Зона захвата

— Да.

— При нём-то всё и началось. Хотя он, по сути, и ни при чём был — живой труп. Без бригады реаниматологов ни шагу. Остальные Черненко прикрывались и вертели, как им заблагорассудится. За десять с лишним лет его "правления" бардак разросся до невиданных пределов. А как в две тысячи первом Черненко помер, так вообще началось невообразимое.

— А что началось? — спросил Андрей.

Он вернулся с пустым ведром и стал наполнять его снова.

Илья многозначительно посмотрел на Липатова.

— Ну, правда, не помню, — виновато сказал Андрей. — Сколько тебе повторять?

— Двоевластие. Верховный Совет раскололся на два лагеря.

Парнишке, похоже, было не впервой проводить политинформации, и он шпарил тщательно подготовленными предложениями.

— Этому в значительной мере способствовал начавшийся ещё при Черненко парад суверенитетов под лозунгом "больше власти местному самоуправлению". Чуть ли не каждая из областей тянула одеяло на себя. Некоторые регионы и раньше были донорами, а тогда из них начали выжимать последние соки. Тамошние руководители встали на дыбы и заговорили об отделении от Москвы. Другие области оставались дотационными, они приняли сторону центра.

Рассказчик замер и после секундной паузы спросил:

— Это помнишь?

— В общих чертах, — ответил Андрей, впитывая, как губка, незнакомую информацию, стараясь по возможности скрыть обуревавшее чувство: вот попал, а!

— Ну, вот, эти десять с лишним лет и коробит страну вместе со всем народом. Одни за Блок Регионов, во главе которого Даниловский Пётр Нилович. Он удерживает совсем отдалённые от Москвы территории.

Другие за федеральную власть, то бишь за Центр. Там руководит Шелепин Станислав Аркадьевич.

А четыре года назад началась гражданская война. Кровь лилась рекой, столько народу полегло, особенно мирного населения... Чуть более года, как заключили перемирие.

— А мы сейчас на чьей земле? — спросил Андрей.

— Мы? — усмехнулся Илья и, тяжело вздохнув, пояснил: — Есть ещё так называемые ничейные территории. Они не подчиняются вообще никому. Ни у Центра, ни у Блока Регионов нет сил, чтобы навести порядок в таких районах. В них заправляют местные "бароны", типа Маги и ему подобных, которые постоянно воюют между собой.

— Так вот почему мы строим укрепрайон, — догадался Липатов.

— Восстановил я твою память? Вспомнил теперь, на какой мы земле?

— Да, спасибо. А то у меня и впрямь провал после контузии.

— Так за кого ты всё же воевал, а? — недобро прищурился Илья.

— А ты? — парировал Липатов.

— За кого надо, — процедил парень.

— А я не воевал. Правда, — ответил примирительно Андрей.

— Ну-ну. Не воевал, так не воевал, — хмыкнул напарник. — Давай, тащи ведро. А то нарвёмся на наказание. Без еды оставят, да ещё палок получим.

Андрей торопливо подхватил дужку, чувствуя, что ведро становится всё тяжелее, а до конца светового дня ещё ой как далеко. И нет никакой надежды на спасение...

14

Прошло семь дней.

Пленники вкалывали на износ. Работа чередовалась каждый день — стройка, поле. На скудной кормёжке Липатов здорово похудел. Комбинезон с чужого плеча, вначале сидевший как влитой, теперь свободно болтался. Андрею даже пришлось подвязывать проволокой штаны, дабы избавиться от ощущения, что они вот-вот спадут.

Он уже притерпелся к провонявшей заскорузлой одежде и таким же портянкам, перестал обращать внимание на щетину, покрывшую прежде всегда гладко выбритый подбородок, и стоически терпел траурную кайму под отросшими ногтями на руках.

Тяжело переносилось постоянное чувство голода из-за одноразовой вечерней кормёжки. В глазах уже частенько "плыло", хотелось лечь и не вставать, уснуть и проснуться дома, в своём мире.

Но каждое утро раз за разом звучала безжалостная команда: "Подъём!"

