Борджиа: Время увядающих лилий

— Ко всем уж тогда. Пусть флорентийцы продолжают показывать, что вот-вот начнут наступление. Гварнери оставаться на месте, укреплять оборону. Корелье — вернуться на исходную позицию, готовясь прикрывать Раталли, если на того попробуют напасть. Кавалерия пусть кружит рядом с терцией Раталли, заодно помогает прикрывать французские пушки, которые тащат сюда. к нам.

— И вы готовы отдать с таким трудом полученное преимущество?

Спросил то меня Росиенте, но отвечал я больше Бьянке, в глазах которой стояла какая-то прямо детская обида. Дескать, конфетку у ребёнка самым циничным образом отобрали, да не простую, а в яркой обёртке.

— Центр едва держится, самая боеспособная часть — венецианские наёмники — к тому же понесла значительные потери. Сочтут угрозу для себя слишком большой — начнут изображать полную усталость и провалят всё. что им поручим. Вы же не один год в кондоттах, сами наверняка так делали. Или ошибаюсь?

— Так и есть.

— Ублюдок Проди, — вспомнила Бьянка бывшего и ныне покойного кондотьера, — мог и просто так кондотту отвести. Но если опасность большая, так сделал бы любой. За золото сражаются, но не умирают. Но тогда они немного отдохнут и снова полезут на нас. Их ещё больше, чем нас.

— Зато они лишились половины артиллерии и части рыцарской конницы, — мигом парировал я, благо гонцы то уже направились по нужным адресам. — А у нас ещё хватит бомб и цепных ядер, чтобы вразумить атакующих. Да вы сами посмотрите... Не хотят наши враги биться головой о каменную стену. Ла Тремуйль умный, не будет рисковать удачным началом, он подождёт.

— Чего?

— Не чего, а кого, Асканио. Своего короля, который уже через пару-тройку дней окажется в Милане с двадцатью тысячами войска и сотней орудий в придачу.

Мои слова подтверждались. Заметив, что наши войска оттягиваются обратно, особенно терции Раталли и Корельи, французы с союзниками даже не попытались их преследовать, явно плюнув на частично потерянную артиллерию. Понимаю, их командиры уже столкнулись с незнакомым пехотным построением и оно не пришлось им по вкусу. Добавить к этому бомбы с цепными ядрами и новые возможности нашей артиллерии — в итоге получается крайне неудобный расклад, который следует ломать или собственными козырными картами или тупо численным превосходством. А учитывая, что свой главный козырь — предательство немалой части неаполитанцев — Ла Тремуйль уже выбросил на стол, то с крайне высокой вероятностью он склонится ко второму варианту. Иными словами, откатится назад и будет ждать прибытия короля с двадцатитысячной, хорошо вооружённой свитой.

Что делать нам? Примерно я уже представлял себе дальнейший расклад, но ему требовалось не то чтобы окончательно оформиться, скорее уж озвучиться в окружении основных командиров союзной армии и дождаться возможной критики. Разумной, стоит отметить, а не дурной... которую вполне мог устроить кто-то вроде покинувшего нас — и скатертью дорожка — Альфонсо, пока ещё короля Неаполя.

— Много тел...

— И много добычи, — подхватил слова Бьянки Росиенте, смотря на случившееся как кондотьер. — Что прикажете делать с добычей магистр? Её немало, отступаем не мы, а они. А ещё пленники.

— Кошельки у всех пленённых и мёртвых уже срезали, это естественно. И вообще, с боя взятое — свято. Зато доспехи, оружие, немного лошадей и... пушки — это совсем другое дело.

— Это одобрят все, — кивнул Асканио. — Золото, богатое оружие и прочие ценности солдатам, а остальное идёт их сеньору.

— И дополнительная выплата за храбрость в бою. Вдобавок пленные...Тех, которые могут дать за себя выкуп, стоит опять же использовать. Но не сейчас, а чуть позже. Мало ли как обернутся дела, может придётся на кое-кого из своих обменивать.

