Ставшая свидетельницей этой сцены Хиш заметила личный ее характер, заметила, как опускается защитная решетка, как сквозит во взглядах недовольство и, отчасти, раздражение. Поднимая руку в перчатке и подводя коня ближе, сказала: — Я искала убежища от ливня, братья, когда вы прискакали. Извините за вторжение, оно было не намеренным.
Сильхас Руин, которому Хиш несколько лет назад подарила четыре месяца восторженного обожания, прежде чем он потерял интерес, отозвался первым. — Леди Хиш, мы знали, что не одни, но тени деревьев скрывали личность свидетеля. Да, это случайность. Знайте, что мы всегда будем вам рады.
Старые любовники неизменно бывали с ней вежливы — возможно, оттого, что она не пыталась никого удерживать. Да, разбитое сердце лишилось силы и тем более воли, она лишь ползет прочь с бледной улыбкой и унылым взором. В такой галантности, полагала она, скрыта простая жалость.
— Благодарю, — отозвалась Хиш. — Я лишь хотела показаться и немедленно оставляю вас наедине с воспоминаниями.
На этот раз ответил Аномандер. — Леди Хиш Тулла, вы неправильно поняли причину нашего визита. Чтобы вспоминать любимого отца, нам не нужно гробовой плиты. Сюда нас привело любопытство.
— Любопытство, — согласился Сильхас Руин, — и решимость.
Хиш наморщила лоб: — Господа, боюсь, я не понимаю вас.
Она заметила, что Андарист отвел взгляд, как бы не желая принимать участия в происходящем. Да, он не желает выказать неуважения, но не имеет и причины жалеть ее и потому не особо заботится о вежливости.
Трое братьев были отдалены друг от друга, даже когда собирались вместе. Все они высоки ростом, во внешности каждого есть нечто магнетическое, но ранимое. Они могли бы натягивать на плечи целые миры, словно мантии, не выказывая гордыни и наглости.
Белокожий, красноглазый Сильхас Руин взмахнул длинными пальцами, привлекая ее внимание к базальтовой плите. — По личному приказу отца, — сказал он, — высеченные слова скрыты на внутренней стороне. Они предназначены для него и лишь для него, пусть у него нет уже глаз, чтобы читать, и мыслей, чтобы обдумывать их.
— Как... необычно.
Загорелое, приобретшее оттенок светлого золота лицо Аномандера расцвело улыбкой. — Госпожа, нежность вашего касания не ослабела за все годы в разлуке.
Глаза Хиш невольно раскрылись шире, хотя, если подумать, причиной была скорее откровенная страсть в его тоне. Внимательно всмотревшись, она не обнаружила никакой иронии или жестокой насмешки. Аномандер стал первым ее любовником. Они были очень молоды. Она помнила времена смеха и нежности, и невинной беззаботности. Почему всё кончилось? Ах да. Он пошел на войну.
— Мы намерены были поднять камень, — пояснил Сильхас.
Андарист тут же повернулся к брату: — Ты намерен был, Сильхас. Оттого что желаешь знать всё. Но это будут слова Азатенаев. Для тебя в них не будет смысла, да так и должно. Никогда они не были предназначены нам и на укус наших глаз ответят горьким проклятием.
Смех Сильхаса Руина был мягок. — В эти дни ты полон суеверий, Андарист. Вполне понятно. — Так он отделался от брата и сказал Хиш: — Госпожа, мы поедем отсюда к месту, где строят новый дом Андариста. Там ждет нас резчик из Азатенаев, привезший заказанный Аномандером камень очага. Вот его свадебный дар. — Брат снова взмахнул рукой — она хорошо помнила его небрежный жест. — Всего лишь малое отклонение от пути, какой-то импульс. Может быть, мы сдвинем камень, а может и нет.
Импульсивность — не та черта, которую Хиш привыкла увидеть в Руине, да и в любом из братьев. Если их отец решил подарить слова темноте, то в честь женщины, которой служил всю жизнь. Она снова поглядела в глаза Аномандеру. — Открыв гробницу, вы примете в себя воздух мертвеца — и это не суеверие. Что последует, проклятие или болезнь — на это ответят лишь провидцы. — Она натянула удила. — Прошу, задержитесь немного и позвольте мне отъехать.
