Том 3. Древо Иггдрасиль

— Пойдем? — спросил у нее Аяо.

Переборов себя, Май кивнула.

— Пойдем.

Домофон работал исправно. Здесь Аяо осознал, что не зря позвал с собой Май-чан: без ее помощи он был вряд ли обошелся. Май прижала ладонь к двери. Яркая вспышка — и замок оплыл пластиком и каплями жидкого железа. Аяо вдохнул ртом воздух; на языке остался острый металлический привкус.

— Вот, — сказала Май, закончив.

Аяо пинком распахнул дверь и вошел внутрь. Пожалуй, он погорячился насчет обычной послевоенной многоэтажки — тут, по крайней мере, было чисто и аккуратно, и не бегали по стенам тараканы. Вот что значит другой квартал; видно, здесь живут люди чище и благороднее, чем те, что приходятся Ацумори Аяо соседями.

Впечатление портила лишь надпись — "Иисус был желтым" — на стене.

"Поразительно, — подумал Аяо, — ведь я придерживаюсь того же мнения".

— Ой, Аяо-кун, а что мы будем делать? — придвинулась к нему Май. Ее горячее дыхание обожгло ему шею.

Аяо не ответил. Он начал медленно подниматься по лестнице, минуя ступень за ступенью — вперед, к квартире под номером "1219", где обитало добропорядочное японское семейство Накахара. Май скакала следом за Аяо, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Она искренне наслаждалась ситуацией и, казалось, предвкушала нечто необычное. "Не могу же я ее разочаровать? — задал себе риторический вопрос Аяо. — Конечно, не могу".

Пусть это станет своеобразной проверкой для Май-чан — и одновременно, его подарком ей, этой странной девочке, в компании которой прошло его детство.

"Я наконец-то смогла почувствовать себя по-настоящему живой!" — сказала ему Май-чан там, в подземке. Неужели страсть к разрушению была заложена в ней с самого начала? Аяо вспомнил, на что он обрек Такамуру Мию — а еще он вспомнил, что поступок его, гнусный по сути своей, встретил горячее одобрение со стороны Май-чан.

"Аяо-кун, ты такой классный," — прошептала в тот миг она, и у него мороз пробежал по коже от этих слов. Определенно, его подруга детства довольна опасна. Это не Кацуджи Кога, забавный идиот, совершенно беспомощный и оттого еще более умилительный — нет, Май-чан совсем другая. Стоит ли держать ее рядом с собой?

"А вот это мы сейчас и узнаем," — сказал себе Аяо, останавливаясь перед дверью с номером "1219".

— Преступлений нет, Май-чан, — произнес он, натягивая перчатки. — Есть только поступки.

Аяо нежно провел рукой по поверхности двери.

— Надень перчатки, есть вероятность, что дело будет грязным. Надеюсь, ты не станешь оставлять в квартире свои волосы — это довольно опрометчиво.

Поддавшись моменту, Май посерьезнела и без лишних слов выполнила приказ Аяо.

"Ну что, Накахара Рейко-сан, — Аяо осторожно постучал в дверь и стал ждать, когда ему откроют. — Я обещал, что разложу вас прямо в вашем же кабинете, на вашем же столе. Увы, жизнь сложилась по-иному. Придется разложить вас на кровати. Как думаете, обмен равноценный?"

6.

Увидев на пороге Ацумори Аяо и Орино Май, госпожа директриса, она же Накахара Рейко, поначалу только удивилась.

— Что хотели? — спросила она, кутаясь в махровый халат.

Сейчас Накахара-сан и в самом деле походила на взрослую женщину. Волосы были распущены, а халат скрадывал очертания фигуры, убирая излишнюю угловатость; в темноте лицо ее, обычно по-детски пухлое и невинное, приобрело совсем иные черты: скулы и подбородок обозначились намного четче, под глазами залегли тени, губы отяжелели и налились блеском. Аяо пришел в легкое замешательство; хорошо, что Май не растерялась — они почтительно склонила голову и произнесла:

— Мы бы хотели обсудить с вами поведение Танимуры-сенсея!

— Он что-то наделал? — испугалась Накахара-сан. — Ой, вы проходите, проходите. Зря я вас на пороге держу.