Против подобного возражений не имелось. Я же. наряду с завязавшимся разговором. Не упускал из виду и творящееся на поле боя, которое по сути уже переставало являться таковым. Франко-миланское войско медленно пятилось, стремясь разорвать дистанцию, отойти подальше от Реджо-Эмилии. Наверняка в сторону Пармы, куда ж ещё! Там крепкие стены, там возможность. опираясь на город, дождаться прибытия второй, теперь уже более сильной части войска. Да и раненые нуждались в заботе пусть и откровенно неважных по моим понятиям, но всё-таки врачей.

Кстати о докторах! Те эскулапы, которые имелись уже при нашей армии, уже вовсю работали. Сработали чёткие и однозначные приказы, гласившие, что раненых требуется незамедлительно доставлять к врачам, но при этом не позабыв про оказание первой помощи. Какой именно? При необходимости перевязке чистыми бинтами, которые имелись чуть ли не у каждого. Именно чистыми, что гарантировал запечатанный воском верхний слой. Ну и если дела совсем плохи и у раненого действительно сильная боль, угрожающая потерей сознания — тогда опийная настойка. Хотя она же в любом случае использовалась при проведении мало-мальски серьёзной операции. Обезболивающее средство, стерильный перевязочный материал и такие же хирургические инструменты— они должны были значительно снизить постбоевые потери. Уже проверялось, просто... не столь массово как сейчас.

А вот раненым противника, которые оказались у нас в плену, предстояло подождать. Сначала свои, а потом уже чужие. И вообще, пусть спасибо скажут, что хоть с опозданием, но окажут действительно хорошую помощь, а не нечто подобное французским коновалам, умеющим только кровь пускать и конечности на живую отпиливать! Хотя и итальянские врачи до совсем недавнего времени не так далеко от них ушли. Народ массово мёр во время операции от боли, после от заражения, да ещё и от неправильных диагнозов. Мрак и ужас, по иному и сказать не получится.

Финита... Сражение окончилось, а поле боя осталось за нами, что по законам этого времени означало однозначную победу. Да и с точки зрения понесённых потерь — если выбросить за скобки перебежавших на сторону французов или просто убежавших неаполитанцев — мы тоже были в выигрыше. Относительном, конечно, учитывая тот факт, что для нашей армии и армии франко-миланской потеря сотни или тысячи солдат означали совсем разные вещи. И всё же это была победа, сомневаться не приходилось. Поэтому я, отгородившись от творящегося вокруг хотя бы тканью шатра, быстро разбитого, и писал победную реляцию, чтобы с гонцами отправить её в Рим, Родриго Борджиа. Догадываюсь, как ему сейчас... тревожно.

Станет ли лучше после прочтения? Спорный вопрос. Сражение при Реджо-Эмилии выиграно, тут даже злопыхатели возразить не смогут, но вот фокусы неаполитанцев во главе с Альфонсо напрочь разломали составленный заранее план действий. Приходилось импровизировать, используя кинувшего нас союзника как разменную монету на переговорах, которых при всём желании не избежать. Плюс срочная необходимость наводить мосты не только с Анной Бретонской, но и кое с кем другим. И всё это срочно, и всё в режиме предельной секретности. Скучать 'отцу' точно не придётся, да и мне придётся вновь крутиться белкой в колесе, пытаясь объять необъятное. А куда деваться? В конце концов, впереди целая жизнь и я заранее подписался на подобные разборки со всеми, кто попробует мне её изгадить.

Не самое короткое письмецо получилось, чего уж там! Даже рук немного устала от так и не ставших мне привычными местных пишущих средства. Впрочем, пофиг. Капнув толику сургуча и запечатав послание перстнем — не кардинальским, а тем, который с гербом Борджиа — я передал его Антонио, одному из солдат, который уже не раз был задействован в доставке ценной корреспонденции.

— Лично в руки понтифика! Пять солдат вместе с тобой. И торопись.

