Степное солнце

— Я считаю что ты... — прошипел Дор. — Да, я так считаю.

— А я считаю, что глупец у нас один. Тот, кто бросил арад на своего сына из желания высказаться по поводу того, что уже и так решено. Когда я вернусь, брат, за это последует наказание.

Однако Дора не так волновал гнев вождя, как то, что последний задумал совершить на Большом Совете.

— Что ты намерен делать? Ты должен мне сказать. Я обязан быть готов, если завтра в ворота арада будут стучаться орды твоих недругов.

— Мои решения не изменились. Союз племен. Царь во главе. Царь из средней степи. Значит, с ним те, кто контролирует торговые пути.

— Никто не мог объединить степняков. Никому не под силу обуздать ветер.

Нур запрокинул голову.

— У нас нет выбора. И дело не только в северных и Империи. Говорят, на востоке зарождается новая сила, брат. Молодая. Конница. Мужи, которые ушли с насиженных мест, изгнанные войнами. Они придут сюда. Им, как и всем, нужны земля, богатство, рабы. Либо мы сможем противостоять им, либо нас сметут, уничтожат, как и мы тех, кто был до нас. А я хочу, чтобы моим детям привольно жилось в степи.

— Боги не дадут нам сгинуть, — передернул могучими плечами брат вождя.

— Боги дали сгинуть тем, кто был тут до нас и их предшественникам и их.

— Но ведь они дали нам копьё! И против нового врага помогут!

— До нас были суммоги, говорят, у них был меч, а до них нуротеты у них, говорят, был лук. До Империи был фараон, а до него только боги и ведают что. Разницы нет. Мы, империя, восток... лишь поле битвы. Сегодня проиграет один, выиграет другой, завтра наоборот. Для вечных богов мы — пыль. Уясни это, брат, и будь готов к переменам.

* * *

Манат помнила, какой восторг испытала, увидев то, во что превратилось огромное поле, тонущее за горизонтом вмести с голубым небом, по которому бешено неслись облака. Все огромное пространство было заставлено шатрами и кибитками. Сновали люди. Проезжали вооруженные группы всадников. Они все были такие разные и такие похожие. Доспехи и плащи, начищенные фибулы и ножны, наборные пояса, шаровары, крепкие куртки. Бороды и бритые лица, длинные косы и поблескивающие на солнце черепа. Но почти у всех на лицах светился неподдельный интерес. И ожидание. Привезенные на показ дочери ждали увидеть тех, кто определит их судьбу до самого ухода из этого мира. Их лица мелькали в крохотных оконцах кибиток, мимо которых следовал обоз. Девочек не показывали до момента выбора, и не покажут, если выбор не состоится.

Воины ждали Великого Ритуала, на котором определится избранный богом носитель копья и защитник степи, арады, как Нур, знала теперь Манат, думали о Большом совете, где они решат, как жить степнякам, если не на много лет вперед, то на много лунных оборотов точно.

Где-то вдали, наверное, в центре этого грандиозного "моря" колыхалось и переливалось в лучах светила полотнище — тамга. Их было много, у каждого арада свой на главном шатре. Но этот выделялся и тем, на какую высоту его поместили, и тем, какого он был размера, и яркостью, и блеском украшений. Царский родовой знак. Как змея, свивался он в причудливые кольца. Имк сказал, что это символ небесного барана. Великая благодать — ходит под таким знаком. Потому что не первое поколение этого рода имеет главное слово в Степи.

Обоз Нура шел по прямой, как полет стрелы, уходящей за горизонт дороге, так утрамбованной копытами и кибитками, что казалась она почти каменной, как те, что строили имперцы. Их дороги, вымощенные камнем, в отличие от остальных, были проходимы до глубокой осени. Арад Нур требовал подновлять их. Говорят, его примеру последовали и другие вожди. Это дорога рассекала лагерь, но была не единственной нитью, объединяющей дальние концы огромного поля.

