"— Транквилий. Антэйн Транквилий, — представился мужчина. — Путь от Скандинавского архипелага был непрост, но он стоил того, чтобы увидеть вас, дражайшая сира Афрания.

— Ах, сир Транквилий, не стоит, — матрона благосклонно улыбнулась. — Я прекрасно знаю, что вы жаждали встречи с моим мужем, но он так не вовремя отправился в Карфаген... Впрочем, он ожидал вашего возвращения, и велел всецело помогать вам.

— Ваш супруг похвально предусмотрителен, как и всегда.

— Да, в этом ему не откажешь. Так как же прошло ваше путешествие? Ходят слухи, что в Восточной Сарматии сейчас неспокойно.

— Определённая доля правды в этом есть — местные нобили явно готовятся к чему-то. Возможно будет очередной поход против аланов. Однако это не помешало нам добраться до Византия вполне спокойно, если не считать пары неприятных моментов, что доставила Ра. А благодаря тому каналу, что Боспорский царь проложил меж Ра33 и Танаис34, нам даже не пришлось менять корабль..."

Тредецима отложила в сторону книгу в потёртом зелёном переплёте, которую одолжила в дорогу у Паулины, и огляделась. Повозка, влекомая лошадьми, катилась по пыльной дороге, скрипя и чуть пошатываясь на деревянных колёсах. Мимо неспешно проплывали поля, а впереди приближалась дворянская усадьба с незнакомой трёхцветной сигной над крышей.

— Серебро, лазурь, червлень, — пробормотала фемина.

— Да, ихняя то сигна, — сказал услышавший её слова возница. — С тех пор, как разбойников-то выбили, так и полощет на ветру.

Тредецима бросила взгляда на Миния — отец Паулины не обрадовался, обнаружив в своём доме необычную постоялицу, пробурчав что-то о "полоумных гинандрах"35". Не испытал он заметного энтузиазма и по поводу её замысла, однако предложенные монеты принял и, после всех приготовлений, забрался на козлы. Большую часть дороги он молчал, лишь отвечая на вопросы фемины, но, по правде, знал не сильно больше своей дочери. А если и знал, то явно не горел желанием откровенничать.

— А чья вторая рядом?

— То сигна Хеске, сира. Баронесса Юлия, храни её Единый, уцелела ведь.

— Да, но почему сигна до сих пор там, если владения заняты пришлым войском?

— Так управляет-то владениями баронесса, а воины только за порядком следят, в остальное не вмешиваются.

Тредецима удивлённо вскинула брови, но мгновение спустя уже усмехнулась в понимании. В хитрости пришлым было не отказать — оставили на месте привычную людям владетельницу, которая, к тому же, прекрасно знала все тонкости хозяйства, а сами, якобы, остались "только за порядком следить". Фемина и не сомневалась, кто на самом деле принимает важные решения за молодую вдову.

— И как баронесса? Справляется?

— А с чего бы ей не справиться? Она и прежде, при живом супруге, хозяйством ведала, — Миний недовольно мотнул головой. — Баронесса хоть и молода, но держать люд в крепком кулаке умеет.

— Умеет, говоришь? Надо думать и повинности подняла?

— Да с кого взимать то их, сира? Мужиков то у неё осталось — по пальцам пересчитать. Кто вместе с супругом её сгинул, кого разбойники... Ныне и старые-то повинности в тягость станут.

Возница замолчал и нахлестнул лошадей вожжами. Непривычный к упряжке степняк возмущенно фыркнул и мотнул головой, но прибавил ходу вслед за коренником36. Ворота поселения приближались, и на высокой надвратной башне уже можно было разглядеть дозорного, голова которого едва возвышалась над парапетом. Был он либо карликом, либо, вернее всего, подростком. Меж тем, взгляд Тредецимы зацепился за выкрашенное красной и белой красками бревно, лежащее на двух невысоких столбах и перегораживающее дорогу менее чем в пяти десятках шагов от распахнутых ворот. А чуть в стороне от преграды возвышался то ли свежий курган, то ли остов древней башни. Лишь когда повозка подъехала ещё ближе, фемина убедилась, что это невысокий сруб, почти целиком засыпанный землёй, и с двумя низкими и широкими окнами. Собственно, только брёвна, образовавшие эти пустые, даже без решёток, окна и выдавали в сооружении сруб. Покрытый сверху дёрном, он и впрямь более походил на небольшой холм. Вправо от него, повдоль палисада поселения, тянулся узкий изломанный ров, шагов через триста обрывавшийся у второго такого же сруба-холма.

