Лицо Чаа"схе просияло. Слова Котла Вей нья в миг развеяли его сомнения и страхи, вдохнули новые силы. И мир вокруг словно заулыбался, несмотря на то, что с серых туч уже начали падать первые капли дождя.
— Ты проделал нелёгкий путь, чтобы добраться до наших мест, — заговорил жрец. — Ты принёс мне добрую весть, но не за этим ты пришёл. Я не дал тебе договорить в тот раз, выгнал, но теперь мои уши открыты.
— Я пришёл к тебе, о Великий Жрец, действительно не только ради того, чтобы донести весть о Старших братьях. Я учился у Мана-кья, — он запнулся и от досады хлопнул себя ладонью по голове. Жрец успокоил его, положив руку на плечо и кивком головы попросил продолжать. — Нет, это произошло раньше... Я слышал предание... То самое предание, в котором говорится о тебе, па-тхе. Я слышал его много раз, но только недавно меня посетила мысль..., — он перевёл дыхание: воздуха не хватало, словно его кто-то душил. Каждое слово, каждая фраза давались с трудом, мешало волнение. Но ему нужно сказать всё, и сказать так, чтобы жрец его понял. — Я захотел узнать...
— ... так ли это было на самом деле, — закончил за него старик и заулыбался. — Тем более, что Мана-кья, как я понимаю, убеждал тебя в обратном.
— Да, так и было, Мана-кья, он... Но я знал уже тогда, что он твой враг...
— Он просто меня ненавидит. Мана-кья с удовольствием бы поплясал на моих поминках, — засмеялся жрец.
Юноша меж тем продолжал:
— Я начал расспрашивать людей. Искал стариков или тех, кто помнит их рассказы. Мне редко удавалось найти человека, который мог бы хоть что-нибудь прояснить. Чаще надо мной смеялись: говорили, что если мне нужна истина, то единственный путь чтобы познать её — это обратиться к Ге-тхе, который знает что было в прошлом, что происходит теперь и что будет потом. Но я не отступал. Всё искал и искал. И постепенно, кое-что стало понятным. Но... далеко не всё.
Старик сидел глубоко задумавшись. Улыбка сползла с его лица. Глаза были прикованы к говорившему.
— Я понял, — сказал он, когда Чаа"схе умолк. — Я понял, что ты хочешь знать. Ты сомневаешься. И это, наверное, правильно. Не всё, о чём судачат люди — правда. А людские пересуды со временем превращаются в легенды. Это так. И правильно, что ты не доверяешь тому, что говорится в предании. Но я хочу задать тебе один вопрос, — старик торжественно посмотрел в глаза Чаа"схе. — Я хочу спросить: хочешь ли ты узнать правду, даже если она окажется не такой, как то, что содержит в себе предание? — он замахал рукой, останавливая торопливый ответ, готовый уже сорваться с губ молодого охотника. — Нет-нет. Торопиться не надо. Подумай, хорошенько подумай... Может статься, что то, что ты хочешь услышать, во многом будет не таким как ты думаешь. Может что-то подобное тебе говорил уже Мана-кья, быть может его суждения на мой счёт не далеки от истины... Подумай. Но, — лицо жреца опять повеселело, — это не всё. Я знаю, что это только половина того, что ты задумал. Наверное, сейчас и не время. Потом скажешь. Ты ищешь мудрости, и это похвально. Я тоже когда-то её искал. Путь жреца, которому следуешь ты, нелёгок. И надо быть очень терпеливым. Если б ко мне пришёл кто-то другой с подобной просьбой, я бы отказал. Но... мне кажется в тебе что-то есть такое... В общем, быть может, я и соглашусь рассказать тебе то, за чем ты пришёл. Может быть... Ты, Чаа"схе из рода Пыин-ва, заставил меня призадуматься. Дай мне время. И сам подумай ещё раз.
Старик замолчал. Выражение его лица сделалось каким-то кислым, грустным. А Чаа"схе ликовал. Значит, он не ошибся в старике. Жрец во всем разобрался. Духи дали знак, дали не ему, Чаа"схе, а Великому Котла Вей нья, а он лишь нечаянно его подглядел.
Жрец вздохнул и, опираясь на узловатый посох, тяжело поднялся с насиженного камня.
