Слуги Зла

— Там вентиляция, свет... — вырвалось у Шороха, но он тут же замолчал.

— Да ладно, — сказал Клык. — Я так и думал. У клана есть выходы в какие-нибудь места понадежнее? Вроде того, которым мы сюда пришли, только хорошо бы подальше от этого места...

— Да Барлог побери, с чего это ты считаешь, что в нашем клане все дурнее пустого горшка? — тон Нетопырь не снизил и рядом с Клыком не сел, но присел на скальный выступ у жаровни. — Мы сюда пришли лет сто тридцать назад. Тут нормально устроенный поселок, ясно тебе?

— Ясно. Значит, надо заделать проход в сторону Серебряной реки. А лучше — и мост через ущелье разобрать.

— Ничего себе! — один из бойцов Нетопыря присвистнул и ухмыльнулся. — Парни знают свое дело. Старый не успел прийти, как уже предлагает радикальные штучки, чтоб я лопнул!

— Этому мосту уже уйма лет! — встрял курносый арш с разбитой скулой. — Ты чего, не понимаешь? Это же столько времени все налаживалось — и торговля, и дороги через горы, и все...

— Про торговлю уже можно забыть, — сказал Паук.

— Ой, да почем ты знаешь, что будет потом! Люди за изумруды...

— С людьми же вечно так — война-перемирие, война-перемирие... Когда иначе-то было?!

— О чем с ними разговаривать! Всякий пришлый тут будет учить...

— Надоело уже взрывать собственные галереи, нет, правда, надоело, ребята. В щелку, что ли, забиться на манер мокрицы?

— Да я не понимаю вообще, — Хорек даже стукнул кулаком по колену, — вы что, от гномов набрались, что ли, тут все?! Вам этот мост дороже бойцов из клана, да? Дороже?

Нетопырь показал и верхние клыки:

— Слушай, старый, заткни этого слизняка, пока я его не заткнул! Вас, похоже, слишком хорошо приняли, да? Так вот, имей в виду, моему клану этот трепливый недоносок не нужен.

Паук как раз вовремя успел перехватить руку Хорька, потянувшуюся к метательному ножу, и эффектной демонстрации не вышло — а Клык даже не оскалился, только усмехнулся:

— Гостеприимство, говоришь? Да мы же смертники, Нетопырь, мы все это уже поняли! Ты ведь хочешь прикрыть этот мост нашими спинами, чтобы он потом когда-нибудь детям твоего клана пригодился. Нашими — очень удобно. Своих-то бойцов у тебя мало... так что не обижай Хорька. Он тебе нужнее, чем ты хочешь показать — не все ли тебе равно, какая у смертника комплекция.

Нетопырь вдохнул, будто хотел огрызнуться — но сощурился и промолчал.

— Правда, что ли? — пробормотал Шорох.

Ему никто не ответил. Крыса и Пырей переглянулись. Шпилька отломила еще кусок сыра и стала его есть, демонстративно не обращая ни на кого внимания — бойцы Теплых Камней смотрели на нее восхищенно. Красавчик плеснул в кружку пива, его лицо сделалось отстраненно равнодушным, будто он слишком устал, чтобы злиться. Мелкий что-то пробормотал себе под нос.

— Что? — переспросила Шпилька.

— Сволочи, — повторил Мелкий громче. — И нечего на меня так смотреть — что я, не прав?

Паук пнул его кулаком в колено, скорее поощряя, чем пытаясь оборвать.

— И что будем делать? — спросил Пырей.

— Что всегда, — сказал Клык насмешливо. — Что умеем, то и будем делать. Чтобы хозяева не решили, что зря нас угощали. Будем воевать за этот клан.

Бойцы Теплых Камней, еще недавно готовые сцепиться с командой Клыка, заподозрив его товарищей в цинизме и неблагодарности, сильно изменили мнение о наемниках за время разговора. Арш, похожий на лучника, ухмыльнулся, присел рядом с Клыком и спросил:

— Пойдешь с нами на ту сторону? Посмотреть, а?

— Я бы карту посмотрел, — сказал Клык. — У вас хорошая карта есть? Для смотрителей или инженеров?

— Сейчас! — с готовностью отозвался Сквозняк, сорвался с места и пропал в тоннеле, ведущем в жилой сектор.