— Вы в Харкенас? — спросил Сильхас.
— Да. — Если он ждал дальнейших объяснений, то напрасно. Хиш подала коня вперед, на тракт, что перебирался через вершину холма. Крипты по сторонам древнего кладбища словно присели, ожидая новой атаки ливня; затянувший почти всё мох бы таким ярким, что болели глаза.
Хиш Тулла ощущала, что ее сопровождают взгляды; гадала, какими словами они могут сейчас обмениваться, то ли слегка удивленно, то ли исполнившись презрения, если старые воспоминания проснулись — хотя бы в Аномандере и Сильхасе — порождая то ли сожаления, то ли печаль. Но они посмеются, отгоняя беспокойство, пожмут плечами, стряхивая следы давно прошедших бездумных лет.
А затем, по всей вероятности, Сильхас напряжет мышцы, снимая могильный камень и глядя на тайные слова, вбитые в черный пыльный базальт. Да, он не сможет их прочесть, но узнает иероглиф там, иероглиф тут. Сумеет догадаться о послании отца к Матери Тьме, как будто услышав фрагменты не предназначенного для чужих ушей разговора.
Дыхание мертвеца принесет вину, горькую и застоявшуюся, и все трое вкусят ее и Андарист познает ярость — ибо не такой вкус нужно приносить в новый дом, к жене, не так ли? Он имеет полное право быть суеверным — знамения отмечают все важные перемены в жизни.
Запах горький и застоявшийся, запах вины. Мало отличимый, честно говоря, от запаха мертвой розы.
— Даже сегодня, — пробормотал Аномандер, — сердце взлетает от одного ее вида.
— Лишь твое сердце, брат?
— Сильхас, ты хоть иногда меня слушаешь? Я тщательно отбираю слова. Может быть, ты говоришь только сам с собой.
— Наверное, так и есть. Признаю, она по-прежнему мила для взора и если я нахожу ее желанной, но в этом нет ничего постыдного. Думаю, мы даже сейчас похожи на листья с упавшего дерева, что кружатся за ее спиной.
Андарист молча слушал их, не в силах разделить приятные воспоминания о красавице, что выехала из теней под деревом. Этот момент показался ему подходящим, чтобы отвлечь братьев, в особенности Сильхаса, и отговорить от намерений. Потому он повернулся к Сильхасу и начал: — Брат, почему ты порвал с ней?
На белом лице Руина остались капли и струйки дождя, словно на лице алебастровой статуи. Он сначала вздохнул, затем ответил: — Андарист, хотелось бы мне знать. Нет. Думаю, я понял, что она ... эфемерна. Словно неуловимый клочок тумана. Она щедро дарила внимание, но казалось, чего-то не хватает. — Он потряс головой и беспомощно пожал плечами. — Уклончива как мечта наша Хиш Тулла.
— Она не меняется? — спросил Андарист. — Мужа не взяла.
— Полагаю, все ухажеры сдались, — ответил Сильхас. — Всякий, кто подходит близко, слишком четко видит свои недостатки и в стыде отдаляется, чтобы не вернуться.
— Может, ты прав, — задумчиво сказал Аномандер.
— Похоже, одиночество не доставляет ей страданий, — заметил Сильхас, — да и я не вижу порока в ее влечении к величию и совершенству. Эта элегантная отстраненность... она является, словно шедевр высокого искусства. Тебе хочется подойти поближе, отыскать ошибки в работе создателя — но чем ты ближе, тем менее четко она видится твоим глазам.
Андарист заметил, что Аномандер пристально уставился на Сильхаса. Однако по словам стало ясно: мысли его ушли совсем в ином направлении, нежели у брата. — Ты видишь в Хиш Тулле потенциальную союзницу?
— Честно говоря, не знаю. Она кажется самим определением нейтральности, не так ли?
— Именно, — согласился Аномандер. — Что же, обдумаем это в иной раз. А пока... ты займешься могильной плитой?
Закрыв глаза, Андарист ждал, что же ответит брат.
