыносимо. На Невском Кирилл попросил его остановить машину и позвал Сэдрика побродить пешком. Если Сэдрик и был разочарован, то не показал этого. Кирилл уже думал, что метро будет для заезжего некроманта не менее захватывающим аттракционом, чем автомобиль — и тут его окликнул дядя Витя.

— Не ждать вас? — спросил он громко, делая какие-то странные знаки лицом и руками.

— Нет, не надо, спасибо, — сказал Кирилл, подходя. Сэдрик остался стоять поодаль, на тротуаре, разглядывая рекламный щит с холёной красоткой в чёрном белье. Прохожие, обходя его, делали неестественно большой крюк.

— Кирилл, — нервно прошептал дядя Витя, — осторожнее с этим парнем. Ты, конечно... но у меня интуиция. Этот твой дружок испанский — если только вор, то хорошо. Что-то поганое в нём есть.

Он некромант, подумал Кирилл. И наши люди чувствуют не только круг моей благости, но и то невидимое тёмное сияние, ту радиацию смерти, которая от него исходит. Фантастика...

— Не беспокойтесь, дядя Витя, — сказал Кирилл вслух. — Он, конечно, калека — в автокатастрофу попал — но парень хороший.

— Позвони мне, когда нагуляетесь, — сказал дядя Витя. — Беспокойно как-то.

Ему правда было беспокойно. И хотелось дотронуться до Кирилла, убедиться, что Кирилл — не бесплотный дух и не собирается развеиваться в воздухе. Он даже тронул Кирилла за руку прежде, чем закрыть окно.

"Неужели и дядя Витя чувствует, что Сэдрик пришёл за мной? — поражённо подумал Кирилл. — И не хочет, чтобы я исчез? Однако, приходится признать: я живу в компании наркоманов. И я же — их наркотик".

Ощущения, сопровождающие эту мысль, были здорово похожи на страх. И чтобы успокоиться, Кирилл принялся весело обсуждать с Сэдриком девицу на рекламном щите.

Девица, в общем, нравилась Сэдрику, но казалась слишком худой для "шикарной крали". А потом он вдруг сказал:

— Прости, госу... Кирилл. Твоему... э... вознице — худо от меня стало, да? Как-то я не подумал... Люди просто не терпят меня за спиной. Я уж старался-старался ему в затылок не смотреть, но — всё равно...

— Не извиняйся, — сказал Кирилл, у которого загорелись щёки. — По-моему, ты не виноват.

— Проклятый виноват всегда и во всём, — мрачно усмехнулся Сэдрик. — Удивительно, что тебе не худо.

Кирилл сам удивлялся, что ему не худо. В массе книжек разной степени занятности говорилось, что им с Сэдриком полагалось бы быть по разные стороны баррикад. Вот интересно, думал Кирилл, каково будет общаться с тем, третьим? Существо без души? Ещё темнее, чем Сэдрик? Всеобщее пугало?

А ведь мне, чего доброго, придётся сражаться с ним за трон, пришло вдруг Кириллу в голову. Пытаться убить каким-нибудь грязным древним способом. Бедолагу, который виноват во всей этой запутанной ситуации не больше, чем Сэдрик или я, зато пострадал больше нас... каково ему жить без души?

— Сэдрик, знаешь, что? — сказал Кирилл решительно. — А я ведь не умею ни рубиться на мечах, ни копья преломлять — или как там правильно... И людей убивать не умею и не хочу.

В глазах Сэдрика вспыхнул весёлый и злой огонёк.

— Пусть тебя это не беспокоит... Кирилл, — сказал Сэдрик. — Я умею. И иногда здорово хочу. Я никому не позволю тебя тронуть.

— Я не в этом смысле, — смущённо попытался возразить Кирилл.

— В этом, в этом. Не заботься ты пока что о пирожках небесных, госу... Кирилл, прости. Ты должен делать то, что Дар велит. Каждый из нас отвечает за Дар. Нельзя тебе убивать — ну и не убивай. Скажи мне — я убью, — сказал Сэдрик, щурясь — и вдруг неожиданно весело рассмеялся. По-настоящему. Впервые за время знакомства.

Его смех Кирилла одновременно обрадовал и встревожил. И в голову пришло, что сунуться в мир, хоть и родной, но совершенно незнакомый, Кирилл собирается, не зная броду. Было бы очень умно и хорошо порасспросить Сэдрика, но чутьё подсказывало, что многие познания умножают скорбь — и могут поколебать решимость.

А слова об убийствах не принимались особенно близко к сердцу. И упорно лезла в голову мысль, что для круга благости всё равно, сидит его владелец на троне или на табурете где-нибудь в придорожном трактире. Главное — на той земле, ради которой всё это и даровано свыше... или нет?

— Хочешь посмотреть на дворец? — рассеянно спросил Кирилл, думая о дворцовых переворотах и политике и стараясь перестать думать об этом. Мысли о драках за власть вызывали у него тошноту.

— Дворцы я уже видел, — сказал Сэдрик просто. — Твой дом лучше. И, по-моему, интереснее смотреть на машины.

Над головой протрещал вертолёт, и Сэдрик проводил его внимательным взглядом.

— А полетать хочешь? — улыбнулся Кирилл. — На такой машине? Только не смотри в затылок пилоту.

— Обалдеть, — восхитился Сэдрик. — Конечно. Я найду, куда смотреть.

В Кирилле неожиданно проснулся купеческий размах. Он заказал получасовую экскурсию на вертолёте — и насладился произведённым впечатлением. Потом они ели блинчики с творогом в какой-то кафешке, и Сэдрик расспрашивал о вертолётах, самолётах и парапланах. Потом проехали несколько остановок на метро. И, в конце концов, оказались в громадном торговом центре, где Кирилл собирался купить всё необходимое для путешествия.

Опыт этого дня оказался неожиданно полезным: Кирилл убедился, что Сэдрик пойдёт с ним куда угодно. В гудящую и ревущую летающую машину. Под землю — по движущейся лестнице, в грохот и гул, к поездам, уносящим в темноту. Кирилл встречал его вопросительный взгляд, когда предстояло сделать шаг в особо удивительное место, отвечал полуулыбкой и кивком — и этого хватало, чтобы Сэдрик пошёл без колебаний и сомнения. Его доверие было абсолютным.