Поколение живых

Так и появился Причудливый Дом. Та пара давно уже переехала в другое жилище, а в этот дом почти каждый вечер приходят самые разные люди, меняют его по своему желанию и общаются между собой. По неписаному правилу, строить позволялось только лестницы, но их форма, цвет, протяженность и маршрут могли быть произвольными. Так каждый день здесь создавался новый, невиданный ранее лабиринт из лестниц, возвышавшийся до потолка и даже иногда выходящий за пределы здания.

Они шли по лестнице, а та петляла, то выводя в самый центр на всеобщее обозрение, то заводя в дальние закоулки, где так ярко блестели пары юных глаз.

Вынырнув из очередного поворота, и увидев невдалеке Вленара и компанию, Кмир с интересом посмотрел вниз, на переплетение лестниц и еле заметное дно здания, и сделал шаг с лестницы.

Ветер из песчинок, налетевший вдруг, приятно щекотал кожу, и Нелл улыбнулась. Песчинки слетелись к поднятой ноге Кмира, и поставил он ее уже на твердую поверхность.

— Иди за мной, — тихо произнес он, полуобернувшись. Она посмотрела на него, словно увидев впервые. Красивый, словно выточенный из кости, профиль, глаза рябинового цвета, горящие азартом и жизнью. Она без раздумий пошла бы за ним, даже если бы действительно увидела его сейчас впервые. Она без раздумий пошла бы, даже если бы он действительно шагнул в пропасть.

Он сделал еще один шаг и стоял теперь на двухступенчатом возвышении. Вленар и компания все еще не замечали их. Конечно, ведь они ждали их с другой стороны.

Нелл последовала за Кмиром, и через несколько шагов они стояли на узкой лестнице, проявлявшейся под шагами Кмира. Нелл обернулась — и вскрикнула. Самая первая ступень их лесенки уже исчезла, и медленно осыпалась вторая, а песчинки с нее, вместо того, чтобы падать вниз, устремлялись вверх. Нелл проследила за ними взглядом — желто-серый песок пролетал под лестницей, висевшей буквально в воздухе, и затвердевал под ногами Кмира, медленно шагавшего вперед.

— Идем скорей, — не оборачиваясь, произнес он. И она направилась вслед за ним, удивленно и радостно смотря по сторонам. Ей казалось, она идет по воздуху, и дух захватывало от внезапно прервавшейся связи с землей. И не нужно было беспокоиться, пока она видела, как он шагает впереди и песчинки собираются в ступеньки под его стопой, чтобы рассыпаться, когда их покидает она.

Веселый галдеж сверху неожиданно смолк, и Нелл посмотрела в ту сторону. Вленар, раскрасневшийся и улыбающийся, встал и, расставив руки, провозгласил:

— Приветствую!

Нелл и Кмир подошли к ним и сели на ступеньки.

— Здравствуй, Вленар, — сказала Нелл, — мы послезавтра отправляемся в патруль.

— Рад слышать, что вы не бросили это дело, как некоторые, — Вленар покосился на Прея, землянина, сидевшего ступенькой выше и оживленно беседующего с Найей. На его слова Прей обернулся и обратил, наконец, внимание на Нелл и Кмира.

— А, здравствуйте! Вы что, снова в патруль?

Нелл кивнула.

— Я это пока забросил, — махнул рукой Прей, — столько времени уходит. Почетная, но очень скучная должность, — он рассмеялся.

— А ты сам, Вленар? — Спросила Нелл, — когда к нам присоединишься?

— Еще не знаю, — вздохнул Вленар. Найя, с сияющими карими глазами, и Прей, высокий, светловолосый, двадцати пяти лет от роду, продолжили спор, — Акведук требует серъезного внимания, особенно сейчас, перед стартом новой линии. Техника по большей части старая, с Земли. А специалистов не хватает.

— Ничего, — Нелл погладила его по руке, — я слышала, пуск через месяц, значит через два месяца, когда будет наша очередь лететь, ты уже будешь с нами, — она покосилась на Найю и Прея, — о чем они?

