Чувствую, как кто-то мягко, но настойчиво пытается отобрать опустевшую емкость. Недоуменно опускаю глаза. Фу, блин, вот это приход поймал! Надо же Явдохе стакан вернуть.
На самом-то деле, эту народную алкоцелительницу, внешним обликом напоминающую Сову из мультика про Медведя со Свином, зовут, конечно же, не Явдоха. Но вот прицепилось как-то, и все. Ее настоящего имени толком никто и не знает. Большей части поселковых и практически всем нам, должникам-отселенцам, недавно прибывшим в Русу на постоянное, а для очень многих и последнее место жительства, она известна именно как Явдоха. И, как говорил один мой хорошо знакомый полковник: "Не ебет!". Бабка всегда является на базар одной из первых. Занимает свое место и до полудня восседает на раскладном брезентовом стульчике. По бокам у нее две огромные мечты оккупанта. С этими неподъемными сумками справляется сама, притаскивая без чьей-то помощи. К обеду Явдоха обычно успешно расторговывается и пропадает.
Бабулька очень и очень непростая. Только на моей памяти, а работаю я тут всего полгода, она успешно отбила пару десятков рейдерских атак и прочих недружественных поглощений. Выжить пытались не только конкурирующие сверстницы и семейство местной цыганвы, но и высшие чины, по местным меркам, заоблачного милицейского райотдела. И все бесполезно.
Помимо собственно самогона, у Явдохи в сумках еще и товары, составляющие основу большинства местных благосостояний — паленая водка и левые сигареты. Так что, вместо арендной платы, по устаканившейся давным-давно традиции, получаю от народной целительницы две пачки красного "ЛМа".
Смяв фольгу, швыряю ее в грязь. Мусорных бачков тут не предусмотрено в принципе. Вытягиваю сигарету, чиркаю зажигалкой... Нашлась в кармане, и, как ни странно, даже почти полная. Несколько глубоких затяжек окончательно приводят организм в чувство и в норму. Вот теперь можно и приступать к выполнению прямых служебных обязанностей!
Льются песни, льются вина,
И стучат, стучат, стучат бокалы в такт.
Будэ жити Украина, если мы гуляем так!
Этот подзабытый шлягер снова набрал популярности пару лет назад или около того. Россия достроила газопроводы в обход Украины, миллиардный долг заморозила, и новые поставки начала делать исключительно по предоплате и по новой цене. Зима была веселая! Половина киевлян коммунистам свечки готова была ставить за то, что в новых районах печки не на газу, а на электричестве. Только тем и спасались. Хорошо хоть Донбасс под шумок не отделился, а то без угля, вообще все вымерзли бы к хуям собачьим. А шустрый Андрей Данилко оперативно добавил к древней песне пару строчек про газ. Говорят, на римейке чуть ли не мильён заработал. Еще бы, песня едва новым гимном Украины не стала...
Пока Неля, крашенная под блондинку каланча: "Чай-кофе-капучино-минет!", разбалтывает для меня растворимый "Якобс" в пластиковом стаканчике, я смотрю по сторонам. Как раз началось самое рабочее время. Запоздавшие продавцы занимают места за свежевыкрашенными прилавками. Слева — деревенские с картошкой, зеленью и овощами. Напротив — местные поселковые. У последних ассортимент разнообразнее, от магазинных продуктов и шмоток до сантехники.
Здоровенный амбал из Яблоневки, тот, что по вечерам меняет у рабочих с колбасного за водку ворованную свинину, предпринимает наглую попытку занять позицию на земле, рядом с прилавками. Натолкнувшись на мой внимательный взгляд, молча подхватывает баулы и топает в сторону стекляшки под вывеской "Мясо. Птица". Знает, сучонок, что с кем-кем, а с ним я церемониться не буду. Напинаю под зад, еще и все печенки отобью. Вот и молодец, что свалил. В павильончике пусть о цене за место с Арсланом договаривается. Арслан там царь, бог и воинский начальник, а не я. Моя сфера влияния — уличные прилавки.