Место арада северянки оказалось совсем не далеко от царского. Пустующий большой участок земли с единственным шатром с полотнищем Нурового рода — знаком Оленя примыкал к другому становищу, за которым уже и виделся роскошный царский шатер.

Манат, Самсара и Ара сидели в кибитке до тех пор, пока арад не расставил весь обоз в нужном порядке, выставив телеги по кругу, отделившись тем самым от остальных соседей.

Только после этого старшие женщины сошли на землю. И сразу же последовали в установленный шатер, туда же вскоре прошла и Манат, укрытая большим покрывалом.

Краем глаза девочка заметила, что у импровизированного входа уже стоят всадники и пешие, приветствующие Нура: одни хорошо одеты, на отличных, так почитаемых варанами лошадях, широкогрудых, низкорослых, сильных.

Другие не выделялись нарядом, зато были богаты оружием.

Имк пытался сделать вид гордый и представительный, но выходило это с трудом, потому что везде мальчишеские глаза успевали, а ноги так и норовили унести исследовать это огромное скопление новых людей и впечатлений.

Заботу о младшем брате взял на себя Заур, который бы и сбрую на Имка накинул, если б мог, дал бы и подзатыльник, но пока лишь грозно окликал.

И он сам, и арад Нур, и все сопровождающие обоз воины были облачены в доспехи. Они въехали на Великий Сход, как и положено, в полном блеске и силе своего рода. Манат наблюдала это через крохотное оконце— дырочку в кибитке.

Многие выходили из своих "углов" приветствовать Нура. А однажды даже преградила им путь группа всадников, одетых дорого и ярко.

Во главе ее на вороном коне гарцевала женщина-воительница. Длинные, черные косы ее змеями ползали по груди. Красный, как кровь, плащ развевался. Она, усмехаясь, подъехала к сидевшей в расслабленной позе и наблюдавшей за ней Урике.

— Хей, да будет век твой долог, арад Нур, пусть сытной будет жизнь и удачной охота, — голос у степнячки был грубый, как металл, которым скребли по его собрату, заставляя мурашки бегать по коже.

— И тебе Сумилла. И роду твоему. Отважная дочь Итилова готова попробовать себя в праве обладать копьем в этом ритуале? — послышался голос арада.

Его со своего места Манат видеть не могла.

— Попробую. Я достойна великого дара. Но боюсь, у меня есть соперница, — кинула насмешливый взгляд в сторону Урики Сумилла. — Ты знаешь, арад Нур, мой отец уважает тебя и весь мой род уважает тебя. Потому пришла я просить дозволения бросить вызов Урике. И просить не обижаться, если боги откажут ей в победе.

— Я дозволяю помериться силами, но не убивать. Ваши распри не стоят вашей крови.

— Давно Сумилла зла на Урику, — усмехнулась Самсара, расчесывающая волосы, сидя на полу и скрестив ноги.

Манат обернулась, с любопытством ожидая продолжения, как и Ара, оторвавшая взгляд от иглы.

— Не поделили они молодого воина. Была по сердцу ему наша воительница, но Сумилла богаче и знатнее, она дочь арада. Это ему Урика в лицо и сказала, пока тот решал, кому предложить себя. Правда, ни с одной он судьбу не связал, попросил в жены третью дочь арада Кумара, и не жалеет, хотя та и не воительница. Зато родила ему троих сыновей. А Кумар в зяте душе ни чает. Зов сердца — не самое нужное в хорошем роду, если и муж и жена головой думают. И если один уступить другому может. А воители — разве могут они уступать? Им на роду написано быть прямыми, словно палка и упрямыми, как мул.

Первая ночь посреди Большого арада тонула в кострах и песнях, в ржании лошадей, проносящихся по широкой дороге всадников, топоте копыт, гомоне и криках.

В шатре было темно. Ара спала в углу. Самсара вместе с мужем и сыновьями ушла на празднество. А Манат опять не могла уснуть, девочка сидела у самого полога и смотрела на огромный мир через оставшийся не затянутым небольшой просвет.