— Холодно что-то. Я совсем замёрз. И дождь начинается... Для моих старых костей нет ничего хуже, чем сырость и этот промозглый ветер. Пойду, отогреюсь. Да, Чаа"схе! Попроси жену Джья-сы зайти ко мне. Пусть разотрет мои ноги. Очень болят. — Старик отвернулся и зашагал в сторону стойбища. Ворон сорвался с места и напрямик вдоль берега полетел к заливу, где, сокрытая от глаз вековыми кедрами, стояла хижина колдуна. — Да! — крикнул старик обернувшись. — Приходи вечером ко мне, Чаа"схе из рода Пыин-ва...
Долго ещё после ухода старика стояла Чаа"схе на голом мысу, обдумывая состоявшийся ( столь долгожданный!) разговор. Трудно было поверить в такой счастливый оборот событий, в ту резкую перемену отношения жреца к нему. О лучшем и мечтать не стоит! Наверное, духи помогли, как без них? Всё получилось само собой, и юноша чувствовал себя счастливым. Ну, если не совсем, то почти.
Когда согбенная фигура скрылась под косматыми ветвями кедров, Чаа"схе вскрикнул от избытка чувств и высоко подпрыгнул на месте. Ноги пустились в пляс, выворачивая из влажной земли мелкие камни . Вот это да! Пробежал вдоль уреза воды туда — сюда, остановился, вцепившись зубами в сжатый кулак. На глазах показались слезы. Вот оно, свершилось! Старик всё понял и принял его! В груди что-то заклокотало, прокатилось по горлу и вырвалось наружу звонким смехом, в котором звучали радость и торжество. Бурный неудержимый восторг охватил юношу. Волнения и переживания последний дней высосали почти все его силы (как короеды точат на корню старое, но ещё крепкое дерево) и вот, всё, что скопилось внутри, рвалось теперь прочь.
Успокоиться было нелегко. Он долго сидел ещё у воды, представляя все выгоды своего теперешнего положения, прежде чем, вернув обычное состояние духа, смог возвратится в стойбище. Шагая по мягкой податливой земле к пригорку, на котором расположилось тхе-ле, Чаа"схе довольно улыбался. Начавшийся моросящий дождик хлестал его по лицу, но юноша этого не замечал. С горделивой улыбкой он вошёл в стойбище и несколько женщин, попавшихся ему на пути, удивлённо уставились на него: что произошло с этим чужаком? В тхеремах уже готовили еду, Чаа"схе передал жене Джья-сы наказ жреца и вышел. Нужно было пополнить запасы дров. Чаа"схе вызвался помогать и вместе с детьми и девушками отправился в лес. Идти пришлось далеко, так как ближайший лес был уже исхожен, и в нём невозможно было найти ни одной сухой ветки.
Дождь прекратился, но, взглянув на небо, Чаа"схе понял, что это не на долго. Ребятишки, громко перекликаясь, бегали между стволами и отламывали сухие сучья, стаскивая их в одну большую кучу. Чаа"схе делал то же самое, но почему-то дети смеялись над ним. Юноша не обижался: пусть смеются, ему то что до этого, они ведь дети. Приглядываются, должно быть. Постепенно они отходили всё дальше и дальше в глубь леса, набрасывая всё новые кучи сушняка. Ну, вот и хватит: на пару дней точно. Теперь нужно перетащить их в тхе-ле. Сначала все кучи стащили к первой. Передохнули и начали таскать в стойбище.
Возвращаясь уже в который раз из стойбища обратно в лес, Чаа"схе увидел ясноглазую Кэлтэ. Он подходил к куче валежника, чтоб взять новую охапку, когда увидел девушек, среди которых была и дочь старейшины. Девушки, подружки Кэлтэ, увидев его, зашушукались и захихикали, но Кэлтэ на этот раз их не поддержала. Она хлопнула ресничками, бросив на замершего в нерешительности юношу кокетливый взгляд, и присела на корточки, подбирая сушины. Чаа"схе, как зачарованный, следил за её плавными быстрыми движениями. Одежда на бёдрах натянулась и обхватила изящный девичий стан; у Чаа"схе аж глаза на лоб полезли. Подружки поглядывали на него и что-то нашёптывали на уши Кэлтэ, но она оставалась бесстрастной. Она словно не замечала не их, ни его. Потом девушки встали и, захватив по охапке дров, пошли к стойбищу, петляя между деревьями. Чаа"схе обалдело таращился им вслед.
