Третья ипостась. Часть 2

— Я объявила тебя ложным божеством и призвала считать меня настоящим, — продолжала она. — Огласила свою предвыборную программу, пришлось конкретно повспоминать из Библии, Корана, кое-что из Бхагавад-гиты и Дао цзан. Самое лучшее выбирала, электорату понравилось.

Я не удивилась. В выпускном классе Наталья посещала факультатив по мировым религиозным течениям, ей нравилось потом выдавать нам полученные знания. Я на факультативы не ходила, вся поглощенная своей любовью, и на учебу налегала, повышая шансы на получение золотой медали.

— Но я не подумала о том, что ребята это серьезные, — продолжала подруга, — и если что-то втемяшат себе, то назад хода нет. Они пересмотрели свои взгляды, признали мои доводы убедительными, а потом решили предпринять радикальные меры.

— Какие именно?

— Ну, они пошли штурмом на твою Цитадель, а проще — полезли на полигон, вознамерившись уничтожить тебя физически. Я не смогла остановить их, но за тебя не больно переживала, хрен бы они капсулу открыли, не говоря о том, чтобы ее разломать. Больше за них беспокоилась. Кстати, та дыра в стене твоей каморки — их рук дело.

Я снова обалдела. Меня, оказывается, штурмовали! А я банально все проспала.

— Блин, я сама виновата, вытащила тебя, а они нашли.

— Вытащила? — я уже в принципе ничему не удивлялась, но... как?!

— Понимаешь, меня после капсулы прямо распирало от силы, иногда казалось, на клочки разорвет, если не приложу ее к чему-нибудь. Ну вот, я и искала, к чему бы ее таки приложить... могла ведь лбом стену прошибить, а уж поднять что-то неподъемное — вовсе плевое дело. Капсулы до тех пор стояли в бункере, никто не позаботился вытащить нас. Я вынесла тебя, нашла комнатку поукромней и спрятала там.

Ага, поукромней! Да это вообще какая-то кладовка для швабр.

— И стоило так надрываться. Зачем ты...

— Там же было совсем темно. Представь — все это огромное помещение — и абсолютная темнота. Я еле выход нашла. Очень высоко пришлось подниматься, лифты ведь не работают, ладно хоть лестницы построили, знали, в какой стране живем. Я просто не хотела, чтобы ты проснулась одна, в темноте...

Она смотрела на меня своими огромными глазами, в которых снова начали собираться слезы. Мое сердце облилось кровью. Она ведь пошла на это из-за меня. Она хотела быть со мной и действительно чуть не заплатила за это жизнью, тогда как я в свой черед поступила эгоистично, оставив ее, малодушно предвкушая близкое окончание агонии, стремясь оказаться в забытье стазиса, а потом и вообще... Я бросила ее. А вот она меня не оставила. Я называла чудовищами мутантов с полигона, люфта, Адского Пса, видела их тени даже в черноте глаз своего возлюбленного принца... но теперь-то я знаю, кто есть самое страшное чудовище здесь.

Я знаю, как виновата перед ней. Как много я ей задолжала.

— Потом вытащила и свою капсулу...

— Зачем же?

— Ну, а где мне спать-то было? — удивленно спросила она. — Там кроватей не было понатыкано. Я же первое время на полигоне жила, пока думала, куда пойти. Сначала в одной комнате поставила, поближе к тебе, потом там потолок упал, я перетащила ее пониже.

Я представила себе хрупкую фигурку, таскавшую на себе устройство величиной с легковой автомобиль, а весом раза в три больше, по разрушенным коридорам полигона, одинокую, испуганную, страдающую... Если я возненавижу себя еще сильнее, чем сейчас, то просто выгорю изнутри.

— Чем же ты питалась?

