Собственность государства

А про себя подумал, что как-то уж слишком быстро началась самая жесть. Одно хорошо: свеженький 'одержимый' нуждается в нескольких часах или даже днях, чтобы полностью обжиться в теле, в течение этого периода он куда менее опасен. Ну и второй плюс — скоро станет одним эфириалом меньше в Мироздании. Вживаясь в тело, они становятся материальными в привычном понимании этого слова — и, как результат, смертными.

Когда фургон начал тормозить, Клемент внезапно спросил:

— А как так вышло, что культисты за десять минут с момента отключения камер умудрились нарисовать круг и провести ритуал? Там один круг рисовать часа два надо!

— Легко и просто, — ответил ему Гайдрих. — Если взломать систему наблюдения — можно перед камерами хоть оргию устроить, у охраны на мониторах будет неподвижная картинка с пустым пирсом.

— То есть, культисты взломали систему наблюдения? А если там простые дешевые аналоговые камеры?

Я криво усмехнулся:

— Тогда можно взломать охранника. Мэрриот, вы слышите меня?

— Слышу.

— Задержите второго охранника на всякий случай.

— Принято.

Выгружаемся из фургона у ограды, идем к пирсу мимо полицейских машин с мигалками и полицейских с оружием наготове.

— Саша, план?

— Как обычно, стандартное построение. Бела, Данко, Клемент, Вольфганг, Дэви, Юджин — вы с ПНВ. Если эта мразь вырубит нам электронику — сразу же снимаете. Напоминаю, держать глаза закрытыми две секунды не нужно, 'оно' нас и без блеска зрачков видит, скорее всего. Остальные с фонарями, держите осветительные шашки наготове. Кай, Рюиджи — 'рунные синие'. Как только вам покажется, что оно рядом или скоро окажется рядом — бросайте возле нас. Дэви, у тебя шрапнель?

— Да.

— Ну, пусть Создательница нас не оставит. Вперед.

Пока я раздавал инструкции — старался поймать взгляд каждого и выразительно, без слов намекнуть, что ситуация под контролем, поскольку 'одержимый' — именно тот противник, которого я отлично чувствую. Но сказать в голос о том, что я учуял его еще у полицейских машин, не могу... Гребаные камеры, я уже начинаю их ненавидеть.

Мы растягиваемся в цепочку и двигаем вперед. В общем, пирс как пирс, широкий, двусторонний, с длинной цепочкой не очень капитальных построек по центру: видимо, когда-то там располагались кафешки, магазинчики и бары. Нынче пирс не работает, может быть, потому, что из-за кризиса снизилось число различных рейсов. Видимо, как раз поэтому культисты выбрали для своего ритуала именно это место. Оно, в общем-то, полностью отвечает их требованиям: над головой только небо, под ногами только монолитная твердь без нижних этажей, подвалов и тому подобных пустот. Почему эфирные приблуды так ненавидят многоярусность — вопрос открытый, как и вопрос о их ненависти к значительным водным массам.

Однако в этот раз культистам пришлось провести призыв именно тут: водные массы вокруг пирса не очень-то и помешали, а где еще они найдут площадку под открытым небом и без пустот под ногами? Парки под видеонаблюдением, да и гуляют по ним даже ночью, спортивные стадионы тоже под наблюдением и полицейские патрули всегда рядом. Варна — город одновременно праздности, потому что отдыхающим не нужно утром на службу, и круглосуточной занятости, потому что обслуживающий персонал, имя которому легион, должен и ночью обслуживать поздних гуляк и готовить все необходимое для тех, кто живет по обычному графику. Так что найти площадку, отвечающую как техническим требованиям ритуала, так и соображениям скрытности, очень даже непросто, а провести нечестивую процедуру за пределами города не позволяют меры безопасности и военное оцепление.

В общем-то, расклад в нашу пользу: одержимому деваться некуда. Вероятность того, что он попытается выбраться с пирса вплавь, практически нулевая, по причине крайнего отвращения одержимых к воде. Обосновавшись в теле, эфириал становится способен нормально существовать в многоярусном пространстве, но его отвращение к высоте и воде никуда не девается. Так что прямо сейчас мы перекрыли пирс полностью, и одержимый не имеет других возможностей, кроме как прорваться сквозь нас.