"Ну что за доверчивость, — думал Аяо, следуя за Накахарой-сан в глубь ее квартиры. — И, о господи, откуда такое трепетное отношение к Танимуре-сенсею? Обыкновенный учитель физкультуры, не хуже и лучше остальных. Поистине, любить его не за что. Разве что..."

Аяо представил себе, как Танимура медленно натягивает на свой член стонущую госпожу директрису, и поморщился.

Вслед за Накахарой-сан они вошли в большую кубическую комнату, освещенную одной-единственной лампочкой. Стены были обклеены пожелтевшими обоями; у потолка они отслоились, обнажив серый бетон. Мебель: два шкафа, придвинутых друг к другу, сверху лежат корзины с нестиранной еще одеждой; у противоположной стены — диван, покрытый геометрическими узорами; чуть левее — вполне современный, пожалуй, что и дорогой компьютерный стол, на котором возлежал одинокий ноутбук. В дальнем углу свалены в одну кучу футоны. Можно выйти на балкон, но для этого придется преодолеть пару метров дурнопахнущего ковра, украшенного темными пятнами — так что лучше оставаться у порога и смотреть на все происходящее в комнате издалека.

"Плохо же работает механизм социальной поддержки в нашей родной Японии, — сорвал покровы Аяо. — Или же Накахара-сан копит деньги на счастливую старость?"

— Не стесняйтесь, садитесь, — добродушно произнесла госпожа директриса.

— Хааай, — сказала Май и осторожно опустилась на диван. Аяо присоединился к ней. Он поднес к глазам ладонь — перчатка сидит хорошо, костяшки обтянуты черной кожей — а после сжал пальцы в кулак.

— А где Аюми-чан? — спросил Аяо как бы невзначай.

Накахара-сан вздрогнула и чуть не уронила на себя поднос, уставленный чашками с зеленым чаем.

— Аюми? Она в больнице, — наконец ответила она. — Сотрясение мозга.

Голос у нее был нарочито равнодушный, словно она старалась не показывать своих чувств перед учениками. Действительно, зачем? Стоит придерживаться той грани, что отделяет ученика от учителя. Дистанция в подобных отношениях крайне важна.

— Ужас! Я так ей сочувствую! — искренне произнесла Май.

Аяо же приуныл. Если честно, то главной целью его была встреча с Накахарой Аюми. Сказанное Когой взволновало его. Аяо решил поддержать начинание друга. Он сказал себе: глупо надеяться на помощь Тецуны, когда можно добиться того же результата собственными силами — и отправился в квартиру к Накахаре-сан.

— Я этого так не оставлю, — продолжала тем временем она. — На девочку напали в школе. Напала ее же собственная одноклассница, можно сказать, подруга! Люди становятся все злее. Такое впечатление, что нормальные человеческие отношения остались в Шове.

— Это чума, — сказал Аяо.

Накахара-сан повернулась к нему.

— Чума?

— Да, — произнес он, вставая. — Сиреневая чума. Болезнь, которой подвержены человеческие душ. В них внедряется вирус, и они начинают гнить, пока не протухнут окончательно. Носитель болезни при этом превращается в чудовище; фактически, он выпадает из системы человеческих взаимоотношений, и больше не отягощен моралью, необходимостью соблюдать нормы закона. Он способен преодолеть даже собственные инстинкты — а это гораздо сложнее, чем справиться с голосом совести. Отличить инфицированных от нормальных людей можно лишь по цвету их радужки. У больных она фиолетовая или сиреневая, отсюда и название — сиреневая чума. Помните, какого цвета глаза у Танимуры-сенсея?

— Н-нет, — сказала Накахара-сан, завороженная рассказом Аяо.

О болезни этой он прочитал в какой-то желтой газетенке, одной из многих, что выписывала нэ-сан.

— Они фиолетовые! — закричал Аяо, хватаясь за голову. — Они фиолетовые, они, мать его, фиолетовые!

Испуганная его вспышкой, Накахара-сан сделала шаг назад, к двери. Покатые плечи госпожи директрисы подрагивали.

— А еще, — сказал Аяо с нежностью, — Танимура-сенсей растлевает учениц. После уроков он приводит провинившихся школьниц к себе в кабинет, и для них начинаются "дополнительные занятия". Такие необязательные, но такие веселые! Май-чан, ты помнишь?

