Metanoia

Ее косая челка, опускавшаяся до губ с правой стороны, мерно покачивалась в потоках воздуха из вентиляторов моих доспехов. Светлые волосы всегда были предпочтением нашего Короля и я знал, что это добавит мне несколько очков, приближая меня к долгожданной свободе. Но другое беспокоило меня.

-Вы обещали пятерых. — я не сводил с нее равнодушного взора, но она продолжала улыбаться мне, приветливо и заискивающе.

-Видите ли, господин рыцарь, это было давно. С тех пор трое умерли, а еще одна сошлась с мужчиной...

В ее ушах тонкие кольца из сверхпроводящего металла, я чувствовал его также, как изменение потоков сознания, его близость вызывала у меня зуд под ногтями. Ее волосы коротко подстрижены, должно быть, только недавно здесь смогли увидеть столичные журналы пятилетней давности, когда была такой мода. Когда-то я мог определить девственницу не прикасаясь к ней, теперь же способность эта покинула меня. Виной тому могло быть как повреждение мозга, так и множество отвлекающих событий и шумов вокруг меня. Я сомневался, что этот несчастный старик, испуганно смотрящий на воздушную машину, посмел бы обмануть меня, видя во мне представителя королевской власти, но мне не однажды доводилось попадать в ловушки и западни, выглядевшие схожим образом.

-Его Величество будет недоволен. — я покачал головой в притворной досаде.

-Господин рыцарь...-голос девушки, немного вкрадчивый и дрожащий, наполненный той сладостной робостью, которая делает день сварливым а ночь дружелюбной. — Я одна стою многих.

-И почему же это?— горький дым добрался до меня и я понял, что снайпер присоединился к нам.

-Моим отцом был инопланетянин, а мать — ведьмой. — она едва ли не гордилась тем, опасная близость к мятежу таилась в ней.

-Это так, воистину так, господин рыцарь, — старик подбежал ко мне, размахивая длинными рукавами своего балахона. — Я сам возжигал костер, на котором она сгорела!

-Что насчет отца?

-Мы много раз видели странные огни над ее домом.

-Он сохранился или вы сожгли и его? — снайпер встал слева от меня, задумчиво глядя на девицу.

-Сожгли, господин солдат. — извиняясь, старейшина склонился, исподлобья глядя на моего спутника.

Я услышал кашель и обернулся. Мы едва не лишились гренадера. Нельзя было доверяться пилоту со слабыми легкими. К счастью, он успел вернуть золотистый мундштук своим белым губам раньше, чем зеленый дым рассеялся.

Крупное насекомое, с брюшком в красную и желтую полоску подлетело к девушке и она махнула рукой, отчего зазвенели тонкие кольца, во множестве обитавшие на ее правом запястье. Наделив еще большим кокетством свою унылую улыбку, она перевела взор на подошедшее к нам существо, бормотавшее удивительные сквернословия и я почувствовал трепет ревности от того. Старейшина приложил все усилия для того, чтобы она выглядела привлекательно, как если бы она предназначалась для одного из нас. Они обвели ее полные первобытных сновидений глаза черным, наложили на них заклятье фиолетовых искрящихся теней, погребли ее маленькие губы под розовым блеском, опорочили щеки скоропортящимися румянами. Даже оставив ее без прикрас, они не смогли бы ничего изменить. Его Величество был существом слишком изысканным для того, чтобы придавать значение столь простодушной красоте, она могла быть уместной только для таких, как я, в силу многих причин, большинство из которых не покидало физиологии. Уже согласно своему происхождению мы были слишком плотскими и потому слишком примитивными. Многое было недоступно для нас, что я познал, став рыцарем. Согласно Великому Плану, должны были присутствовать в реальности и такие, как мы, дабы приземленностью своей утверждать низшие ее участки. Причины, по которым Король называл что-либо привлекательным или отвратительным в большинстве случаев оставались неведомыми. Ученые мужи философских факультетов и их занимающиеся богословием коллеги потратили множество лет в попытках объяснить некоторые из поступков и слов Его, не достигнув ничего большего, чем множество впустую потраченных листов бумаги. Его Величество обещал, что тот, кто верно истолкует суть, смысл и назначение какого-либо Его действия или изречения, станет одним из приближенных, кому Он дарует звание барона и множество удивительных возможностей, но до сих пор награда сия осталась невостребованной.

Девушка была приятна мне. Ее тонкая талия и узкие бедра, ее небольшая, но заметная грудь, намного больше, чем у освобожденной мной, привлекали меня и я не мог почувствовать в ней ничего колдовского или инопланетного. Если слова ее были правдой, тогда я мог надеяться получить намного больше, чем в обычном случае, пусть и меньше, чем за пятерых.