— Это Мэрриот! — протрещало в наушнике. — Камеры вышли из строя! Погодите, уже снова работают. Рунный круг пуст!

— Шустрый, сволочь, — процедил Дэви, поднимая вверх прибор ночного видения, — только встал — и уже с электроникой шутит.

— Готовьте осветительные шашки, на фонари надежды мало. Дэви, вешай светильник.

Кравитч лязгнул затвором, заряжая в патронник осветительную ракету, и пальнул вверх. Несколько секунд спустя в темном небе повисла и зажглась осветительная шашка, бросающая вниз колеблющийся и слабый, но такой нужный нам свет.

— Минус две тысячи империалов, — я не оглядывался, но буквально чувствовал ухмылку Дэви.

— Фигня, граф купит у альвов еще. Кто виноват, что мы двадцать лет не можем освоить производство левитирующих шашек, а покупаем их у длинноухих втридорога?

— Маги виноваты, — сказал Ян, — потому что все поголовно хотят быть дворянами. И император, который дает дворянство только боевым магам, хотя маги-ремесленники порой бывают полезнее...

— Да дело не в них, — заметил Данко. — Такому ремеслу, я слыхал, надо учиться пятьдесят лет. Альвы и свартальвы при их-то жизни могут позволить себе побыть учениками полвека, а люди...

— Завязывайте базар-вокзал. Двухступенчатое продвижение, проверяет та сторона, куда выходит лицом помещение. И никаких осколочных, если оно уже играет со светом, то нашей гранатой нас всех угробит только так.

И мы пошли вперед. Доходя до очередного павильона или ларька, часть цепи продвигалась вперед и осматривала его, а вторая часть оставалась на месте, чтобы, окажись одержимый там, он не был посреди между нами и мы не расстреляли друг друга, как давешние мертвецы.

Проверяя каждое помещение, мы продвигались вперед, шаг за шагом приближаясь к цели. Вот уже до конца пирса осталось тридцать метров, перед нами — стоящий поперед на самом краю павильон.

— Оно там. Трехсекундная готовность.

Я вставил в патронник оболочечный 'слонобой', прицелился туда, где 'кололо' сильней всего, и нажал на спуск. Грохот — а затем злобный стук автоматов и пулеметов. Первый шквал свинца, стали и фосфора прошелся по уровню груди, второй — на уровне колен.

— Перезарядка! — почти одновременно крикнули автоматчики.

— Отставить огонь, — сказал я. — Не думаю, что оно уцелело. Я проверяю, Дэви страхует. Вы прикрываете.

Но тут павильон превратился в пылающее решето: зажигательные пули сделали свое дело, так что проверить стало проблематично. Впрочем, ветерок повеял в нашу сторону и принес запах гари с четкой примесью горелого мяса. Хотя о том, что одержимый уже готов, я понял еще в момент расстрела павильона: перестало колоть.

— И так будет с каждой наволочью, которая припрется в нашу смену, — заявил я и взвалил 'кишкодер' на плечо. — Мэрриот, прием!

— На связи.

— Можете вызывать пожарных.

— Принято, вызываю.

— Дело в шляпе стопроцентно, — сказал Кай, — воняет горелым мясом.

— И это замечательно: дело в шляпе куда лучше, чем если дело — шляпа, — заржал Рюиджи.

— Парни, следите за языком — мы в прямом эфире, — заметил Каспар.

Я покачал головой:

— Посреди ночи? Вряд ли, думаю, днем пустят, и все лишние слова 'запикают'. И вообще, я сомневаюсь, что нас смотрят дети, а тех, которые нас все-таки смотрят, вряд ли смутит неаккуратное слово. Ждем ребят на большой красной машине, они тут все потушат, проведем опознание останков и обратно на базу, досыпать.

— Какое там досыпать, — махнул рукой Дэви. — У меня от запаха жареного слюнки течь начинают. Может, дальше уже без нас справятся?

— Мы должны удостовериться, что оно мертво. Оно, конечно, уже сгорело, но процедура есть процедура.