— У Рона и Стерры родилась девочка, — опередив Вленара, ответила Найа и подмигнула Нелл, — и Прей пытается в очередной раз понять, кем она станет — землянкой или проградкой.

— С культурной точки зрения, — вставил Прей, — какой народ будет ей родным? Кем она будет по духу и чему будет следовать — ведь у проградцев и у землян разные понятия о цели, о жизни, о добре и зле, в конце концов.

— Да, но я не вижу... — начала Найя, но Прей перебил ее:

— Вот например, — он наклонился вперед и стал говорить чуть тише, — на той неделе Дэна, полуземлянина-полупроградца — нашли в скалах с пробитой головой, — Найа вдруг побледнела, а Нелл вскрикнула, вцепившись рукой в Кмира, — И что делать? Земная сторона требует расследования, когда как проградцы посчитали произошедшее несчастным случаем. Им, конечно, виднее, они насмотрелись на подобное у себя там, но погибший все же был, хоть и наполовину, гражданином Земли.

— И как же вышли из положения?

— Как обычно, — хмыкнул Прей, — обратились к третьей стороне, и неогеанцы, ознакомившись с делом, приняли решение в пользу Програда.

— Ну и славно, — заметил Вленар, — по идее, все стороны удовлетворены — расследование же было проведено. Вряд ли народ Неогеи ошибся в причинах гибели несчастного.

— Но ведь иначе это было бы убийство! — Ужаснулась Найа.

— Именно, — вполголоса проговорил Прей, переводя взгляд с одного на другого, — то, чего не случалось уже две сотни лет. Неудивительно, что совет не хочет, чтобы первый подобный случай ускользнул из их внимания.

— Ты же не думаешь, что они лгут, — робко спросила Нелл.

— Нет, не думаю. Но раз их так переполошил этот случай, может, они ждали чего-то подобного? Времена и поколения меняются, мало осталось тех, кто помнит Великое время, кто помнит еще Ма-алена и его приближенных.

— Народ Неогеи помнит, — сказала Нелл.

— Помнят-то все, я думаю, — задумчиво произнес Вленар, — но многие ли понимают? Когда старики слышат его имя, они молодеют на глазах, а песок старых строений загорается золотом, и начинаешь понимать, почему наш город — золотой. Но вот я — не знаю. Как далекое эхо древних подвигов слышится...

— А я слышу так близко, — отозвалась Нелл, и голос ее звучал словно из глубины веков, — песок и камни помнят его, это он вдохнул в них жизнь. Когда я была совсем еще ребенком, я слышала от них повести о нем. А потом учитель рассказал мне то, что он завещал нам делать.

— А я ничего не слышу, — пробормотал вполголоса Прей, — от прошлого остался работы непочатый край, это да — но все внимание слушателей было обращено на Нелл.

— Вы помните, было предсказано, что наши народы, объединившись единожды против общего врага,... Что их пути уже не разойдутся... И что будет поколение живых, не приговоренных к смерти нашими создателями, и тогда... Мы покинем наш дом и нашу тюрьму. Когда придет поколение живых...

Кмиру показалось, что неогеанку наполнило сияние, или туника вдруг начала излучать этот тихий ясный свет? Не только их компания, но и несколько соседних смотрели на нее, слушали и...улыбались?

Ему стало светло на душе, его словно овеял холодный бодрящий ветер. Вот он, единый народ, о котором они всегда мечтали. Пусть для этого ему, Кмиру, пришлось навсегда проститься с Проградом — а Проград это не только название планеты. Это город, это жители и это цель.

Но ради того, что он чувствует и видит сейчас, стоит заплатить такую цену.

— Спасибо тебе, Нелл, — еле слышно прошептал проградец.

Проград. Скованные.

На Програде уже давно никто не видел ни одного ребенка...