— Да в лесу чего находила, то и... — она пожала плечами. — Вот там-то меня и схватили эти бандиты. Оказывается, они часто ныряли в Верейну за добычей. Ну, а потом ты уже знаешь. Я не смогла отговорить их от штурма, но кто-то вмешался. Темно уже было, я видела только какие-то мелькающие тени. Все пыталась остановить своих дурней, но они перли напролом, пока тени их не разогнали. Я долго потом собирала их по лесам. Странно, я ведь часто приходила на полигон, все сидела у капсулы и ждала, когда ты проснешься, но никого не видела.

— Ты что, не знаешь?...

— Что?

— Моя капсула была запрограммирована на шесть тысяч лет, года через полтора она бы открылась сама.

— Матерь божья! — Наталья уже второй раз за полчаса с трудом выдавливала из себя слова. — Нет... я ничего не знала, думала, что-то случайное произойдет, и ты... а почему именно шесть тысяч лет?

— Спроси меня! Нам хоть раз чего объясняли? — я пожала плечами. — Да, кстати, когда ты проснулась? И кто тебя разбудил?

— А никто. Кажется, были подземные толчки, на мою капсулу упала какая-то огромная железная дура и разбила-таки крышку, а ведь я даже не думала, что такое возможно. Все системы уже отрубились, поле исчезло, и я просто не могла больше спать. А эта скотина и пульт в хлам раздолбала, я вообще не знала, как, чего. Поняла только, что интерес к нам как-то подувял, м-м-м-мммм...мягко говоря. До всего пришлось доходить самой, а тут еще этот цвет. Я знала, что не буду обычной, на тебя насмотрелась, но все равно...

Я в неоплатном долгу перед ней. И каждое ее слово являлось доказательством этому. А самое страшное, не смогу этот долг погасить, могу лишь увеличить его, потому что мне придется открыть ей глаза на страшную правду. Ведь, как и меня, ее тоже обманули и ничего великого в ее существовании нет. И держать в неведении и дальше просто нечестно.

— Послушай, Таш...

Ее взметнуло так, что она подпрыгнула на месте, уставившись на меня бешеным взглядом.

— Так можно называть, — успокаивала я, — ведь...

— Идиотка, такое имя есть! И оно...

— Оно не твое. Твое настоящее имя другое. Еще не забыла, как тебя зовут? — я подмигнула.

Она глубоко задышала, приложив руку к сердцу, всем своим видом демонстрируя, что вот только что на ногах перенесла микроинфаркт.

Я вздохнула.

— Так вот, думаю, это ошибка.

— Что ошибка?

— Все ошибка. Все это! — я повела рукой вокруг. — Что тебе известно об этом месте?

— Немного, на самом деле, — она пожала плечами, — академиков среди моих ребят нет, так, только урывки. Среди хлама, который они в свое время награбили, я нашла кое-какие записи, но не много, они их долго не хранили, сжигали в основном. Это были части местной летописи, я поняла, что называются они Хрониками. Знаю, что за это время произошло что-то ужасное, такое ощущение, что на Земле остался только один клочок суши, а все остальное просто исчезло. А я даже не могла пошляться тут нормально, сама поспрашивать. И с погодой что-то непонятное, всегда одна пора. Не поверишь, я так соскучилась по снегу и желтой листве!

И это Наталья, самое теплолюбивое существо на свете!

— Я знаю побольше.

Да, я много могла ей рассказать. Ведь мой собственный брат способствовал всему этому кошмару, мой брат стоял у истоков, и я узнала историю из первых, что называется, рук. Я могла рассказать и о причинах, и о последствиях. Что ж, вперед!

Таша слушала внимательно, а я попыталась получше скомпоновать то, что услышала из разных источников — от Леки, Короля, Апреля или Кирилла, переплести все это с прочитанным в местной летописи. Да и самой стало понятнее, когда я собрала все воедино. Понятнее, но не легче.

— Ты знаешь, я многое повидала еще на полигоне, — это был первый ее комментарий по поводу услышанного. — Думаю, могло случиться чего и похуже, я вообще некоторое время была уверена, что произошла третья мировая, только последствием стала не ядерная зима, а ядерное лето. Ну, а выжившие скатились обратно к дикости, вот откуда весь этот бардак. Купол — это еще не худший вариант, и жертвы могли насчитывать миллионы.