Сильхас не стал медлить. — Вижу новый дождь, а нам ехать еще лиги. Почва долины сулит грязь и опасность поскользнуться. Предлагаю отложить и это дело. Спокойнее, Андарист. Я не сделаю ничего, способного омрачить твое будущее, и пусть знамения и прочее кажутся мне чепухой, перед тобой совсем иные заботы. Прости, если я показался насмешником, и пусть хромой пес не пересечет наш путь.
— Благодарю, — отозвался Аномандер, оглядываясь и встречая теплый взгляд Сильхаса. — Я не стану огорчаться твоим насмешкам, хотя я такой надменный и раздражающий.
Улыбка Сильхаса стала широкой, он засмеялся. — Веди же нас. Твои братья готовы встретить знаменитого каменщика и взглянуть на его изделие.
— Знаменитого, — пробурчал Аномандер, — и чертовски дорогого.
Они вернулись к лошадям и влезли в седла. Развернулись и пустились в дорогу.
Андарист искоса глянул на Аномандера. — Надеюсь однажды ответить на твою жертву, брат, чем-то столь же достойным и благородным.
— Где монетой стала любовь, не бывает жертвы слишком великой, Андарист. Видя такое богатство, кто стал бы колебаться? Нет, я лишь дразню тебя, брат. Надеюсь, дарение подарит мне много удовольствия, надеюсь, ты и твоя невеста найдете удовольствие в ответных дарах.
— Я вспомнил, — сказал Андарист, чуть помедлив, — о даре отца. Мать Тьма отметила его верность, возвысив сыновей, и ты, Аномандер, возвышен пуще нас.
— К чему ты клонишь?
— Ты позволил бы Сильхасу осквернить могилу отца?
— Осквернить? — воскликнул Сильхас в потрясенном неверии. — Я только хотел...
— Разбить печать, — закончил за него Андарист. — Как еще это можно назвать?
— Тот миг миновал, — сказал Аномандер. — Больше не будем об этом. Братья, впереди чудесное время. Оценим же его сполна. Кровь течет между нами и будет течь вечно, и в том величайший дар отца — кто из вас возразит?
— Никто, конечно, — прорычал Сильхас.
— И пусть я возвышен как Первый Сын Тьмы, я не буду стоять один. Вижу вас по сторонам. Мир станет нашим наследием — мы добьемся его вместе. То, что нужно сделать, мне не сделать в одиночку.
Они долго скакали в молчании. Наконец Сильхас встряхнулся. — Хиш Тулла глядела на тебя с обожанием, Аномандер. Она увидит благородство того, что ты ищешь.
— Надеюсь, Сильхас.
И Андарист сказал: — Пусть я не знаю ее так же хорошо, как вы, репутация говорит о ее приветливости и некоей... цельности, и ни разу не слышал я направленных против Хиш Туллы слов презрения, а это само по себе примечательно.
— Тогда мне сблизиться с ней? — спросил Аномандер, глядя на братьев.
Они кивнули.
Аномандер верно поступил, подумалось Андаристу, напоминая о том, что их ждет. Близится борьба и во имя Матери они окажутся в самом центре. Нельзя позволить ссор и разделения меж собой.
Сквозь ветви деревьев вдоль дороги виднелось ясное небо, солнце сияло, окрашивая листья золотом.
— Кажется, — заметил Сильхас, — впереди дождя нет, Андарист. Полагаю, твои зодчие будут довольны.
Андарист кивнул. — Говорят, Азатенаи имеют власть и над землей, и над небом.
— Это земли Тисте, — возразил Аномандер. — Земли Пурейк. Не припоминаю, чтобы мое приглашение распространялось на экстравагантное волшебство. Хотя — добавил он с легкой улыбкой, — не нахожу серьезных возражений перед чистым небом впереди.
— Мы приедем, окруженные паром, — засмеялся Сильхас. — Словно дети хаоса.
Зависть была эмоцией нежеланной и Спаро жестоко сражался с ней, когда слуги — плотный брезент в руках — медленно отступали от телеги, когда ткань легко соскользнула в поверхности камня очага, вызвав изумленные вздохи отряда каменщиков и плотников.