Более тысячи лет назад корабль "Гекса-2" достиг звездной системы, идеально подходящей по критериям теоремы Инксе о человекопригодных планетах. Двадцать долгих лет люди с тоской смотрели на планету в перекрестии автоматической системы навигации — ровно столько потребовалось кораблю, чтобы максимально приблизиться к их новому дому. Однажды утром экипаж корабля не услышал привычной тишины — впервые, через тысячу лет после исторического старта, включились мощные двигатели корабля Гекса. Во второй и последний раз.

Он умер в мучениях у входа в корабль, а люди стояли по ту сторону двери и слышали, как он умолял их сжалиться и колотил кулаками в дверь.

Это продолжалось недолго.

Невыносимый писк датчика радиоактивности преследовал экипаж еще долго после его смерти, пока кто-то не догадался выключить его раз и навсегда.

На несколько лет корабль, возлежащий на выжженной пустоши, затих. Он пережил несколько сотен испепеляющих дней и холодных, как дыхание самой смерти, ночей. Лишь в первые дни можно было видеть лица людей в иллюминаторах корабля, да некому было смотреть на них — планета, получившая название Проград, была мертва, мертва настолько, что экипажу Гекса потребовались месяцы, чтобы окончательно осознать это.

Все помещения, контактирующие с внешним миром, были закрыты, система вентиляции была перестроена и усовершенствована. Первое время работы хватало — нужно было наладить те системы корабля, что были повреждены при посадке или постепенно выходили из строя из-за агрессивности окружающей среды.

Первый из них умер уже через два месяца. Кто-то вспомнил, что он стоял рядом с дверьми шлюза в первый день.

Люди, упоенные бесконечным трудом выживания, неожиданно очнулись, будто ото сна, и посмотрели друг на друга...

Было много споров. Были отчаянные попытки нарушить жизнеобеспечение корабля, чтобы погибнуть всем и сразу. Люди сходили с ума от безысходности, которая не давала покоя многим еще там, в пространстве. Но там была надежда на то, что все изменится, когда они достигнут цели. Здесь надеяться было не на что. Выбор был простым — отгородиться от мира вокруг, заперев себя в клетке, или ответить на вызов этого мира.

Первый скафандр был неудачным. Человек вернулся живым — чтобы погибнуть через несколько дней. Следующая версия была готова через несколько месяцев. Испытавший ее вышел за пределы корабля и не вернулся — ушел за горизонт и связь с ним прервалась...

Было много попыток. И мало-помалу люди начали замечать: те, кто выходит наружу, возвращается другим. Они приходят назад, снимают скафандр и долго-долго рассказывают про багровое небо, огненные всполохи в небе, выжженную и разверзшуюся землю, и тяжесть, безумную тяжесть. Все на этой планете было чужим и враждебным. Там, где ступала нога, земля ломалась, как лед. Там, куда падал взгляд, вспыхивали хищные огни. То, что брала рука, разлеталось в клочья. Все, к чему прикасался человек, несло ему смерть.

А потом... Пятнадцать человек, незнакомых друг с другом, самовольно облачились в скафандры и выходили наружу, не отзываясь на сигналы из корабля. Их словно жгло изнутри чувство собственной слабости, бессилия перед этим миром, которое они хотели побороть. Они не вернулись, и последующие экспедиции не нашли их тел.

Не было праздника в тот день. Это не было триумфом — это было концом ожидания. Решение, принятое десятки лет назад, наконец-то можно было воплотить в жизнь. И планета, повернувшись боком к палящему солнцу, вдруг увидела на своей поверхности несколько десятков людей, которые, облачившись в защитный скафандр как в доспехи, дробили ее недра. Ей были бы смешны их потуги, но люди и не думали смеяться.

Поначалу они возвращались. Чтобы отдохнуть. Чтобы питаться. Чтобы встретиться с теми, кто был дорог.

Первый звонок прозвенел, когда несколько новорожденных умерли в своих кроватках. Кто-то оказался неосторожен, и принес смерть внутрь корабля.

И однажды все, кто находились снаружи, получили запрет на возвращение в корабль. Стоя под палящим солнцем, они стояли и слушали тяжелые слова приказов из корабля.