Как только взойдет светило, завертится колесо судьбы от малого к великому. Начнут завтра с Выбора невест, потом Великий Совет, потом Великий Выбор и лишь потом Большой торг.

Подготовлены на завтра длинная безрукавка и белая тканная рубаха. Две ленты для кос. И уже не раз рассказала Самсара, что бояться Манат нечего, но все равно страшилась девочка того, что ждало ее в шатре с высоким пологом. Как и все, кто прибыл обретать свою судьбу.

* * *

— Все, кто претендует на выбор молодых воинов и младших сыновей проходят этот путь, чтобы каждую увидели. Ты тоже пойдешь вдоль их ряда. Они будут сидеть на земле. Это значит, что они не опасны для дев, не держащих оружия. Это значит, что они ценят то, что женщина способна даровать им детей. Ты будешь доливать вино в те кубки, которые тебе протянут. Все остальное будут обсуждать уже Нур и выбравшие между собой.

Манат кивала головой, а сердце ее замирало от страха. Полный лучшего вина кувшин оттягивал руки, и хотелось уже побыстрее пойти туда, откуда слышались мужские голоса, чтобы все скорее закончилось. А больше всего хотелось обнять маму.

Большой царский шатер, предоставленный для выбора невест, тонул в шуме голосов. Девочек и девушек приводили и уводили матери и наставницы. Красивые, просто одетые, некрасивые, обряженные побогаче. Все они были бледными, когда за ними задергивался полог и раскрасневшимися, с блестящими глазами, когда возвращались обратно

— Не все проходят этот путь удачно в первый раз. Некоторым требуется время, — Самсара аккуратно поправила две крохотные косички, собирающие волосы с лица девочки, перетянутые лентами.

Мама говорила, что ей, Манат, нужен защитник. Но те, кого девочка видела, чуть отклонив полог, не походили на защитников, скорее наоборот. Высокие и низкие, смуглые с темными волосами, русыми волосами, утянутыми в косы, перевязанные кожаными лентами, с кинжалами, в шрамах, они походили на голодных молодых волков, готовых загрызть все, что попадется им на пути.

— Сати тоже так делала? — девочка сглотнула.

— Да, — Самсара улыбнулась и заправила прядку за ухо девочки, почти так же нежно, как это делала Хельга.

Это придало Манат сил.

Раз названная сестра справилась, значит и она сможет.

Девочка глубоко вздохнула, одернула кожаную безрукавку, доходившую до самых пяток. Самсара расчесала волосы северянки, и те переливались в солнечном свете, лившимся через щель в потолке, серебряными нитями.

Полог приподнялся, и Манат вышла на свет жаровен и под взгляды десятков глаз тех, кто искал выгоды и родства за счет брака с отпрысками сильных арадов.

Они все смотрели на нее удивленно, как смотрят на диковинное животное, мало того что оно необычно выглядит, так еще и походкой выделяется.

Девочка прошла уже четверть круга, но ни один кубок ей протянут не был. А за спиной волною следовал шепоток и смех.

Манат готова была заплакать, когда преодолела половину пути, но ей вдруг вспомнился Имк со свитком, на котором кто-то очень умный нарисовал рыб. И вот представилось девочке, что все эти юноши и мужи, что те самые рыбы. Одни толсты и кряжисты, другие худы и изворотливы. А может среди них есть чудовища... Все они открывали и закрывали рты, как рыбы, Манат помнила, когда покрытых чешуей обитателей реки еще живыми приносили в арад, или выкидывали из сетей на прибрежный песок. Конечно, воины не ловили драгоценный воздух, а переговаривались, но в таком шуме мало что можно было разобрать, если не наклониться к самому уху.

Длинный подол все же попал под ноги, сбив размеренный шаг и девочка, покачнувшись, рухнула на колени, кувшин с драгоценным напитком, который она сжимала двумя руками, вылетел и обдал красной волной оказавшегося рядом с ней воина.

Тот вскочил на ноги так быстро, что Манат не успела даже заметить движения, его рука впилась в локоть девочки и рванула вверх, зло, больно, поднимая северянку на ноги.