К тому моменту, как повозка остановилась перед диковинной преградой, к оной вышел непривычного вида человек. Как и предупреждал Миний, одет воин был чудно — весь его наряд был пошит из ткани зелёных оттенков, с хаотичным мелким рисунком. Даже кираса и простой круглый шлем были обтянуты ею, и только короткие чёрные сапоги на шнуровке и песочного цвета поясная сумка выбивались из зелёной палитры. Да странное чёрное оружие в руках. Плечевой упор, рукоять, длинная трубка... мысль об арбалете приходила сама собой, хотя ничего не напоминало плеч с тетивой. Но в том, что в скрещенных на груди руках воина лежит именно оружие, фемина не сомневалась.

А вот лицо его было совершенно обычным, даже заурядным — обряди такого в нормальное платье и в толпе уже не заметишь. Что, гипотетически, могло дать заметное преимущество лазутчикам пришлых.

— Приветствую!

— Ave, Миний, — неожиданно архаично отозвался воин. — Quo vadis?37

— Илион, — коротко ответил возница.

Человек в зелёном лишь коротко кивнул и подошёл к кузову повозки. Приподнял рогожу на ящиках со свеклой и капустой, пощупал сложенные мешки, убедившись, что и их содержимое было обычным: мука да зерно. Покуда он проводил нехитрый досмотр, фемина невольно косилась на смотревшее прямо на повозку окно-бойницу сруба, чувствуя пристальное внимание. Из-за падавшей тени она могла скорее угадывать движение, чем видеть его, но и так было ясно, что внутри кто-то был. Тем временем воин вернулся обратно и дёрнул за верёвку, привязанную к опоре бревна, позволив последнему взмыть вверх под тяжестью груза на другом конце.

— Движение!

Миний дёрнул вожжами, и лошади потащили повозку по освободившейся дороге к открытым воротам. Воин пристально провожал взглядом Тредециму, впрочем его интерес был совершенно понятным, без тени подозрительности. Однако, поднявшийся из сруба второй, точно так же одетый воин оторвал его от созерцания, коротко окликнув на своём языке, и они оба неспешно двинулись к воротам. Фемина отвернулась, и заметила, что с надвратной башни за ними наблюдает третий воин, в компании уже виденного паренька-дозорного.

— Они знают тебя? — полюбопытствовала она, когда повозка оказалась по другую сторону ворот.

— Да, с тех пор как выменял у них эту красавицу, — возница похлопал ладонью по висевшим на боку ножнам. — За пару свиных окороков.

Брови Тредецимы удивлённо взмыли вверх. На добротную сторту38, с украшенной серебром гардой и обтянутой бежевой акульей кожей рукоятью, висевшую на боку у отца Паулины, она обратила внимание, ещё когда тот только приехал к себе в усадьбу. Оружие было явно слишком дорого пусть и для крепкого, но всего лишь землепашца. Конечно, в нынешнее неспокойное время заполучить его можно было разными путями, однако Тредецима никак не ожидала такого варианта.

— Они что, не знают цену оружию? Что же тогда у них можно было бы выменять за полную свиную тушу?

— Многое, — туманно ухмыльнулся возница, не спеша раскрывать подробности, несомненно, удачной сделки.

Тредецима покачала головой, но приставать с расспросами не стала: повозка катила по декуманус39 максимус поселения, жившего, как казалось на первый взгляд, обычной жизнью. Лишь отдельные детали говорили о недавно случившемся нападении: темнели подпалины на бревенчатых стенах, светлели новодельные решётки в окнах и свежие столбы да жерди плетней, зеленели кипарисовые ветви у порогов жилищ. Да странные столбы с натянутыми меж ними верёвками выбивались из привычной картины. Вкопаны они были явно недавно, и высились вдоль всего декумануса. Но местные, спешившие по своим делам, казалось, не обращали на них никакого внимания.