Поклон, выхваченное из руки запечатанное послание и... Мда, действительно быстрый на подъем. Так за то и ценю, ведь каждый хорош на своём месте. что постепенно и выясняется.

— Мы победили! — радостно скалящийся Мигель, до этого момента не напоминавший о своём тут появлении, напомнил о том, что и без него было очевидно. — И теперь у нас ещё больше пушек, чем было до битвы.

— А вот тебе неплохо бы к врачу зайти. Я что, слепой, не вижу, что предплечье кое-как перебинтовано? Так что мигом за качественной врачебной помощью, а то волей кардинала и великого магистра пропишу двухнедельный отдых в постели... без присутствия прекрасных юных девушек. Понял?

— Уже у доктора, тут только мой голос и вообще я тебе померещился, — впечатлился Мигель, но тут же добавил. — К тебе герцог Флорентийский. Довольно-обеспокоенный, сам понимаешь по каким причинам. Его сейчас Бьянка вежливо задержала, он с ней разговаривает, впечатлениями о сражении делится. Ты же помнишь, она ему интересна. Проклятье. она многим интересна!

— Только ей мало кто, особенно в известном смысле, — усмехнулся я. — У синьориты де Медельяччи предпочтения с нашими схожи.

— Да, особенно...

— Так тебя же тут уже быть не должно? Или всё же отправить лечиться без девушек?

Вторичное напоминание о реально страшной для Корельи угрозе подействовало. Эх, и всё то ему нипочём, даже рана. Хотя насчёт последнего я догадываюсь. Уудя по малость нездоровому блеску глаз, Мигель явно принял то самое обезболивающее, опийную настойку, вот и находится в состоянии... не совсем полной адекватности. Ничего, это не страшно, ведь полный запрет на применения опиатов иначе как в случае ранений был доведён до всех. Расплата за нарушение — удар по кошельку, а в случае рецидива ещё и публичное избиение кнутом. Ну а для тех, кто продаст опий и производные — петля, в которой торгаш отравой будет болтаться до тех пор пока верёвка не сгниёт.

Жестоко? Без сомнения. Только вот иначе нельзя, я слишком хорошо понимал. что такое любые наркотики, к чему они приводят и как в сжатые сроки разрушают личность человеческую. Впрочем, пока такого рода инцидентов не случилось, за что хвала богам и демонам вместе взятым.

Лёгкое шуршанье отодвигаемой в сторону ткани, закрывающей 'вход' в шатёр, было едва слышным. Неудивительно, учитывая шум и гам снаружи, причём со всех сторон. И кто у нас там? Ну да, как и ожидалось, пропустив вперёд Пьеро Медичи, следом зашла Бьянка. Выучка и опыт, как ни крути, потому спину старается никому не подставлять, а вот оказаться у кого-то за спиной — это дело совсем другое. При необходимости сия воительница без сомнений и колебаний воткнёт кинжал в спину тому же Медичи и ни на секунду не усомнится. Муками совести тем паче страдать не станет, не с её своеобразной психикой и не самой простой судьбой.

— Герцог...

— Великий магистр, — улыбнулся с ответ Медичи. — Но тут нет даже охраны, вся она снаружи осталась. Поэтому... Скажи мне, Чезаре, что мы будем делать, одержав эту яркую, но не способную остановить французов победу?

— Согласен, неаполитанцы сделали достижение поставленных целей гораздо более сложным. Но ничего не потеряно, кроме, разве что потерь для самого Альфонсо.

— Альфонсо не важен, — отмахнулся Пьеро, скорчив презрительную гримасу. Затем, поискав глазами что-то, на что можно присесть, с опаской приземлился на раскладной стул. Тот чуток скрипнул, но выдержал, что неудивительно, запас прочности у него был немаленький. — Но он привёл сюда тринадцать тысяч солдат, а ушёл с тремя. Тысяча осталась с нами, видя во французах врага, а остальные... Они или разбежались, либо убиты, либо служат короне Франции. Не знаю, что им пообещали, но это и не важно.