Воин выругался на каком-то непонятном наречии, выплевывая слова, под дружный смех всех, кто находился в большом шатре.

— Смотри, Кудаг, она сама тебя выбрала. Куда уж лучше может быть жена, если купает тебя в вине?! Ей, Обиженная, вернись и омой меня тоже! — крикнул кто-то из толпы выборщиков, протягивая кубок.

Девочка же боялась оторвать взгляд от утоптанной земли под ногами и сапог того, кто до сих пор удерживал ее локоть. Она ведь даже не запомнила его лица.

— Чья ты? — голос у самого уха девочки заставил Манат сжаться и зажмуриться от страха.

— Названная дочь арада Нура! — язык едва слушался северянку.

— И что же Нур даст за тебя?— в голосе скользнула усмешка.

А Манат наконец достало сил поднять глаза.

Он был возрастом, кажется, как Заур. Глаза его были серыми, по подбородку змеился шрам. Широкие плечи. Ястребиный нос. Длинные русые волосы, заплетённые в три косы.

— Я не знаю, — девочка попыталась высвободить руку, но воин не обратил внимания на ее жалкую попытку.

— Нур — сильный арад и не скупой. Если он даст за тебя десять жеребцов и одну молодую кобылу, я, пожалуй, над тобой сжалюсь.

Манат вдруг кольнуло обидой. Маленькое сердце, и без того стучавшее как у испуганного зайца, зашлось. Дети понимают слова по-своему. И не всем прощают причиненную боль. Над ней уже посмеивались. И тогда думала Ман, будь у нее отец, тот, кто пронзен стрелой, позволил бы он обзывать и жалеть ее, швырять грязью, отгоняя от веселой стайки детей, которым все равно, что твоя мать — жена арада, если с тобой не хотят играть.

Этот воин не станет ее защитником. Как и названный отец не защитил ее от издевок толпы.

Юноша наклонился и поднял оставленную на земле свою чашу.

— Наполни!

Ман того совершенно не хотелось. Но она не умела ещё противостоять чужим желаниям.

Горлышко кувшина клонилось и клонилось. Но сосуд был пуст.

* * *

— Пятый сын арада Логов хочет взять Манат. Приданное — восемь жеребцов, — Нур говорил об этом не громко, к тому же их с Самсарой отделял от девочки толстый кожаный полог, но северянка слышала даже дыхание названного отца.

— Кудаг ... — вторая жена арада была удивлена и не обрадована. — Он будет обижать ее. Не отдавай. Будут лучше женихи, она ещё слишком мала.

— Может, и будут, а может, и нет. Это просьба Хельги. Уж жизнь в араде Логов девчонке будет сытая . Не знаю, успеет ли дать ей детей воин...

— Ты назвал ее дочерью, — Самсара зашипела, как рассерженная кошка.

— Я избавил ее от рабской участи в Империи, я заплатил за нее и плачу сейчас, — повысил голос Нур.

— Да, но что тебе стоит привести ее на следующий год?

Нур опустился на пол, ножны ударили по настилу.

— Я сейчас не об этом думаю, Самсара. Важнее то, что будет завтра на совете. Судьба девочки решена.

— Тебе так хочется получить ласку северянки, что ты спешишь выполнить ее просьбу во вред ее же ребенку?! Она ведь не знает Логов род. Не знает, что они могут забить женщину за малейшую провинность.

Нур встал во весь рост, бряцнули пояс и ножны.

— Логов будет на моей стороне на совете. Вряд ли он продолжит поддерживать меня, если я откажу ему в такой малости, как невеста его пятому сыну. Он скажет, я пожадничал даже не собственной кровью.

Самсара тяжело вздохнула.

— Ты чувствуешь это. Я знаю. Ты мудр, мой арад. Ты чувствуешь... То, что случилось в святилище, не верно. Человечья кровь сильна. Жертва ее оказалась для богов сладчайшим нектаром. Совет выслушает тебя, брат уступил тебе. Но боги могут потребовать ещё. И я боюсь цены, Нур.