— А, ну конечно же, — спохватилась Май. — Он... он насиловал меня! И так, и так, и даже в попу.

На слове "попа" она запнулась.

— Ужасный человек, но мы же не можем осуждать его, — прошептал Аяо в лицо Накахаре-сан. — Ведь он болен. Его просто нужно вылечить, и будет в порядке. Как вы думаете?

— Глупости говоришь, — Накахара-сан прочистила горло и попыталась взять себя в руки. — Глупости, глупости! Еще и на Танимуру-сенсея наговариваешь. Сядь и выпей чаю. Тебе полегчает.

— Дура! — прогремел Аяо, замахиваясь на нее кулаком.

Накахара-сан вскрикнула и закрылась руками.

Аяо не стал ее бить. Он стоял и смотрел, как сжалась в страхе госпожа директриса, как зажмурила она глаза; он слушал, как бьется ее испуганное сердечко, и наслаждался этим звуком.

— Я вас уважала, Накахара-сан, — вздохнула рядом Май-чан. — А вы так меня разочаровали.

Накахара Рейко вскинула голову — наверное, чтобы возразить, чтобы отчитать потерявших всякий стыд учеников, чтобы выгнать их из своей квартиры, наконец — но Аяо не дал ей этого сделать: один короткий удар сбоку, раскрытой ладонью в челюсть, и госпожа директриса с жалким всхлипом повалилась на пол.

— Ох, — вырвалось у Май-чан.

Аяо помог Накахаре-сан подняться, затем повернул ее к себе лицом и снова ударил, несильно, чтобы не травмировать. Госпожа директриса выглядела жалко. Губы у нее лопнули, кровь растеклась по подбородку. Еле сдерживая слезы, Накахара Рейко взмолилась:

— Пожалуйста, перестаньте! Вы что?

От следующего удара халат на ее груди распахнулся.

— Ты посмотри, Май-чан, она носит бюстгальтер! — Аяо невольно расхохотался. — А вам не рано еще, Рейко-чан?

— Да прекратите же! — не выдержав, зашлась она в крике.

Ударом в колено Аяо сбил ее с ног.

— Аяо-кун, а можно мне? — спросила Май-чан. В голосе ее звенел восторг.

— Ах да, разумеется, — спохватился Аяо.

Май не стала пользоваться своей способностью; нет, она работала руками и ногами, как и любой человек — пинала, била, толкала; схватил стул, Май разбила его о спину госпожи директрисы.

— Зачем? — простонала Накахара-сан, пытаясь отползти прочь. — Зачем?

Аяо осклабился.

— Однажды я задал одному человеку такой же вопрос: "Зачем?" Он ответил мне: "Да потому что это весело!" У всех нас есть сила в руках для того, чтобы убивать, но большинство боится ее использовать. А вот я не боюсь. Так почему бы мне и повеселиться от души, раз уж выпал подобный шанс?

Май-чан смотрела на Аяо, буквально раскрыв рот от восхищения.

Жаль, что Накахара-сан не оценила его речь — она рыдала на полу, даже не делая попытки встать на ноги.

— Аяо-кун, а мне можно повеселиться? Можно ведь? — протараторила Май-чан.

— Да, — сказал он.

Май просияла. Подойдя к Накахаре-сан, она с силой вкрутила ей в тело ножку от стула. Госпожа директриса завизжала.

"Мерзейшая сцена, если подумать. Но зато какая экспрессия! И опять же, Май-чан старается, всю себя вкладывает в это дело. Наверное, стоит ее за это наградить".

— Хватит! Хватит! — кричала Накахара-сан. — Я все что угодно сделаю, только перестаньте, пожалуйста!

— Нет, не перестану, — сообщила ей Май-чан. — Аяо-кун, мне ведь продолжать?

Он задумался, потом махнул рукой:

— Хватит, отойди от нее.

Май беспрекословно повиновалась.

Накахара-сан лежала на спине; ноги подтянуты к груди, руки обнимают тело, пытаясь защитить его; лицо перемазано кровью, глаза все никак не могут моргнуть — она смотрит на приближающегося Аяо, не отрывая взгляда.