— А я схожу взглянуть на мост, — сказал Паук. — Ладно, Клык? Мы с Пыреем сходим... Как тебя звать?

— Молния, — имя как влипло лучнику. — Я командую патрулем.

— Почему с Пыреем? — спросил Красавчик. — Лучше меня возьми...

— Мы же не собираемся прямо сейчас ввязываться в бой, — сказал Паук. — Отдохни пока.

— Как твоя рана? — к Красавчику подошел темноволосый арш с торбой, подвешенной сбоку на ремне. — Вроде чистая, но лучше еще бальзама приложить...

— И мне, — подсунулся Мелкий.

Сквозняк принес карту, и компания Клыка вместе с инженерами Теплых Камней собралась вокруг, рассматривая расположение секторов и коммуникаций, настолько сложное, что человеку оно показалось бы совершенно нелогичным. Нетопырь следил за всем этим, скрестив руки на груди и щурясь.

— Не все ж у вас завязано на том выходе, — заметил Клык. — Я понимаю, местечко прекрасное: вентиляционные шахты, родники там... но ведь не все же!

— Ты, Клык, очень умный, — сказал Нетопырь, подходя. — Я даже удивляюсь, какой умный для бродяги. Если бы я знал сходу, может, по-другому бы разговаривал с тобой. Ты же ведь, наверное, сам понимаешь все, раз ты такой умный?

— Я понимаю, — отозвался Клык. — Хочешь на горку влезть и вкусного съесть. В остатки былой роскоши вцепился мертвой хваткой, хочешь, чтобы их тебе сохранили... Не уверен, что это возможно.

— А ты спроси своих друзей, — Нетопырь печально усмехнулся. — Без всяких красивостей — спроси. Вы же всегда шли на риск, нет? Разве это больший риск, чем по лесам шариться сейчас? И потом. Ты не думай, что мы — такие неблагодарные гады. Кто уцелеет — тот в нашем клане уцелеет. Ваши раненые отдышатся, ваша девочка здесь родит, под защитой наших пещер все-таки — разве это не стоит?

— Своих-то вы не защитили, — хмуро пробормотал Пырей.

Эти слова вызвали бы взрыв негодования не только у Нетопыря, но и у бойцов из его клана, если бы Паук не двинул Пырея локтем под ребра:

— Думаешь, им это радостно?.. Скажи, Нетопырь, а из ваших женщин хоть кто-то выжил?

— Еще познакомишься, — сказал Нетопырь. — Те, кто выжил, вам понравятся. Бойцы и смотрительницы. У нас теперь не поселок, а военный лагерь... Вашу тяжелую девочку будем защищать, как свою — редкое это зрелище по нынешним временам... и еще... ты, Клык, старше всех наших бойцов. Подумай, что это значит, раз такой умный.

— Все эти слова — задаток, да? — хмыкнул Клык. — Ладно. Считай, что я принял. Ты прав кое в чем. Где умирать — все равно, а драться лучше среди своих.

Нельзя сказать, чтобы его команда согласилась с энтузиазмом... но резон в этих словах был.

Те наемники, которые поднялись наверх вместе с Молнией, не пожалели — прекрасное выдалось зрелище.

Дождь давно кончился; мягкий вечерний свет пучками золотых нитей пробивался сквозь просветы в облаках, горный склон блестел влажной листвой, а дальние вершины казались острыми кусками сахара, завернутыми в мокрую серую вату туч. В глубоком ущелье клубился холодный туман — а над туманом висел мост. Его выгнутое тело из тесаных каменных плит вырастало из розово-серого массива горы, будто он возник, так же, как и гора, сам по себе, без участия чьих-то рук. Дорога, ведущая через ущелье, виднелась далеко в обе стороны — и вниз.

А "парадного входа" в поселок аршей люди вполне могли бы и не заметить. Тяжелые створы каменных ворот, поросшие мхом, выглядели так же естественно и природно, как мост — люди бы так не сделали.

— Видал? — сказал Молния самодовольно.

— Видал, — Паук вздохнул. — Замечательный мост. Жалко.

— Может, обойдемся как-нибудь без взрывов? — спросила Шпилька с надеждой. — Очень здорово...