Тут я с ней была согласна, на фоне многих других катастроф...

— Хотя, о чем я! Если бы произошло что-то подобное, в дело вступили бы мы, и ничего страшного бы не случилось!

Она задорно подвигала бровями вверх-вниз, а глаза ее лучились от осознания собственной находчивости. Этот энтузиазм убивал меня!

— Таш, ты не дослушала! Я как раз хочу тебе сказать, что ты была права. Я обманка. Ложное божество, как ты и говорила своим апологетам. Я никак не смогу никому помочь, потому что изначально не была предназначена для этого.

И тут меня прорвало окончательно, я больше не могла скрывать от нее, поэтому выложила обо всем, что натолкнуло на эти мысли. О Леке, о клоне своего племянника Блае, о том, что они поведали именно обо мне и моей роли в мировой истории. О том, что происходит здесь и сейчас. Обо всех фрагментах головоломки, которые сползлись на свои места только в Парящем, когда у меня появилось время все тщательно обдумать.

— Это был заказ со стороны, Таш, я была заказом, а вот теперь и ты тоже, и даже не знаю, кто за этим стоял. Ведь все ученые полигона... такое ощущение, что они боялись меня, боялись того, что создали! Они хотели меня уничтожить! Разве так поступают с удачным результатом? Страшусь даже представить, что из нас сотворили!

Все, выдохлась. Сидела перед ней, опустив голову, и не отваживалась поднять глаза. Невыносимо больно будет увидеть отвращение, исказившее родные черты. Совершенно неожиданно вновь обретя близкого человека через такую прорву времени, мне было страшно потерять ее снова.

Я долго бы еще бултыхалась в пучине ненависти к себе и отчаяния, захлебываясь в накрывающих с головой черных волнах, если бы мне неожиданно не бросили спасательный круг, причем совершенно невероятным образом. Я услышала придушенный смешок.

Думая, что словила глюк, я подняла глаза и увидела широкую улыбку во все тридцать два жемчужных зуба. Так, меня, кажется, не поняли. Неужели все придется объяснять еще раз?!

Я уже набрала воздуху, и приготовилась было начать снова, но она успела раньше.

— Господи, ну совсем не изменилась! Мне не идет, не идет это платье! — вдруг запищала она и энергично заморгала, выглядя при этом весьма глумливо. — Почему он так сказал, почему, ему что, не понравилась моя прическа?! Что же они подумали обо мне, что, ведь я имела в виду совсем другое! Я не стала, не стала самым могущественным существом в мире, меня нагло обманули!

Я обалдело слушала эти кривляния. Она что, спятила? При чем тут...

— Ты всю жизнь была очень мнительной! Я думала, потом ты изжила это качество, но нет, ничего подобного! С одной стороны такое дело не может меня не радовать, ведь это лишнее доказательство того, что ты настоящая, точно прежняя ты, без обмана. Но ведь как трудно жить, постоянно ожидая подвоха! Когда ты встретила... его, я понадеялась, что это прибавит тебе уверенности. Но потом...

— Таш, но все говорит об этом...

— Ничего об этом не говорит, совсем ничего!

— Как я могу хранить их, если начала... я убила людей! — заорала я.

— А люди убили тебя! — парировала она. — Трудно тебя винить, ты защищалась.

— Да ни хрена! Я знаю, чем это пахнет! — снова взорвалась я. — Цель оправдывает средства, рубят лес — щепки летят, допустимый уровень потерь и так далее. Я не хочу так! Я не хочу выбирать. Как ты себе это представляешь — сидеть и размышлять, сколькими людьми можно пожертвовать? Я не буду решать, кому жить, а кому умереть! Я должна спасать их всех, независимо от...

Я уткнулась лицом в ладони. Как она не понимает! Для меня очень важно быть в согласии с собственной совестью. Пусть я и раньше совершала какие-то проступки, но убийство человека...

Нежные тонкие руки обхватили мои плечи. И когда я прижалась к ней, обняли сильнее, а потом она заговорила.