Прибежали младшие сын и дочь старейшины и зашумели, подбирая хворост. Чаа"схе торопливо похватал самые толстые сучья и побежал за девушками. Подобравшись поближе, но так, чтобы его не заметили, он увидел, что Кэлтэ идёт одна, а её товарки, далеко опередив свою подругу, уже вышли из леса. Чаа"схе кинулся напрямик к то показывающейся в просветах, то исчезающей за стволами хрупкой фигурке Кэлтэ. Он бежал быстро, не отдавая себе отчёта в том, что делает. Перед ним была Кэлтэ, и он стремился к ней. Она понравилась ему с первого взгляда. Он чувствовал, что это именно ТА девушка, которую мечтает встретить каждый охотник, чтобы поставить свой тхерем и разжечь очаг. Он ещё ни разу с ней не заговорил (а как хотел он этого!), всё время боялся быть осмеянным и непонятым. Кэлтэ... О, Кэлтэ! Ты прекрасна как нарождающееся заря, как распускающийся по весне бутон на протаявшем склоне; ты, подобно лучезарному Осамину, даруешь жизнь и согреваешь теплом, но, как и он, Небесный Огонь, ты не даешь долго смотреть на себя и всякий опускает глаза!
Он едва не сбил девушку с ног (успел сообразить, что надо остановиться). Заслышав его шаги и прерывистое дыхание, девушка отскочила в сторону и обернулась. От неожиданности вскрикнула, и хворост выпал из её вскинутых рук. Чаа"схе насилу остановился перед ней, весь красный, со вздымавшейся грудью. Они стояли почти вплотную друг к другу и молчали: она ошеломленная его внезапным порывом, он — не в силах высказать то, что щемило ему сердце.
— Кэлтэ... — только и выдавил он дрожащим голосом.
— Ты что, сдурел?! — закричала на него девушка и топнула маленькой ножкой. — Ты что носишься по лесу, словно дикий зверь и пугаешь людей?! Ты что — мальчик, чтобы играть в такие игры? Бестолковый какой!
Она опустилась на колени и принялась подбирать рассыпавшийся хворост. Чаа"схе, опомнившись, стал ей помогать. Мимо пронеслись брат и сестричка Кэлтэ. Кэлтэ поднялась на ноги. Юноша уложил последнюю ветку на её руки и встал, опустив голову: было ужасно стыдно.
— Ну что, так и будешь стоять, как глупый оленёнок? — спросила Кэлтэ и, прищёлкнув языком, отчего Чаа"схе вжал голову в плечи, круто развернулась на пятках и пошла прочь. Чаа"схе сделал несколько шагов за ней, остановился. Подхватил свою охапку сушняка и поплёлся следом. Больше они не говорили. Кэлтэ шла впереди, а он семенил в отдалении. "Какой дурак! — сокрушался Чаа"схе. — Выставил себя на посмешище. А если и бросился за ней, то почему ничего не сказал? Дурак!". Он сердито посматривал на худую спину Кэлтэ, подпрыгивающие в такт движению ягодицы и бёдра. "Наверное, ей таких бестолковых ещё не попадалось. За ней такие охотники бегают!.. А я...".
У самого стойбища ему попались шедшие к лесу подруги Кэлтэ. Пройдя мимо, уже за его спиной, они рассмеялись. Чаа"схе ниже пригнул голову. "То-то ещё будет!".
Опять пошёл дождь. Обитатели стойбища разошлись по тхеремам. Постояв немного около большого очага, набравшись смелости, Чаа"схе откинул полог и вошёл в хижину Джья-сы.
— А, Чаа"схе, заходи. Садись рядом, будем есть, — позвал старейшина оборачиваясь.
Чаа"схе подошёл к огню и опустился на мягкие шкуры, покрывавшие пол. Жена Джья-сы подала ему добрый кусок варёной оленины. Все уже были в сборе. Дети таращили глаза и строили ему, пока не видят отец и мать, забавные рожицы. Кэлтэ, насупленная и раздражённая, смотрела куда-то в сторону. Чаа"схе ел, не отрывая глаз от поданной ему пищи. После еды женщины принялись что-то выкраивать из оленьих шкур, а дети улеглись спать.