А потом весь день тяжёлая без перерывов пахота.

Картофельное поле никак не заканчивалось. Приходя на него через день, Липатов сравнивал, сколько убрала его "бригада", и сколько вторая. Получалось примерно поровну — филонить надсмотрщики не позволяли. Всю неделю погода стояла отличная — самое то для уборки урожая. Только никакого удовлетворения это не приносило. Оно и понятно.

Строительство укрепрайона тоже продвигалось, но работы оставалось ещё немало. При этом Андрею не давали покоя мысли о том, что со всеми пленниками будет дальше, когда, в конце концов, закончится это чёртово поле и завершатся работы на укрепрайоне. Наверняка, найдут еще какую-нибудь работёнку. На то и рабы, чтобы работать.

Раб...

Эта мысль была невыносимой. Он — раб. И где?! В чужой реальности, способ возвращения из которой ему неизвестен. Нет, не верится в возможность подобного. Тем не менее, он здесь и он — раб.

А ведь есть совсем другой мир. Его мир. Где иная жизнь, где родители, друзья, работа, квартира, Ленка... Не думать, не думать об этом, иначе становится невмочь. От отчаяния хочется орать, выть, биться головой о стену. Но нельзя. Нельзя.

Надо держаться и думать, как бежать. Иначе он загнётся от недоедания и тяжёлой пахоты. Тех, кто стал бесполезным, пристреливают на глазах у остальных без всякой жалости: рабов достаточно — каждый день привозят новеньких. Конвейер работает без сбоев. Люди влачат жалкое существование под постоянной угрозой оказаться у последней черты.

Трупы бандиты утаскивают.

Андрей успел сориентироваться и понять, что на территории бывшей фермы, а ныне почти достроенного укрепрайона, есть один хорошо отремонтированный коровник, вокруг которого круглосуточно стоит усиленная охрана. Туда и стаскивают мертвецов. И именно оттуда порой доносятся таинственные и от этого пугающие звуки: то ли воет кто-то, то ли рычит. Хотелось бы сказать по-звериному, но не похожи эти звуки на голоса зверей. Во всяком случае, на известных Андрею зверей.

Но кого-то же там держат? Кому-то же таскают трупы, судя по всему — на съедение. Иной вариант в голову Липатову не приходил, кроме того, ему приходилось слышать косвенные подтверждения правоты собственных догадок.

Но что за твари питаются мертвецами, и зачем они, собственно, понадобились Маге и его приспешникам?

От этих вопросов без ответов становилось жутко. Думать о них не хотелось, но мысли упрямо возвращались к таинственным звукам, а слух то и дело улавливал что-то странное.

15

Мага, или, как к нему обращались все пленные — Хаким-бей, оказался человеком высоким, сильным, с хорошей выправкой военного. От всей его фигуры веяло властностью и непререкаемым авторитетом. Недаром Магу побаивались все, без исключения, бандиты. Что уж говорить о пленниках — тут спина без напоминания гнулась, если вдруг Магомед соизволял заговорить с кем-нибудь из своих рабов. Такое порой случалось. Но все разговоры сводились к одному: нравится ли здесь пленным, не обижает ли их кто, есть ли какие-то пожелания или требования?

Подобная издевка многими переносилась легко — лишь бы не били, не оставляли без еды. Однако некоторые пленные смирялись только для вида. Это ничуть не волновало проницательного Хаким-бея. Он спокойно смотрел на такого раба, и его светло-голубые глаза говорили о непреклонной воле, а безбородое и безусое лицо, так несвойственное стереотипному облику боевика, оставалось каменным и надменным.

За прошедшую неделю на ферму дважды приезжали неизвестные — военные и гражданские. Они в сопровождении Маги проходили в ангар и находились там подолгу.

Всё это Андрей подмечал, работая на стройке.

Он твёрдо решил бежать. Будь что будет. Его даже не испугала участь Ильи. Тот бежал с поля, воспользовавшись тем, что бородачи отвлеклись на выскочившего из леса зайца. В ушастого тут же полетели картофелины, раздались громкие посвисты, улюлюканье. Охранники скучали и были рады любому развлечению.