* * *

Вернувшись на базу, мы достали из холодильника несколько килограммов сосисок и поджарили их. Воспользовавшись тем, что на кухне нет камер, а шкворчащие сковородки затрудняют работу жучков, если они тут есть, я начал совещание.

— В общем, парни, дело дрянь. Зачистка каждые тридцать шесть часов — это просто адский ад, через месяц, может статься, многих из нас уже не будет в живых. Такой жести нет даже на Краю. В этот раз мы слишком быстро прибыли и расстреляли одержимого до того, как он стал опасен по-настоящему. Так будет не всегда. Есть еще сомневающиеся в том, что надо переселяться на Край?

— Я только замечу кое-что, — сказал Гайдрих. — Эти два инцидента — не правило. Раньше такого не было, потому что, случайся в Варне такие дела через день — граф бы в принципе не стал арендовать нас, потому что Варна уже не представляла бы никакой ценности как курорт. Не будет никаких зачисток ни завтра, ни послезавтра, а если будут — тогда Керриган поймет, что спасти Варну ему не судьба, и в нашей службе отпадет надобность. Надо посмотреть, когда случится третье чэпэ, тогда и решать, а две зачистки через день — скорее совпадение.

Я кивнул:

— В общем-то, у нас нет вариантов, иначе как ждать, потому что саботаж мы только на зачистке и сможем провернуть.

— И как мы это сделаем, если не путем жертвы кого-то из нас? — спросил Ян.

— Элементарно. Например, только что мы могли бы идти строго по одной стороне. Будь одержимый готов к действию — он прорвался бы по другой, а нам надо было бы просто не попасть, стреляя вслед. Полицейское оцепление мало что могло бы противопоставить ему, а гибель многих полицейских стала бы резонансной. Мы в этом случае ничего не теряем, даже если граф слышит нас прямо сейчас — он ничего не может поделать, потому что сослать на рудники тотально всех и арендовать новых он не может, а отправить одного не вариант, отношения к делу остальных он уже не изменит. На Краю куда меньше 'работы', там главное пережить первые два года, когда рейды тренировочные. Пережил, опыт приобрел — и дальше ходишь только по реальным причинам или отбиваешь прорывы. То и другое — весьма нечасто. Ян, сколько раз 'шестнадцатый' ходил за год?

— Пять раз, — отозвался Ян, — из которых два раза вообще без единого выстрела, один раз обстреляли тварь издали, один раз был серьезный бой, но по итогу у нас только один раненый, которого после комиссовали. А на пятый рейд... раз, и сразу почти все. Еще ходили в вылазки — это два-три километра от рубежей, в сопровождении инструкторов. Много раз. Но за все вылазки не видели ничего опасного, так что они не в счет. Встреча с реальным противником ближе пяти километров — это вообще единичные случаи.

— Вот то-то и оно, — подытожил я. — Перспектив здесь я не вижу, каких-то огромных плюсов тоже. То есть, имей я гарантию, что мы тут протянем все десять лет и при этом погибнет не более половины из нас... Это была бы стоящая лотерея, а так...

— Угу, особенно для тебя, при твоем-то секретном таланте, — ухмыльнулся Данко.

— Мой секретный талант помогает только против одержимых — и нам всем. Против чернокнижника или некроманта мы будем в одной заднице на одинаковой глубине.

— Я согласен, — сказал Вацлав, — если были бы шансы на выживание хотя бы пятьдесят процентов — можно было бы говорить о них, но гарантий нет. А на Краю даже у среднего эстэошника шансы в районе восемнадцати-двадцати процентов, это статистика, а против нее не попрешь. Тут у нас больше или меньше шансов — большой вопрос. И учтите: из двадцати процентов на Краю два процента просто доживают до выслуги, это если сам совсем бездарный, но с безотказной удачей. Кто выживает на мастерстве четыре-пять лет — того обычно забирают из СТО, карьеру в армии делать или еще чего получше. А это в самом худшем случае офицерская зарплата плюс пенсия 'эстэошника'.