— Я не верю в твои догадки, хоть как ты меня убеждай, не верю. Давай даже рассмотрим вот эту конкретную ситуацию. Ты убила убийц. Они пришли ради конкретной цели, и не на чай с блинами, они приготовились, убили предварительно несколько человек, чтобы выдать себя за них, а представь, скольких еще порешили до этого. Ведь они не только тебя бы угробили, но и всех остальных, а ты спасла, пусть не всех, но спасла людей. Выходит, ты поступила полностью в соответствии со своей миссией защитника человечества. Просто в этот раз ты спасала их не от природных катаклизмов, не от оружия массового уничтожения, даже не от инопланетного вторжения, а непосредственно от них самих. Но подумай, ведь и оружие использовали бы люди. А если бы тебе для предотвращения, допустим, взрыва водородной бомбы, пришлось убрать человека, нажимающего на красную кнопку?

— Ты же знаешь, это работает не так, — всхлипывая, прошептала я. — Если бы была такая угроза, само мое присутствие устранило бы ее. И пусть бы он жал на эту кнопку сколько влезет, бомба все равно бы не взорвалась. И без рукоприкладства...

— Прекрати, ты сама в это не веришь. Скажи, чего конкретно ты боишься?

— Я боюсь, что не достойна больше... не скажу, что до этого была праведницей, но...

— Не замечаешь, что противоречишь сама себе? — Таша уткнулась подбородком мне в плечо. — То ты просто должна присутствовать, то при этом еще и быть образцом добродетели... Все это ерунда! Ты обрела силы, я обрела силы. Она у нас уже есть, независимо от нашей нравственности. Но мы ведь хорошие, верно? А вдруг это и было причиной того, что нас выбрали, а? Наши твердые моральные принципы. Мы — хорошие! Мы никогда не применим силу во вред, будем упираться, чтобы выполнить миссию. Мы не сможем иначе, ну просто совесть не позволит. Вот скажи, разве это... происшествие как-то помешает тебе осуществить предназначенное?

Я покачала головой. Нет. Конечно, не помешает. Наоборот, теперь я действительно, что называется, буду упираться. Так заискрю, мало не покажется! Даже не из "твердых моральных принципов", а из жуткого всепоглощающего чувства вины перед ними...

— Вот видишь! — Таша погладила меня по макушке. — Да и вообще, даже если опираться на твои измышления — будь ты "недостойна", разве выжила бы при падении в пропасть? Ну, как сама-то думаешь? И все, перестань психовать. Ты должна быть уверенной и сильной, потому что миру всегда будет нужен герой, который спасет его.

— Но профессор говорил...

— Оо-о-о-о-о-ооо! — Таша рычала, закатывая глаза. — Ты все еще веришь этому старому проходимцу? Мало он тебе втирал?! Господи боже, непостижимая доверчивость!

— Ты хочешь сказать, что не верила ему? — хлопая мокрыми ресницами, уточнила я.

— Забыла, это ты всему всегда верила! А я только после твердых доказательств! — Таша покачала головой. — Поэтому первой и сперли тебя, к гадалке не ходи, я бы сроду не купилась на его россказни, а ты сразу побежала к этому гробу.

— Хочешь сказать, ты не прониклась его идеями? — недоумевала я.

Нет, только не это! Только не...

— Конечно нет, я прыгнула туда из-за тебя! Кто бы тебе тут сопли вытирал? — Таша подмигнула. — И если ты не прекратишь накручивать себя, я об этом пожалею!

Я судорожно вздохнула. Нет, нельзя показывать ей всю глубину испытываемого мной чувства вины. И перед людьми. И перед ней. Мне с этим теперь жить до конца. Только мне.

Приподняв голову, я жадно всматривалась в ее спокойное лицо. Серебристые глаза без зрачков смотрели с нежностью и любовью. И хотя я точно знаю, что мы родились в один год, у нас даже разница была небольшой, я старше всего на месяц, показалось, что это она теперь гораздо меня старше.