Повозка, проехав мимо форума, свернула на кардо максимус, вдоль которой стояли те же непонятные столбы, со странными стеклянными "желудями" на концах коротких перекладин. В голову невольно приходила мысль о фонарях, но было совершенно неясно, каким образом они могли бы давать свет.

— Приехали, — возвестил Миний, натягивая вожжи. — Свояченица тут моя живёт, у неё заночуем.

Тредецима спрыгнула на землю перед типичной урбано-рустикальной усадьбой: дом, хлев, хорреум да колодец. И, почти наверняка, ещё небольшой кухонный сад позади построек. Подобные можно было встретить в небольших поселениях по всей Империи, и отличались они, по большей части, только материалом, из которого были построены. Где-то это были тапиаль40 и адоба41, где-то — плинфа и камень, а здесь, в Восточном Пределе, предпочитали дерево.

— Поликсена! — крикнул подошедший к воротам Миний и три раза постучал кулаком в воротный столб.

Пришлось обождать совсем немного, прежде чем дверь хлева отворилась и во двор вышла уже давно немолодая женщина, вытиравшая руки о захватанный передник.

— Зятёк, ты что ли?

— Я, кто же ещё? Отпирай ворота скорее.

Скрипнул, поворачиваясь, запор, и Миний потянул на себя створки ворот, распахивая их наружу. Затем вернулся к повозке и, взявшись за повод, повёл лошадей во двор. Тредецима проследовала за повозкой и мимоходом присмотрелась к женщине, которая если и была моложе Миния, то ненамного. Простое круглое лицо с глубокими морщинами и складками вокруг рта, выцветшие, когда-то карие глаза, крашеные луком поседевшие волосы. Склонив голову набок, она внимательно разглядывала Тредециму в ответ.

— Кто это с тобой? — въедчиво поинтересовалась Поликсена у Миния. — Неужто опять по девкам пошёл, блудник старый?

— Скажешь тоже. Тредецима это, племянница двоюродному свояку брата давнего моего сослуживца.

— Это которого? — недоверчиво прищурилась женщина.

— Павла.

— Где же он сам, али кто из иных родичей юницы?

— Брат мой старший, Игнаций, со мной был, — решила вмешаться в разговор Тредецима. — Он меня в Илион вёз, а почтенный Квинт, двоюродный свояк дядюшки Нумерия, и надоумил заехать к зятю вашему, любезная Поликсена. Мы-то только переночевать хотели, но уважаемый Миний, стоило ему только узнать, куда путь держим, сказал, что сам в город собирается и предложил довезти меня.

— Говорю же — старый блудник! Увидел юницу пригожую, так сразу и придумал, как наедине с ней остаться, — лицо женщины, казалось, светилось довольством от подтверждения её правоты. — Как Делия умерла, так совсем стыд потерял!

Миний закатил глаза и тяжело вздохнул. Вздох вышел не раздраженным, а каким-то обречённым, словно он уже и не надеялся на благоразумие родственницы.

— В дом-то пустишь, или и дальше во дворе препираться будем?

— Да проходи уж, коли приехал. Лошадей, только, распрячь не забудь.

Миний лишь хмыкнул и принялся возиться с упряжью, когда хозяйка направилась к дому. Дабы не выглядеть чёрной овцой, Тредецима заложила сена в ясли под навесом и пошла к колодцу. Она успела вылить в поилку два ведра, когда Миний подвёл лошадей.

— Я не к месту пришлась? — поинтересовалась фемина, протягивая полный холодной воды ковш. — Ваша свояченица явно не рада мне.

— Не обращайте внимания, сира, — ответил, напившись, землепашец. — С тех пор, как на сестре её оженился, так она измену и высматривает.