-Где то чудовище, о котором вы говорили? — повернувшись к солдату, я заметил взгляд, которым он смотрел на девушку, несмотря на то, что было известно ему ее предназначение и возмущение воспылало во мне. Он должен был желать только наказанную, столь явное проявление похоти к другой показалось мне возмутительным, скучным и обыденным предательством. Наказание означает собой связь намного более прочную, чем чувства или какое бы то ни было родство. Справедливость или то, что считает себя ею неизменно таится за ним, ощущение истины следует за нею и вместе они порождают в творящем наказание и терпящем его столь непреодолимое распределение ролей, что порождаемая взаимосвязь сочетает их подобно актерам, играющим пятисотый спектакль. Все движения их предопределены в совокуплении вспотевших слов и что бы ни предприняли они, нарушение невозможно, все находится в единении со множеством зрителей и сочувствующих. Палач может и не помнить все своих жертв, но все они навсегда запомнят его. Даже не зная лица, они будут помнить складки черной ткани на маске, запах кожаных перчаток, волоски на шее и скрип сапог. Сами не зная, по ночам они будут выкрикивать то имя, которое придумают для него.

Мне казалось странным существование этой деревни. Во времена, когда многие опасались покидать города, чтобы не быть растерзанными созданиями, нередко присутствовавшими в действительности в единственном числе и не имевшими иных желаний, кроме чужой смерти, когда торговые караваны покидали высокие стены окруженные сотней тяжеловооруженных наемников а иногда и соблазненных наживой рыцарей, а военные части пропадали без вести, чтобы быть обнаруженными в виде искореженной техники и разорванных тел, эти крестьяне нашли способ выживать без какой-либо защиты. Они даже сжигали своих ведьм, вместо того, чтобы использовать их силу. Единственным предположением моим было то, что деревня располагалась в месте настолько устойчивой реальности, что многих опасностей вовсе не существовало для нее. Такие места были чрезвычайной редкостью, именно их обнаружение служило основанием для возникновения нового города, но большое количество жителей, их мечтания и похоть, сновидения и корысть, пристрастия и вожделения истощали ту устойчивость и вскоре стены становились все выше и прочнее, новыми кольцами сжимая города, орудийные башни отягощали их и волшебные огни возгорались, дабы отгонять пытающихся пробиться сквозь них зверей и варваров.

Он показал нам в сторону высоких каменистых холмов.

Наш очаровательный снайпер поднимался на один из них за другим, осматривая окрестности в прицел своей длинноствольной винтовки. Мне бы хотелось, чтобы вместо него у нас был королевский стрелок, способный и без оптических приспособлений увидеть цель на расстоянии километра, специально созданный для того и улучшенный миллионами лет евгенической точности. Солдат шел справа от меня, небрежно держа в руках винтовку и я был бы безмерно счастлив, если бы на месте его оказался один из воинов Королевской Гвардии, на две головы выше меня, быстрый и ловкий, каждый свой орган прикрывший костяными щитками. Только наш сапер устраивал меня, ибо на службе короля ими обычно были те, кто мало беспокоился о прошлом.

-Я вижу его. — услышал я шипящий шепот в наушнике и бросил взгляд на снайпера, отметив направление, указываемое им не отрываясь от прицела. Солдат вскинул винтовку, гренадер обхватил пальцами черную гладкую гранату, я же извлек из ножен меч. Мы осторожно двигались между холмами, усеявшими свои склоны костьми и черепами, лишь немногие из которых я мог бы назвать человеческими. Я видел искореженную сталь, брошенное огнестрельное и лазерное оружие, использованные гильзы и батареи, ржавевшие в желтоватой траве, служившие теперь досадными препятствиями для насекомых, для черных жуков с зелеными полосами, угрюмо забиравшимися на мятые золотистые цилиндры, поскальзывавшимися на них, поднимающихся снова и настойчиво скребущих лапками по израненному металлу. Зеленая гусеница, покрытая черными редкими волосками ползла по старому аккумулятору в мятом желтом корпусе, по его золотистым, все еще блестящим контактам, перебрасывая свое длинное тело с одного из них на другой и пурпурная стрекоза размером с мою ладонь кружила над рукоятью воткнутого в землю гнутого меча, раздумывая о том, следует ли ей садиться на ее круглый стальной набалдашник.

Холмы становились все ниже, пока мы не оказались на ровной поверхности, перед еще одной площадкой, подобной той, на которую приземлился доставивший нас самолет. Вдалеке поднимались над ленивым горизонтом черные горы с красными вершинами, в другой стороне я видел темное небо, исходившее множеством мерцающих от молний смерчей, а далеко надо мной нечто сияло в гневливой высоте, высотный разведчик или спутник, быть может, посланный Герцогом для того, чтобы проследить за мной.

Он сидел на краю площадки, прислонившись спиной к одному из камней. На нем не было одежды, но и гениталии отсутствовали, лишь короткий остаток полового члена, окруженный татуировкой изгибающего лучи солнца. На гладком черепе, над висками, я видел шишки странных наростов, сжатые красными шестернями. Тонкое, мускулистое тело, покрытое шрамами, избавленное от сосков, безволосое и бледное, несмотря на пылающее солнце, тонкие пальцы скрыты под множеством колец, разноцветные камни и самоцветы блистают на них и он не кажется мне чудовищем, я опознаю его и приближаюсь к краю круглой площадки.

-Проснись, колдун. — я поставил ногу на один из окружавших ее камней. — Они приняли тебя за чудовище.