Липатов в тот день работал в паре с другим невольником. Рабам не полагалось отвлекаться, они продолжали монотонно работать, в то время как Илья отнес полное ведро и скрылся за большой картофельной кучей, а потом скользнул в кусты, растущие по краю поля...

Хватились его быстро. Охранники увидели, как оставшийся в одиночестве напарник беглеца сам подкапывает кусты и собирает картошку. Напарника жестоко избили за то, что он сразу не донёс о побеге.

Женщины, работавшие в поле, боязливо отвернулись, лишь бы не видеть жестокой экзекуции. Немногие мужчины нашли в себе силы смотреть, как несчастного бьют — безжалостно, не просто с целью наказания, а с твёрдым намерением убить.

Утробные выкрики и стоны прекратились быстро. Жертва замолчала. И лишь прерывистое, редкое дыхание свидетельствовало о едва теплившейся жизни в измочаленном, истоптанном теле, которому очень больно.

Несчастного закололи вилами и быстро организовали погоню. Однако поймать Илью смогли только к вечеру.

Всех рабов построили. Беглеца выволокли и привязали к столбу, служившему опорой для небольшого навеса перед входом в коровник.

Раздетого до пояса Илью били палками двое мускулистых бородачей. Били долго. Парень уже давно не кричал, потеряв сознание, а палачи продолжали своё дело, обрушивая палки на окровавленное тело беглеца.

Утром Андрей вышел из коровника одним из первых и заметил, как от привязанного к столбу мёртвого тела метнулись в стороны несколько здоровенных крыс. А к вечеру, когда невольники вернулись с работ, останков Ильи уже не было. Лишь столб с засохшими потёками крови оставался предостережением: бежать бессмысленно, смерть будет мучительной и нескорой.

Работая весь день в поле, Липатов примерялся к ситуации, как бы он ушёл в побег, что бы сделал. Его сотрясал озноб от охвативших эмоций: бежать! Пока есть силы, надо бежать.

Однако и этот день прошёл, как и предыдущие. Ни на что Андрей так и не решился. И всё же мысль о побеге прочно овладела сознанием. Нужен лишь шанс, пусть самый незначительный, а решимости, несмотря на постоянный страх за свою жизнь, ему хватит.

Ночью Липатов проснулся от мучительного желания сходить в туалет. Какое-то время лежал в раздумье: вставать — не вставать. Потом решился: мочевой пузырь не резиновый.

Который был час, Андрей понятия не имел. В небольшое прямоугольное окошечко под потолком заглядывала темнота. Поэтому у Липатова была слабая надежда прихватить ещё часок-другой сна.

Он направился в отдалённый угол коровника. По какому-то молчаливому, без всякого обсуждения, согласию пленники — и мужчины, и женщины — устроили там отхожее место на случай, если кому-то приспичит ночью.

Пробираясь почти на ощупь, Андрей вдруг услышал приглушённый мужской голос:

— Давай, да...

Ему отвечал другой, неуверенный, тихий:

— Нет... Не надо... Я не хочу... Зачем так со мной?..

Первый настаивал, от волнения срываясь на хрип:

— Давай, да...

От неожиданности Липатов едва не упал, запнувшись. Умудрился сохранить равновесие, забыв, зачем собственно шёл.

Он неслышно подобрался к одному из многочисленных столбов, подпирающих крышу, и отсюда увидел пару силуэтов. Приглядевшись, узнал старого Ахмеда — одного из охранников, а вторым оказался тот самый парень, с которым ему пришлось бок о бок покидать город.

Уж чего-чего, а этого Андрей никак не ожидал. Он думал, что увидит кого-то из пленников — мужчину и женщину, а тут...

Меж тем Ахмед проявлял активность, уговаривая паренька, а тот отнекивался, но всё слабее, неувереннее. И вот старый кавказец, тяжело сопя, расстегнул ширинку, обхватил двумя руками голову паренька, стоявшего перед ним на коленях. Послышалась короткая возня, удовлетворённый стон Ахмеда и рвотные спазмы паренька.