Паук промолчал, ответил Пырей:

— По этому мосту могут проехать три всадника в ряд. Запросто. Кому это надо?

— А вот, кстати, и они, — подал голос второй лучник, который сопровождал наемников в разведку — Ястреб, светловолосый молодой арш с безразлично-мрачным лицом. Верхние фаланги обоих мизинцев на его руках были откушены в знак нестерпимой скорби, и до сих пор он не сказал ни слова. — Легки на помине...

— Ничего себе! — фыркнула Шпилька. — Как у себя дома разъезжают!

Скулу Ястреба свела судорога — Паук хотел толкнуть его плечом, но воздержался. Отряд людей верхом на конях, под золоченым штандартом короля Теодора, того самого, которого мечтал сбросить с трона Карадрас, сиял надраенными панцирями и яркими бляхами на лошадиной сбруе в трех-четырех полетах стрелы внизу и слева. Кони шли неторопливой рысью. Люди держались непринужденно и спокойно, как полагается победителям — они не могли видеть аршей, занявших позицию довольно высоко над дорогой. Разведчики укрылись с той тщательностью, которая поражает людей, заставляя их сочинять сказки об орочьем колдовстве. Горы всегда берегли аршей по-матерински нежно; любой куст, любой камень, любой скальный выступ становились для них куском крепостной стены с удобной бойницей, любая трещина и щель прятала, позволяла подобраться к врагу бесшумно и неожиданно и следить за ним со всем возможным комфортом.

— Смотрите, — сказал Паук, — рыцарь королевы Маб.

Рыцарь на тонконогом белоснежном коне ехал рядом с командиром отряда и знаменосцем. Его зеленый плащ тек по ветру струей дыма.

— Он что, шест проглотил? — хихикнула Шпилька.

— У людей это называется благородной осанкой, — сказал Паук. — Спесь эльфийская...

— Обалдеть, — пробормотал Молния. — Совсем страх потеряли. Это им лес, что ли?

Тем временем всадники подъезжали все ближе. Зоркие глаза аршей уже различали черты обветренных физиономий королевских солдат и точеного лица эльфийского рыцаря, бледного и неподвижного, как у статуи. Оружие горело в вечернем свете белым холодным огнем.

— Глупо делать мечи блестящими, да? — начал Пырей, и тут рядом тренькнула тетива. Надменный рыцарь тяжело рухнул с коня с черной стрелой, торчащей между бровей. Белый конь шарахнулся и заржал.

— Ястреб, ты — дурак! — прошипел, было, Молния, но накололся на взгляд Ястреба, как на отравленный шип. — Все равно не стоило, — снизив тон, закончил он с досадой.

— Теперь поздно препираться, — Паук выдернул стрелу из колчана. — Вали их, пока не смылись!

Строй людей смешался. Ближайшие к убитому всадники соскочили с коней, кинулись осмотреть труп, будто могли ему чем-то помочь. Командир озирался, подбирая поводья — и лошадь под ним танцевала, нервно перебирая ногами. Ехавшие в арьергарде схватились за мечи, совершенно бесполезные в данной ситуации.

Арши, вооруженные на сей случай не арбалетами, а большими луками, весьма наглядно показали королевским солдатам, что в качестве лучников на белом свете хороши не только эльфы. Паук и Пырей очень быстро поняли, что эти люди, эти пижоны в блестящей одежде на холеных лошадях, не столько телохранители рыцаря, сколько его почетный эскорт. Те, другие, с которыми наемники встречались в свите Карадраса, не стали бы так глупо суетиться, стоять в полный рост без малейшего прикрытия, изображая собой дивные мишени, браниться, стрелять наугад по кустам, размахивать руками и призывать на помощь валаров. Им не надо было разоряться и ждать неизвестно чего — им надо было гнать коней прочь, причем во весь опор, но статус, вероятно, не позволял им позорного бегства. В результате люди спохватились, когда из двух десятков солдат уцелело лишь пятеро — и те непростительно медлили.

Паук уже радостно думал, что рассказывать о стычке у моста будет некому — Шпилька очень изящно выбила из седла одного из беглецов, а он снял второго стрелой в затылок — но выжившие так отчаянно пришпорили коней, что стрелы Ястреба и Пырея упали, не долетев до цели.