Допиваю подостывший кофе, бросаю смятый стаканчик в услужливо протянутый мусорный пакет. В особое отделение кошелька ложится десятка от Нели, и я выдвигаюсь в сторону недлинных, крытых древним шифером рядов, где уже начал понемногу раскручиваться маховик утренней торговли.
Чтобы собрать арендную плату со всех торгашей, кто занял место за прилавком и рядом, на земле, и сдать директору кассу, у меня обычно уходит не более получаса. А потом присматривай себе за порядком, поплевывая в потолок. В общем, работа — не бей лежачего.
Пока без спешки обхожу подведомственную территорию, как меня только не называют! И Виктором, и Витьком, и Витюнчиком, прости господи! Некоторые даже Виктор Сергеичем кличут. И откуда отчество знают, сволочи, если я сам его не ко всякому вечеру вспомнить могу?
Мне протягивает пятерку старушка, пытающаяся торговать книгами. Библиотеку распродает. Жена бывшего комполка, что взлетал с местного аэродрома, грозя далеким Штатам. Прохожу мимо. Знаю, что торговля у нее никакая, а пятерка — буханка хлеба... Вот все-таки человек старой закалки, каждый раз денежку пытается дать. А я каждый раз "не замечаю". Традиция уже, однако! Начальство поначалу косилось, да и сейчас временами неодобрительные рожи корчит. Но мирится, поскольку на карман себе лишнего не кладу.
К завершению обхода кошелек набивается разнокалиберными бумажками, а в желудке поверх кофе болтается поднесенный от чистого сердца беляш. Отхожу в сторонку и, прислонившись к стене, пересчитываю выручку, параллельно сортируя купюры. Наши власти — те еще затейники! Выпустили каждой бумажки по два вида, а десяток, если мне не впарили фальшак, и вовсе, оказывается, три! Туши свет, товарищи! Как прикажете ориентироваться в этом нумизматическом беспределе, буйстве цветов и красок тем, у кого плохое зрение? Хотя нет, нумизматика — это, кажется, монеты... Но все равно тяжко. А если выпил человек? Хотя, пальцы свежей краской не мажутся, да и отшлепанных на плохом цветном принтере тоже не оказалось. А хороших в этих ебенях и не водится.
Все, теперь по-быстрому сдаем наличку и расслабляемся. Можно будет присесть на лавочку в глубине базара, рядом с Серегой, что банчит травкой, и до самого обеда балдеть. После первых же драк меня в городке стали почему-то считать бывшим десантником и связываться не рискуют. Поэтому, чтобы пресечь в зародыше большинство конфликтов, достаточно поднять голову. Даже щуриться грозно, и то не надо.
Снова начинает ныть разбитая рука. Точно! Я же про задачу "нумер раз" позабыл со всеми этими опохмелками. Сегодня надо выведать у Явдохи подробности, кто и как ночью лапти отбросил. Только осторожно, старушенция хитрая и умная. Она точно все знает, вплоть до того, какие труселя были на покойном. Но это уже потом. Ибо, как говорится, бизнес превыше всего! На ходу зацепив жменю семечек из мешка у ближайшей тетки, иду к обитой цинком двери, рядом с которой синеет прикрученная к стене солидная табличка с серебристой надписью "Администрация".
За дверью сидит Люся. Она приходит как бы не раньше Явдохи. "Бывшая правая рука комэска", как любит она себя называть — бессменный директор рынка и депутат поселкового совета. Принимает выручку, тщательно пересчитывая несколько раз стопку мятых купюр.
Стопка перекочевывает в огромный сейф с гравированной надписью "1895". Сейф этот базарные хозяева украли с сахарного завода еще до моего прихода. Представляю, как матерились мужики, когда тащили гробину! Скрипит, закрываясь, дореволюционная дверь. Хрустит замок. Люся отворачивается от сейфа и начинает стучать по клавиатуре. "Социализм есть учет!" У нас, конечно, дикий капитализм, но деньги все равно считать надо.