— Важно и весьма! Это показывает, что Неаполь уязвим сильнее, чем многие представляли. Сначала Ферранте, а теперь его сын восстановили против себя слишком многих, так ничего и не поняв. Этим и воспользовался ла Тремуйль... а должны были воспользоваться мы. Не успели, моя вина.

— Вина? В чём она вообще может быть...

Сказал бы я Пьеро, да только не хочется раскрывать карты по полной. Недооценил я глубину ненависти к этой ветви династии Трастамара. Думал, что ещё какое-то время ситуация продержится в неизменном состоянии. Ан нет, другие умные люди воспользовались, после чего оставалось лишь принимать новые правила игры.

— Не о том говорим, Пьеро. Сейчас нужно решить, отходим ли мы до Модены или сразу в пределы Флоренции, опираясь на Пизу и другие крепости. Ну и на мою Болонью с севера, Ла Тремуйль может попробовать пойти той дорогой, хотя это далеко не лучший для него вариант.

— В Пизе и Ливорно неспокойно, — скривился Медичи. — Гарнизоны верны, но если города возьмут в осаду, недовольные могут попробовать открыть ворота. Сторонники Савонаролы, сторонники восстановления Пизанской республики, просто противники моей семьи. Я уверен, что без французского золота и слов тут не обошлось.

— Увы, это неизбежно. Как раз поэтому я хочу избежать слишком скорых сражений. Сперва потянуть время на переговорах, а затем... Отдать им Неаполь, но в то же время ухитрившись не отдать его.

Привычка выносить мозг людям этого времени уже даже не удивляла. Ладно, почти не удивляла, но неизменно вызывала как минимум лёгкую улыбку. Порой злобно-циничную, порой же, как вот сейчас, довольно доброжелательную.

— Бьянка, карту. Малую, но всей Италии.

Девушка быстро сориентировалась, что именно мне потребовалось. Амплуа не только охранницы — за которое цеплялась она сама — но и помощницы в делах — на что её натаскивал уже я сам — сыграло свою роль. Менее минуты потребовалось ей для того. чтобы найти карту. развернуть и разложить перед нами.

— Вот весь наш итальянский 'сапог', южную и весьма немалую часть которого занимает Неаполь. Все видят, какое уникальное положение у этого королевства.

— Оно граничит только с Папской областью, — мигом отозвалась Бьянка, понимающая, о чём зашла речь. — Святой Престол владеет ключами к дверям королевства, словно апостол Пётр, сторожащий двери рая.

— И какие возможности это даёт, учитывая де-факто предательство Альфонсо Неаполитанского?

Этот вопрос я задал, внимательно смотря на Пьеро Медичи.

— Торговать пропуском через земли Флоренции и Папской области. Предложить то, что мы ничего не станем делать.

— Верно. И это как раз то 'ничего', за которое можно брать щедрую плату. После сегодняшнего сражения, нами выигранного. После того, как часть хвалёной французской артиллерии оказалась захваченной нами. После того как... мы подтвердим военную победу умением разговаривать с противником. Сильных слушают с куда большей охотой, то всем известно.

— Маршрут, — напомнила о важном факторе Бьянка. — неудобный для них, удобный для нас. И не давать им искушения поднять бунт в той же Пизе или попробовать силой захватить что-либо. Лучше всего пропуск их по частям, но на такое Карл Французский никогда не пойдёт.

Однако, факт. Любой бы на его месте побоялся разделять армию на части, опасаясь — и более чем обоснованно, если быть честным — удара в спину. Ведь мы, Борджиа, уже показали, как хорошо умеем разделать врага на части. а потом наносить удары в наиболее уязвимые места, так что увы и ах, подобную роскошь выбить на переговорах точно не удастся. В остальном же вопрос остаётся открытым.

— Им нельзя верить, — поморщился Медичи. — Если будет возможность навредить нам или вам, Борджиа, Карл VIII обязательно это сделает. Особенно нам!