— Вацлав дело говорит, — Бела со стуком поставил кружку на стол. — Тут мало того что шансы под вопросом, так еще и помножить на полную десятку с туманными перспективами. И знаете, что еще вы все забыли? На Краю в жопе не только парни из СТО. На Краю в жопе все, от обычного пехотинца-контрактника до мага-дворянина. Там — в какой-то мере равенство. Неважно, солдат ты, офицер ты, дворянин ты или бесталанный вроде нас. Если ты уходишь оттуда живым — ты получаешь за это награду. У каждого она своя: солдату открыта дорога в частные войска или банковские охранники, офицер получает повышение, дворяне, надо думать, среди своих престиж свой повышают, почести, авторитет, все дела... Ну а мы из них всех рискуем сильнее, и награда больше. Все справедливо, все на Краю равны. А тут... Нести опасную службу в курортном городе... как-то неприятно. Саша правильно подметил: рай, да не для нас. А на Краю ад, в котором все равны. Кто-нибудь может назвать вменяемую причину остаться здесь? Только без откровенно сказочных, вроде надежды стать актером?

— Полностью согласен, — поддержал Драгутин. — Тут я чувствую себя рабом почти постоянно, и чувство не самое приятное. В учебке был ад, но у любого армейского рекрута этап обучения — ад, вопрос только в том, какой круг. На Краю ад, но опять для всех. Знаете, какое место в аду самое страшное? То, где есть окно с видом на рай.

Я усмехнулся:

— Ну вот, теперь вы знаете, каково было мне, когда я из жителя дворянской усадьбы, пусть слуги, но привилегированного, превратился в уличного оборванца. Вы-то в жизни знали, в основном, приют да улицу, а у меня был период получше, и контраст теперь особенно мучительный. Ладно, парни, колбаски уже готовы.

Некоторое время мы молчали, поедая жареные сосиски с соусом и сыром, а потом Юджин сказал:

— Слушай, Ян, вот ты год отслужил на краю. Расскажи, как вам там жилось?

Вукович дожевал свою сосиску, по-плебейски облизал пальцы и задумчиво облокотился о стол.

— Как вам сказать, ребята... Крабами и кальмарами нас там никто не потчевал, но жаловаться не приходилось. Мы стояли в городке, который скорее большая деревня с незначительным числом многоэтажек, пять километров от Края всего лишь. Три дня в неделю — боевое охранения рубежа, один день — дежурство в полной боеготовности в расположении части или патруль вокруг города. Три остальных дня — физические, теоретические, практические занятия, по факту — только до обеда. После обеда шли в увольнительные, правда, не более чем на четыре часа. В городе к нам очень хорошо относились, как жители, так и власти. Вообще ко всем военным хорошо относились, но к нам, 'черным кителям' — особенно хорошо. Периодически пробиралась всякая дрянь с рубежа — облавы устраивали обычно нашими силами, нас там три подразделения дислоцировалось, военные шли как вспомогательные. Но мой 'шестнадцатый' во время облав так ни разу и не видел добычу... В общем, в ларьках всякие мелочи типа сигарет, пончики и кофе в закусочной нам выдавали под расписку, платила за это городская управа. Там градоначальник — сам в молодости из специальных подразделений, дворянин. Не из СТО, само собой, но нашего брата он жаловал особо. Наш собственный комендант нам выдавал денежного довольствия больше, чем полагалось, надо думать, из своего кармана приплачивал. В общем, неплохо нам там было, особенно с учетом того, что любой из нас мог местным парням дать фору. Правда, самые-самые классные девчонки, конечно же, имели соответствующих ухажеров из хороших семей, но которые чуть попроще — у тех мы, как говорится, успехом пользовались. Я встречался с одной — не топ-модель и не голубых кровей, но фигура очень даже ничего, особенно спереди, а главное — заводная, так сказать, горячая. И ее семья тоже хорошо ко мне относилась, я к ним регулярно в гости ходил — с обязательным визитом в ее комнату, разумеется. В общем, грех жаловаться, и никто из нас не жаловался. 'Кэп' наш вообще с двумя встречался: два часа с одной, затем шел к другой на два часа. Обе были уверены, что у него увольнительная только два часа.