Дурацких вопросов в стиле дешевой пародии на "папашу Мюллера", как любит Гена-Примус, типа: "Точно все? Может, пара гривен по карманам завалялась?" — Люся не задает. Она умнее хозяина. За полгода меня проверила много раз, и знает, что не копейничаю.
Покончив с бухгалтерией, гражданка начальница откидывается на спинку удобного кожаного кресла.
— Виктор! — командный голос, что поставлен в те легендарные времена, когда Люся возглавляла местный "Военторг", не предполагает малейший возможности возразить. — Сегодня из райцентра, из морга, привезут трех покойников. Они за нашим поселком числятся. Мэр лично просил, чтобы мы оказали помощь в захоронении. Сам знаешь, не маленький, что у городской администрации лимитов и на живых в обрез. Так что, находишь напарника и к четырем часам на кладбище, чтобы как штык!
Вот только насчет лимитов, Любовь Ивановна, это вы очень зря! Оно, конечно, не мое собачье дело, но особняк нашего мэра растет как на дрожжах. Бывший страховой агент, всенародно избранный в позапрошлом году на столь ответственный пост, решил выстроить себе "фазенду" в четыре этажа. Так что с лимитами у него все отлично. Совести нет, это да. Вот же сука такая, решил на покойниках сэкономить.
Хотя, чего это я? Доискался уже правды... Надо, что ли, больше всех? Нет, не надо!
— И чё мне будет за сверхурочные? — интересуюсь как бывалый шабашник. Хотя шабашник-ловчила из меня, честно сказать, что из дерьма пуля ...
Люба вздыхает:
— Две по ноль семь тебе будет. За сверхурочные. И не паленки с аэродрома, а настоящей. Справишься до конца рабочего дня, зайдешь ко мне, получишь. Сегодня не вернешься — жду утром. Пока тебя не будет, за порядком Арслан присмотрит. Вопросы?
Вопрос у меня есть. Точнее даже не вопрос, а предложение. Рационализаторское.
— Водку вперед! — говорю, стараясь, чтобы голос налился суровым металлом.
С металлом выходит плохо. Люба ухмыляется.
— Ну да. Тебе сейчас дать два пузыря, а потом собирай по частям. Нет уж! Как говорится: утром могилы — вечером водка. Можно и наоборот, но могилы все равно вперед.
— А с напарниками мне, чем рассчитываться прикажешь, натурой?
При упоминании о натуре Любовь Иванна вскидывает глаза, в которых проглядывает червовый интерес. Баба в самом соку, почему бы и нет? Буду здесь жить как Потемкин при императрице Екатерине ... Однако начальница тут же берет себя в руки.
— Одну авансом, вторую после работы, — отрезает она. Вот уж, у кого металл так металл...
Спорить и торговаться далее бесполезно. Принимаю аванс. Ты смотри, "Хортица"! Взбалтываю емкость и с удовольствием наблюдаю змейку из маленьких пузырьков — точно не палево! Засовываю бутылку в карман спортивных штанов. Смотрится похабно, но больше некуда — не в кульке же нести.
С гордо поднятой головой покидаю кабинет суровой директорши. Потусуюсь до обеда здесь на базаре, шаурмой у Додика закушу, а часикам трем двину к "Ласточке". Там алкашня постоянно трется. Кто на шабашку надеется, кто на халявное бухло. Вот там одного или двух и мобилизую на саперные работы. Не контролерское это дело, бомжам могилы копать!
6. Практика заговора
Новое здание штаб-квартиры ЦРУ было единственным небоскребом в окрестностях, так что с пятьдесят шестого этажа, который целиком занимал директор со своим бюрократическим аппаратом, небольшой, но густой лес за окном казался мягким покрывалом, небрежно наброшенным на пологие холмы. Чуть дальше, по ту сторону реки Потомак, до самого горизонта виднелись бесчисленные коттеджи с поблескивающими в утреннем солнце овалами и прямоугольниками непременных бассейнов. Солнце поднималось над землей, тихонько подкрадывалась полуденная жара, и автоматика в зале совещаний включила климат-контроль.