Как жаль, я так давно не видел ничьего лица... Только одинаковые маски... И как давно я не слышал голосов... Только бормотание по радио, заглушаемое ревом планеты...

Следующая группа вышла через два месяца. На них были новые скафандры, улучшенная система очистки и прозрачные маски на лицах. Они были лучше оснащены и реже выходили из строя. Один их приход позволил закончить строительство первого здания за пределами корабля. Здания, где можно было снять ненавистный скафандр и посмотреть на лица тех, с кем бок-о-бок жил, сражался и умирал...

Новый рассвет и новый закат. Новые люди выходили за пределы корабля, и с каждым разом их броня была все лучше и лучше, и это позволяло им выживать все дольше и дольше. Однажды, кто-то из них осознал, что они уже победили. Он расхохотался, и смех его сумасшедший разнесся под багровым небом мертвой планеты. Все слышали, как он смеялся, неудержимо и звучно, и слышали, как он захлебнулся и умер, упав в расселину, образовавшуюся непрекращающейся тектонической активностью Програда.

Но они действительно победили. И матери смотрели на своих детей с умилением и гордостью. Им никогда не будет стыдно за своих родителей. Ведь все, что они смогут дать своим детям, было детищем их рук.

Странно, но проградцы плохо помнят, кто и когда предложил связать сигнальные системы скафандра и нервную систему человека, хотя именно этот шаг Земляне и Неогеанцы считают переломным в судьбе проградцев.

Разницу почувствовали все. Первые же люди, вышедшие за пределы корабля в интегрированных скафандрах, превосходили предыдущих поселенцев по скорости, реакции, силе и возможностям. Скафандры превратились в не более и не менее чем часть тела человека, настолько, что слово "проградец" вскоре могло применяться только к человеку в интегрированном скафандре.

Человек без оного являлся лишь "будущим проградцем".

Объединенные в общую сеть, проградские скафандры дали своим владельцам возможность чувствовать себя частью общества — в буквальном смысле. Они могли видеть любой парой глаз и могли чувствовать все, что чувствует другой. Они вздрагивали, когда кто-то умирал, они чувствовали боль друг друга — но не ради этого они никогда не выходили из сети.

Я чувствую тепло... Изнутри... Тепло того, кто слева, и того, кто справа. Я чувствую, что мы вместе и знаю, что мы победим...

Людей не хватало, потому что чем больше разрастался город, тем сложнее было поддерживать его в целости и сохранности. Многочисленные автоматы, управляемые удаленно, не решали всех проблем, и с каждым разом из корабля выходило все больше и больше людей.

Однажды там остались только матери и дети.

Когда жизнь города в очередной раз была поставлена под угрозу, матери активировали установки по искусственному осеменению и инкубации, и навсегда покинули корабль.

Дети рождались из чрева машин, и вырастали в чреве корабля, выходя из которого, рождались заново, как граждане Програда, единственного города на мертвой планете. Старшие приглядывали за младшими, передавая им свой опыт, и занимались подготовкой к выходу снаружи, направляемые взрослым населением снаружи. Первые уроки выживания, первый опыт работы с агрегатами и машинами. Первая проба скафандра. За три года до выхода им вживляли коннекторы и подготавливали к внедрению в скафандр. Первые выходы на поверхность — в небольшом отгороженном пространстве у самого входа в корабль.

Единожды побывав за пределами корабля, любой из них жаждал остаться снаружи навсегда. Потому что каждый из них получал свой вызов.

Время шло, и время меняло Проград и проградцев. Облик их изменился, ряд функций организма атрофировались, другие же, напротив, усилились. Неуклюжие скафандры первых лет теперь служат игрушками для малышей. Последние модели, с заменяемым набором функций и инструментов и возможностью внедрения в любой проградский агрегат, не имели равных среди остальных планет. Именно такими и видели их неогеанцы и земляне — с белыми холодными лицами и горящими рубиновыми глазами, гордыми, непреклонными и будто неуязвимыми.