Удовлетворившись ответом, Тредецима молча кивнула. Вскоре лошади напились, и она помогла привязать их под навесом, после чего пошла в дом вслед за Минием, подхватив с повозки мешок, в котором лежали потребные в пути вещи из ныне спрятанных перемётных сумок. Миновав небольшой остий42, они вошли в довольно просторный атрий43 совершенно привычного вида: сложенная из красной плинфы печь с дымоходом справа, ткацкий станок и массивный, человек на восемь, стол слева, да выложенный камнем имплювий44 в центре. Последний, из-за стоявшего бездождья, был полон едва ли наполовину.

Хозяйка дома хлопотала у стола, на который уже выставила круглую буханку хлеба, кувшин и кружки. Дождавшись, когда гости уселись, она взяла с полки оплетённую лозой глиняную бутыль и разлила по кружкам вина, разбавив, затем, водой из кувшина. После чего, согласно обычаю, отломила от буханки три осьмушки и протянула по одной Минию с Тредецимой, оставив последнюю себе.

— Сеющий щедро — щедро и пожнёт, — как положено ответил Миний, и все трое пригубили вина, зажевав его хлебом.

Покончив с формальностями, Поликсена принялась засыпать зятя обыденными вопросами: о детях, о хозяйстве, о здоровье и другом подобном. Тредецима в разговор не встревала, а лишь сосредоточено жевала ломоть пшеничного хлеба, запивая его вином — полноценно отобедать не вышло, а до ужина оставалось ещё немало времени.

— Ты скажи мне, свойка, а к Илиону-то проехать нынче можно? — утолив любопытство родственницы, задал вопрос Миний.

— Проехать то можно, да только что за нужда тебя в город гонит? Время нынче лихое, а тебе дома не сидится. И сам пропадёшь, и девчонку загубишь, и детей одних оставишь!

— Да угомонись ты, Поликсена. Раз уж вызвался помочь, то назад поворачивать поздно. Да и свой интерес имеется. А всех разбойников, что в округе были, у вас же и положили скопом.

— Всех, да не всех, — покачала головой хозяйка. — Так что в городе-то тебе надо?

— Как что? Всё так же нужен мне топор, а то мой совсем иступился. Ещё нужно две косы — уж косовица подходит. Что тут поделать, коли лиходеи кузнеца вашего, прими его Единый, сгубили? В Илион потребно теперь ехать. Да вот, нужно ещё купить соли и отрез сукна, Паулине на новое платье. Зятьку моему понадобились гвозди и петли — он, вишь, строит хлев новый, просил взять с оказией.

Хозяйка дома покивала, выслушивая ответ, но лицо её всё так же хранило печать недовольства.

— Так что же, сами поедете, али обоза дожидаться будете?

— Ежели день-другой, то можно и обождать, а коли нет, то самим ехать надо, — Миний бросил короткий взгляд на Тредециму. — Поликсена, а не слыхать ли, кто в Илионе сейчас?

— Отчего же не слыхать? Принцесса Афина, новая Страж Востока, вместе со свитой своей.

— А как же?..

— Так перемирие же. Намедни сира Хеске самолично на форуме о том объявила — Империя и Федерация более не враждуют, а вместе бьются с разбойниками и мятежниками.

Тредецима не сдержала довольной улыбки — перемирие заметно упрощало её задачу. Похоже, захватчики оказались не столь уж сильны, раз не смогли взять Илион и пошли на мировую. Но такой резкий переход от вражды к сотрудничеству немало сбивал с толку. В любом случае, получалось, что её маскарад с переодеванием в земледелицу терял всякий смысл. Фемина на мгновение задумалась. Нет, всё же раскрываться было рано — перемирие перемирием, а одинокая воительница могла вызвать ненужный интерес. Возможно, и из Илиона стоило продолжить путь подобным же образом.

— Мир, это хорошо, — веско заключил Миний после недолгого осмысления. — Одначе же девчонка и вдруг Страж Востока? Мало того, что юна, так ещё и... принцесса.

— А много ли помогли седина и... хах, борода графу Варрону, будь он неладен? — парировала Поликсена. — Да только зазря волнуешься, не будет девчонка тобой верховодить.