Молния в сердцах швырнул лук на камни:

— Ястреб, пропади все пропадом, зачем ты, зачем?! Не можешь себя в руках держать — не сопровождай разведчиков, Барлог побери! Теперь эти гады растреплют о засаде — и на мост целая армия припрется...

Ястреб сжал кулаки так, что побелели костяшки:

— Это наши горы!

— Это ведь правда, — Паук все-таки пнул Ястреба в бок, а тот не отстранился, хоть и не ответил. — Это наши горы, надо было людям показать, чтобы не таскали сюда всякую мразь. Все равно мост в карман не спрячешь... Но здесь действительно нужно будет усилить патрули. Непременно будет бой, я ручаюсь, Молния... так или этак, а все равно сцепились бы тут.

Молния поднял лук и вскинул на плечо.

— Может, ты и прав... но Нетопырь не хотел особенно привлекать их внимание к мосту...

— Вот интересно, — сказала вдруг Шпилька, — а зачем они сюда ехали? Как вы думаете?

— Правильный вопрос, Шпилька, — сказал Пырей. — Что, Молния, Нетопырь не хотел привлекать внимания людей, говоришь? Ха-ха, да они уже сюда пришли!

Арши спустились на дорогу. Между человеческих тел бродили холеные кони, которым не хватило ума разбежаться. Шпилька поймала за узду вороного, потрепала по шее:

— Лапочка вкусная!

Пырей хохотнул. Ястреб осмотрелся, обнажив клинок, перерезал горло раненому и подошел к трупу рыцаря. Несколько минут простоял, нагнувшись, глядя в надменное белое лицо — и вдруг рубанул по этому лицу мечом, с яростного размаха. Кровь и мозг брызнули в стороны, брызги попали на Паука и Молнию, Молния, отряхиваясь, раздраженно спросил:

— Ястреб, тебе делать нечего?

— Он служил гадине из леса, — хрипло проговорил Ястреб, рукавом стирая кровавые кляксы со щеки, перекосившись от омерзения. — Носил знаки гадины, воняет лесными тварями...

— Он уже издох, — сказал Паук примирительно. — Барлог с ним, брось... — и ухмыльнулся, отстегивая от кафтана командира отряда золотистый крученый аксельбант. — Смотрите, какой шнурок! Наверное, из настоящего шелка...

— Ты у нас просто помешан на шнурках, — хихикнула Шпилька. — Лучше сюда посмотри, штука какая!

— Мерзость какая, — заметил Паук, подходя.

— Да уж, — сморщился Пырей, бросив беглый взгляд. — Может, конечно, и гномов работа, но похожа не лесную. Противная, в общем...

Шпилька осторожно, двумя пальцами, держала блестящий предмет. Тонко кованная из золота заколка в виде лилии, с алмазными капельками на листьях вспыхивала острыми радужными огоньками, когда ее поворачивали под разным углом.

— Не знаю... — протянула Шпилька задумчиво. — Блестит... хочется смотреть... хотя...

— Чара. Из-за таких штучек люди друг другу глотки рвут, — сказал Молния презрительно. — Им тоже, наверное, смотреть хочется. Спрячь, она по-человечески дорогая.

— А я бы не стал подбирать всякую дрянь, — сказал Пырей, отвинтив крышку фляги и принюхиваясь. — От эльфийских цацек никому добра не было.

— Лучше вылей, — сказал Паук. — Их выпивка, по-моему, гораздо хуже побрякушек. От нее дуреют. А золото все-таки пригодится. И кстати — что с лошадьми делать будем, а, ребята?

Пырей еще раз понюхал флягу, чихнул и отшвырнул ее в сторону. Паук подкинул в руке кошелек одного из мертвецов:

— Это золото мне больше нравится. А та штучка... точно, противненькая. Барлог возьми, ну почему, если они видят что-то живое и милое, их непременно тянет сделать мертвую копию, блестящую, холодную... Всегда-то им надо запереть живое в золото, чтобы время для него остановить... честно говоря, каждый раз тянет блевать, как вижу...

— Потому что они не рожают, — сказала Шпилька. Она сунула заколку в сумку и теперь непроизвольно терла руки об мокрую траву. — У них вместо живых детей — каменные.