Тяжелые камни основания нового дома вытесаны Тисте. Спаро не нужно было оборачиваться и глядеть на них, чтобы понять, насколько их значительность уменьшается пред ликом творения Азатеная. Предназначенный царить в середине Главного Зала камень ляжет, словно идеально обработанный самоцвет в россыпь речной гальки. Чувствуя себя мелким, он не стал возражать, когда стоявший рядом здоровяк крякнул, сказав: — Отводи рабочих, добрый Спаро. Для переноса камня я пробужу колдовство.
Пот сочился по спине Спаро, под грубой туникой. — Хорошо, — рявкнул он своей команде. — Отойти на безопасное расстояние. Всем! — Он проследил, как они поспешно отбегают, опасливо глядя в спину Азатеная, Великого Каменщика.
— Бояться не стоит, добрый Спаро.
— Магия земли жестока, — отозвался Спаро. — Нам с ней всегда нелегко.
Новое хмыканье. — Но вы, Тисте, призываете ее дары снова и снова.
Что было вполне справедливо. Он глянул на Великого Каменщика, в очередной раз ощутив почти физическое давление его особы — словно Азатенай таит в себе готовую вырваться угрозу; снова узрел звероподобную грубость лица (казалось, до подобной дикой вспышки остаются считанные мгновения). — Пища вкуснее, владыка, если вам удается не поранить руки в процессе приготовления.
— Так ты не охотник, Спаро? Такое обычно среди Тисте?
Пожимая плечами, Спаро ответил: — С недавних пор обычно, ведь почти все звери убиты и не приходят вновь в наши земли. Похоже, дни славных охот скоро окажутся в прошлом.
— Понадеемся же, — загудел каменщик, — что Тисте не устроят охоты на последнюю добычу.
Спаро нахмурился. — И на каких же это тварей?
— Как? Друг на друга, разумеется.
Сказав это, Азатенай стянул овчинный плащ, позволив ему упасть позади, показывая толстую, покрытую разрезами кожу жилета, широкий пояс с ожидающими инструментов бронзовыми кольцами, и направился к повозке. Сверкая глазами в спину чужака, Спаро пережевывал последние его слова и находил вкус во рту неприятным. Азатенай может быть искусником придания формы камню, в его крови бушует сырая магия земли — но все таланты не извиняют подобной завуалированной дерзости.
Но передай он разговор лорду Аномандеру, тот увидит лишь напрасную жалобу, гнев станет признаком бесчестия, отражением простой зависти. Одно дело, если тебя причисляют к лучшим каменщикам Тисте, но явление Азатенаев — словно соль на открытую рану!
Внезапный жар наполнил воздух, словно тяжко вздохнула земля. Дюжина рабочих с бормотанием отошла еще дальше, прячась среди лесов и груд мусора у другой стороны здания. Сражаясь с беспокойством, Спаро следил, как камень очага поднимается над дном телеги. Волов уже отвязали и увели, избавляя от паники при пробуждении силы Азатеная. Едва огромный блок базальта соскользнул с края, Великий Каменщик пошел к дому, а камень плыл позади, словно верный пес. Однако там, где он пролетал, земля проседала, как будто под тяжким весом. Летели в стороны мелкие камешки, поднятые незримым колесом, а другие рассыпались пылью. Треск энергии заполнил воздух, лучи жары обуглили траву; дым окружил тропу, по которой Азатенай влек камень на место назначения.
Спаро услышал стук копыт со стороны обсаженной деревьями дороги с холмов и обернулся вовремя, увидев лорда Аномандера и его братьев, выезжавших из-под полога леса. Всадники резко натянули поводья, осознав, что творится перед ними. Не обращая внимания, Азатенай шел и камень скользил следом — через полукруглую лужайку перед домом и по насыпи, означавшей еще не построенный вход. Под весом летящего камня насыпь просела, плотную землю пронизали трещины.
Андарист спешился и подошел к Спаро. Тот поклонился: — Милорд, я просил Азатеная ждать вашего появления, но он лишен терпения.
— Не важно, Спаро, — сказал Андарист, не сводя взгляда со скользившего над порогом камня. Стены были еще низкими и не мешали видеть, как Великий Каменщик заводит свое творение на земляной пол, что станет Главным Залом. Приближаясь к неглубокой яме, камень очага оставлял в земле борозду.