— Больно, наверное? — сочувственно спросил он. — Хотите, чтобы стало немного легче?

Накахара-сан торопливо кивнула.

— Раздвиньте ноги.

— З-зачем? — прошептала она, и кровь стекла у нее из уголка рта.

— Трахать вас буду, — Аяо сосредоточенно почесал свой нос. — Ну давайте, давайте, быстрее.

Накахара-сан зажмурилась.

"Откажется?" — гадал Аяо.

— Ладно, только быстро, — сказала она, не открывая глаз.

Аяо был разочарован. Должна же быть у человека хоть какая-то гордость, разве нет?

"Интересно, а как бы я повел себя на ее месте?" — вдруг пришла ему в голову мысль. Любопытно. Аяо не знал ответа на этот вопрос; но хотел бы узнать. Как же можно что-то подобное организовать, спрашивается?

— Пожалуйста, скорее! — заскулила Накахара-сан. — Чем скорее, тем лучше! Я больше не могу ждать!

— Похотливая старая дрянь, — Аяо сморщил нос. — Не терпится, да? А вот и нет! Я уж лучше со своими ровесницами — да вот хотя с Май-чан. А вы для меня слишком стары.

Ирония состояла в том, что Аяо предпочел бы скорее Накахару-сан, чем Май — но этого он не стал говорить.

— Аяо-кун...

— Май-чан, займись ей, — он кивнул на раздавленную совершенно директрису. — Похоже, ты не зря отломала ножку от стула.

— Хай! — воскликнула она.

Тут Аяо обратил внимание, что у Май на джинсах расползается мокрое пятно — как раз между ног.

"Она что, возбудилась?" — с каким-то отвращением подумал он.

Май быстро раздела Накахару-сан, обнажив ее недоразвитую фигурку. Испачканный кровью халат Май-чан скомкала и кинула на шкаф, в корзину для грязного белья, затем втащила безвольное тело Накахары на диван.

— Аяо-кун, — Май повернулась к нему, — ты...

— Я отвернусь, если ты стесняешься, — сказал он.

— Можешь смотреть, — замявшись, произнесла наконец она. — Тебе можно.

Май огладила ножку от стула.

— Кстати, Аяо-кун, а у Танимуры-сенсея и вправду фиолетовые глаза? — спросила она.

— Да я не помню.

Май рассмеялась. Затем наклонилась и схватила Накахару за волосы на лобке. Та взвизгнула, но как-то вяло. Ей, видимо, было уже все равно.

— Тебе не жалко ее, Май-чан? — спросил Аяо.

— А должно быть?

Май отвела руку с ножкой чуть назад, а потом резко вставила ее во влагалище госпожи директрисы. Никакого сопротивления — в конце концов, Накахара Рейко была взрослой женщиной. Она лишь охнула, когда Май ввела ножку до упора — и все.

— Аяо-кун, ты такой классный, — пробормотала Май. — Я бы до такого не додумалась.

"Ага, у тебя воображения не хватает," — подумал недовольно Аяо.

Пожалуй, Май все же прошла испытание. Она была послушна; пожалуй, что и свободна от предрассудка, называемого совестью — но то, что она совершенно не ценила человеческую жизнь и человеческое достоинство, приближало ее к самому Аяо, а иметь рядом второго такого же морального урода ему совсем не хотелось. Так что вопрос о Май-чан пока оставался открытым.

Накахара Рейко жалобно стонала. По бедрам ее стекала розовая кровь: Май слишком неаккуратно орудовала во влагалище госпожи директрисы, слишком сильно и глубоко засаживала в нее ножку от стула. Похоже, не рожать больше Накахаре-сан детей. Ну и пусть, все равно у нее есть Аюми. Как человек, Накахара Рейко материал уже отработанный. Родила дочку, дала продолжение роду, биологическая функция ее выполнена — и дорога теперь ей только на небеса.

— Как дела, Май-чан? — осведомился Аяо.

— Она что-то никак не может, это,.. — Май понизила голос. — Ну, кончить.

Май и сама уже завелась. Сквозь тонкую блузку просвечивали напряженные соски; мокрое пятно между ног стало еще больше. В самой позе ее было сладострастие: голова чуть откинута, пах выставлен вперед, грудь напряжена.