По тонкому покрытию тхерема барабанил дождь. Отдельные капли залетали через дымоход и падали на сидящих у яркого огня Джья-сы и Чаа"схе. В хижину вползла собака. Женщины цыкнули на неё и несчастное мокрое животное торопливо выскользнуло обратно.
Потом Кэлтэ с матерью вышли. Джья-сы покрутил прядь волос и зевнул.
— Слышал, что тебе повезло, — сказал старейшина, глядя на танцующее в очаге пламя. — Старик всё же смягчился. Люди видели вас утром на берегу. И как только тебе удалось вернуть его расположение? Видно не зря учил тебя Мана-кья, кое-какие премудрости ты у него перенял! — Джья-сы весело подмигнул Чаа"схе и засмеялся.
— Я и не скрываю, что Мана-кья был моим наставником, — обиженно отозвался юноша.
— Ну, будет тебе. Тише. А то дети услышат. Моя жена ходила к нему. Говорит, старик доволен, что с тобой помирился. Сказала, что он звал тебя, даже печенку готовит по такому случаю. Я знал, что у тебя получится, ты парень смышленый. Только старику на это понадобилось много времени, ну, чтоб понять. Сегодня тебе предстоит убедить старика, что он в тебе не ошибся, а это очень трудная задача. — Джья-сы встал. — Пойду, а то в животе тяжело.
Он едва дождался вечера, настолько велико было охватившее его нетерпение. Едва солнце, проглянувшее в просвет, коснулось краем далёких гор и окрасило низкие тучи в оранжевый насыщенный цвет, Чаа"схе поднялся с ложа и, ответив поклоном головы на доброе напутствие Джья-сы, покинул хижину.
Люди расступались, давая ему дорогу: все знали, Пыин-ва идёт к жрецу, и на этот раз последний сам пригласил его (у жены старейшины оказался весьма длинный язык, разнёсший эту новость по всем тхеремам). Юноша важно прошёл мимо стоявших в стороне охотников, раздвинул малышей, копавшихся в сырой земле, едва покосился на притихших у крайнего к лесу тхерема девушек, (даже не задержал взгляда на прекрасной Кэлтэ!) и прямиком направился к затенённому кедрами заливу. Лишь когда ветви ольхи скрыли его спину, люди задвигались, заговорили.
Как только он ступил на поляну, где стояла хижина колдуна, с громким лаем на него выскочила рыжая поджарая собака с обвислыми ушами. Она так решительно атаковала юношу, норовя ухватить за ноги, что он вынужден был остановиться, стараясь не поворачиваться к ней спигой, чтоб это злющее существо не укусило его. Драная шкура, закрывающая входное отверстие палатки жреца, дрогнула и из темноты высунулось заспанное отёкшее лицо в обрамлении копны всклокоченных седых волос.
— Эй, кто там? — донёсся старческий дребезжащий голос. — Чего разлаялась, дурная псина?
— Это я, Чаа"схе из рода Пыин-ва, — отозвался юноша, увёртываясь от клацающих челюстей.
— А! Чаа"схе. Ну иди, иди сюда, — старик выбрался наружу и пошёл, ступая босыми ногами по холодной каменистой земле, ему навстречу. — А ну беги отсюда, — прикрикнул он на собаку. — Проходи, проходи, — жрец взял Чаа"схе за локоть и повёл к хижине.
Собака успокоилась лишь тогда, когда за ними захлопнулся полог и жрец пригласил своего гостя к еле теплившемуся очагу. Старик прошмыгнул между каких-то непонятных тюков и уселся на постель из веток и шкур у дальней стенки тхерема. Чаа"схе с любопытством осматривался по сторонам: ему было интересно, как живет этот таинственный человек.
На жердях, вдоль стен, были развешаны различные амулеты, сплетенные из кожаных ремешков с нанизанными на них деревянными и костяными фигурками, а также множество больших и маленьких мешочков, туго набитых всякой мелочью (как знал Чаа"схе по опыту, там были птичьи клювы и лапки, высушенные заячьи хвостики, шерсть животных, травы, ягоды и ещё много чего) — оберегов от всевозможных бед и талисманов, помогающих ухватить счастье. На перекладинах под дымоходом болтались пучки сухих трав, заготовленных стариком для приготовления лечебных снадобий.