За круглым конференц-столом сидели двое. Ближе к окну, откинувшись на спинку массивного кресла, утвердился человек лет пятидесяти с грузноватым корпусом и добрым открытым взглядом. Мягкие кошачьи движения в сочетании с обширной комплекцией делали его неуловимо похожим на Джона Траволту. Собеседником "Джона" был невысокий, добродушный, чуть суетливый итало-американец с редкими зачесанными назад волосами. Он также походил на кинозвезду, только не на Траволту, а скорее на Денни де Вито. На самом деле, разумеется, ни тот, ни другой, не были актерами. "Траволта", хозяин кабинета, являлся директором ЦРУ, а его гость "де Вито" — советником Президента США по национальной безопасности.
Человеку, несведущему в американской паутине государственной власти, сложно оценить в полной мере суть должности советника президента. Это очень яркое проявление гибкости звездно-полосатой системы правления, где демократическая ширма выборных (или утвержденных выборными органами) должностей в случае необходимости способна за считанные часы трансформироваться в жесточайшую властную вертикаль, вплоть до прямой диктатуры. Советник назначается непосредственно президентом. Его кабинет находится в западном крыле Белого дома, неподалеку от овального офиса шефа, а полномочия определяются исключительно волей главы государства.
Официально его задача — "подавать советы по вопросам, касающимся национальной безопасности", на деле же, он руководит отдельным секретариатом, на который замкнуты все силовые структуры. Главы всесильных министерств и ведомств могут попасть на прием к президенту лишь после того, как на это дал согласие его советник. Также большинство текущих документов готовит аппарат советника, президент их только подписывает...
А вот директор ЦРУ — давно уже не та всесильная и политически значимая фигура, какой он был во времена Холодной войны. Подчиненный директору Национальной разведки США, которая, в свою очередь, замыкает на себя шестнадцать разных разведывательных организаций, он не имеет права на прямой доклад в Белый дом. Потому утренний визит в штаб-квартиру ЦРУ советника президента, к тому же обставленный с максимальной секретностью, был в сложившейся системе далеко не ординарным событием.
— Насколько можно верить этой пьяной болтовне? — с мягкой, добродушной улыбкой осведомился советник.
— Мой аналитик утверждает, что все сказанное является правдой с высокой степенью вероятности, — хорошо поставленным голосом отозвался директор. — Действительно в августе восемьдесят седьмого русские производили соответствующие испытания и, по неуточненным данным, потеряли какой-то специальный заряд. Этот Сербин был штурманом самолета, который осуществлял сброс. Также некоторые технические подробности, которые штурман упомянул, свидетельствуют о том, что он действительно видел бомбу вблизи. В обычной ситуации этого не могло произойти. Советы были помешаны на секретности, и экипаж не мог увидеть объект.
— Возможен ли повторный допрос этого... Сербина? — деловито уточнил советник, тщательно выговаривая русскую фамилию.
— К сожалению, нет. Он скоропостижно скончался. Агент, молодой идиот, передозировал соответствующие медикаменты, — директор чуть развел ладонями, выражая этим скупым жестом одновременно и печаль относительно гибели ценного информатора, и сожаление оттого, что в его ведомстве нашелся столь непрофессиональный сотрудник.
— Кто еще владеет информацией? — тон советника был резковат, но собеседник предпочел этого не заметить.
— Фактически — еще шесть летчиков, которые принимали непосредственное участие, и те офицеры, которые их покрывали. Теоретически — случайные свидетели, а также родственники и друзья, с которыми они могли поделиться. Мы работаем над уточнением.
— При достаточно широком круге посвященных эта история до сих пор не всплыла, иначе тот пьяница не умер бы ... э-э-э ... своей смертью, — предположил советник и поинтересовался с ощутимой ноткой недоверия. — Как такое могло произойти?