-Я и есть. — открыв оказавшиеся голубыми глаза, он посмотрел на меня с тоскливым признанием. — Ты слишком уродлив для рыцаря.

Замечание это, пусть и соответствовало оно истине, было неприятно мне и я едва смог сдержать холодную дрожь.

-Они хотят, чтобы я убил тебя. Но я позволю тебе уйти.

Он усмехнулся, оттолкнулся локтями от камня и встал.

-Это мое место. Я родился в этой деревне, но они забыли меня. Я ушел отсюда и много странствовал, я учился у мудрецов Фаргада и волшебников небесных пустынь, я вернулся к ним, чтобы принести мудрость и процветание, а они прогнали меня. Я потерял свое тело для того, чтобы сделать их жизни лучше, а они уличили меня в скверне.

-Их можно понять. В некоторых других условиях они уже уничтожили бы тебя.

Он кивнул, довольно улыбаясь, сложил на груди руки.

-Я не уйду. Рано или поздно им придется признать меня и мою власть.

-Только власть Короля существует для всех нас. — сказал солдат и сплюнул. Я порадовался вере его.

— Именем Его я приказываю тебе покинуть эти земли и искать себе счастья в других. — я развел руками, предлагая ему то, что можно было бы счесть волей выбора.

-Я не знаю его имени и не признаю его власти. — он произнес это спокойно, без ненависти или неприязни, что понравилось мне. Источающие яростную ненависть мятежники встречались мне так часто, что успели порядком надоесть.

-Тогда нам придется тебя убить.

Он пожал плечами, взмахнул руками и между ладоней его появился серовато-белый куб.

-Мы можем разойтись мирно, колдун. — но системы моих доспехов уже реагировали на угрозу, открылись форсунки и серебристый поток наномеханизмов растекся по пластинам, загудели расположенные на спине генераторы и облако плазмы, безвредное лишь для меня и облаченных подобно мне мерцающим туманом обволокло мою фигуру, мощи древних героев задрожали в спрятанных на плечах контейнерах.

Голубое свечение возникло вокруг куба, распространилось на все тело колдуна, создало на коже его матовые чешуйки брони. Электрический треск и аромат горьких цветов сопровождали деяния его. Он вскинул руки, произнес первое слово и тут же пуля снайпера ударила в его голову. К несчастью, она сгорела в трепетном сиянии, вспыхнула огненным зверем, рассыпалась легчайшим пеплом, а он продолжал свои речи и вот уже затряслась земля, предвещая неведомое. Я не подозревал в нем такой власти и надеялся, что Герцог не был более осведомлен, иначе это означало бы, что он намеренно бросил меня в бой неподготовленным.

Поверхность треснула и разошлась в нескольких местах возле площадки, не затрагивая ее саму и древние механизмы, темные и натужно шипящие, появились из разломов тех. Я насчитал их шесть, я счел себя погибшим.

Великая цивилизация машин, одна из многих, над которыми Его Величество одержал верх, скрывшаяся под землей, где им милостиво позволено было существовать, время от времени посылала своих разведчиков и добытчиков ближе к поверхности. Говорили, что король этих машин до сих пор мечтает о том, чтобы вернуться наверх. Но, поднявшись так близко к солнцу, они становились легкой добычей для колдунов и шаманов, подчинявших их своей воле и использовавших для обогащения и устрашения.

Возвышаясь надо мной, выпрямляясь, выдвигая из себя то, что становилось подобием конечностей, состоящих из множества сочленений, сбрасывая с себя комья земли, источая грохот и свист, они производили должное впечатление и я возрадовался тому, что солдат не дрогнул рядом со мной и улыбнулся, увидев летящую к одной из машин гранату. То, что спутникам моим достало смелости не дрогнуть перед лицом врага, подобного которому им, вероятнее всего, не доводилось встречать, придало уверенности и мне. Стянув со спины автомат, я снял его с предохранителя и обрушил пули на ближайший ко мне механизм, но они ничем не смогли повредить его, отскакивая от черных пластин, позволяя колдуну смеяться. Граната взорвалась, но машина прошла сквозь поднявшиеся дым и пыль неповрежденной. Пуля снайпера ударила в круглый глаз камеры на ее приплюснутой голове и ничем не повредила ей.

Я бросил взгляд на колдуна. Три машины направлялись к нам, остальные заняли позиции возле него, не смея ступить в каменный круг. Мне следовало уничтожить его и тогда они отступили бы, скрылись бы снова под землей, избавившись от чужой воли. Мой меч был единственным, что оставалось у нас и могло повредить ему. Я метнулся к ближайшей из машин, пробежал возле самых ее ног, коих у нее имелось три, проскользнул под вытянувшейся ко мне из корпуса конечностью, едва не упав при этом и, оказавшись позади, бросился к другому механизму, направлявшемуся к снайперу, принявшего его как бОльшую угрозу, отвернувшемуся от меня. У этой было четыре опоры и я ударил по одной из них, надеясь на мастерство оружейника и чудотворный замысел Короля. Несмотря на все ухищрения доспехов удар тяжелой болью отозвался в моих руке и плече, на мгновение я потерял возможность мыслить и только зрение и память остались у меня.