— В сторону трави, шакал! — возмущённо зашипел бородач.— Штаны мне испачкаешь, да! Всё... Иди сюда!

— Я не буду...

— Сюда, я сказал... Вот так... А-а-а...

Липатову стало настолько противно, что его самого едва не вывернуло. Он незамеченным вернулся, так и не сделав своего дела, и до утра уснуть уже не смог. Сердце бешено колотилось от осознания собственного бесправного положения, отвращения... Буря эмоций захлёстывала Андрея, ему казалось, что он до сих пор слышит сладострастные стоны Ахмеда. Не уходила назойливая мысль: "Вот оно как... Вот оно как..."

Утром, на подъёме, паренька не досчитались. Охранники кинулись его искать и нашли повесившимся на старой электропроводке неподалёку от того самого отхожего места.

Труп убрали. Староста Никодим лишь покачал головой и не стал устраивать расспросы.

Андрей исподтишка следил за Ахмедом, но тот вёл себя как обычно. Ничто не указывало на его причастность к самоубийству пленного, не выдержавшего издевательств.

Весь день, работая на стройке, Липатов не мог избавиться от видений прошедшей ночи. В конце концов, решил: да сколько же можно, хватит! Этому парню уже ничем не помочь. Он даже не знал, как звали самоубийцу, да признаться, ему не было никакого дела до этого. Тут каждый сам за себя.

Вечером, после ужина, произошло то, чего Андрей и предположить не мог. Ахмед, глядя на него многозначительно, вполголоса произнёс:

— Иди за мной, Мажор.

Липатов от неожиданности вздрогнул и тут же заметил, как насмешливо посмотрели на него бородачи, принёсшие ужин. Он почувствовал, что лицо горит краской стыда, всё его нутро наполнилось возмущением:

"Что??? Мне!!! Мне предложили такое!!! Ах ты тварь черножопая!!!"

И всё же он послушно последовал за пожилым костлявым кавказцем, уверенно вышагивающим кривыми короткими ногами, и вышел с ним на улицу. В душе зажглась слабая искорка — может, ему не придётся выслушивать гнусные предложения, может, ему поручат какую-то работу.

Однако Ахмед развеял эту робкую надежду. Он сразу взял "быка за рога":

— Мажор, хочешь жить хорошо, да? Хочешь кушать нормальную еду, а не эту баланду, да? Хочешь лёгкую работу?

— Конечно, хочу, Ахмед.

Липатов решил не показывать, что понимает, о чём речь, что ему известно о событиях прошедшей ночи: не ясно, как отреагирует этот черножопый сладострастник. Изобьёт ещё, чего доброго, а то и вообще грохнет в порыве злости. Ему за это ничего не будет. Никто не станет разбираться, почему охранник избил или лишил жизни раба. Значит, так надо, значит, за дело.

Но самое главное — у Андрея мгновенно, сам собой сложился план. Он сразу же почувствовал себя увереннее, хотя и приложил немало усилий, чтобы скрыть свои чувства. Однако краска стыда на лице горела, что на Ахмеда произвело возбуждающее воздействие.

Кавказец задышал чаще, придвинулся. Липатов держался изо всех сил, чтобы не отпрянуть и сыграть роль как можно более правдиво.

— Молодец, Мажор, — с хрипотцой произнёс бородач. — Ты умный, да. Понимаешь, что к чему. Я тебе помогу, а ты отсоси у меня, да? Согласен?

— Только никому не говори, Ахмед.

— Что ты, дорогой! Зачем я кому-то скажу?! Только ты и я. Никто не узнает. А я тебе помогу, да. Сегодня ночью я приду к тебе.

— Я сейчас хочу, Ахмед.

Сказав это, Андрей будто прыгнул в пропасть. Всё, теперь обратного пути нет: или пан, или пропал. Ждать ночи нельзя. Из охраняемого коровника потом не выйти.