Даже я уже знал, что "малява" (то есть письмо, подброшенное или переданное с нейтральным лицом) — это плохо. С вежливыми предложениями присылают парламентёра. А малява — это ультиматум. Последнее предупреждение и знак неуважения одновременно.

— О-о-ох, — выдохнул Каланча.

— А что пишет-то? — хмуро поинтересовался Полоз.

— В любви объясняется! — съязвил Кот.

Тряханул головой и продолжил:

— Дракула гонит на то, что это мы устроили подляну, и хочет объявить "святой союз" — это когда все банды объединяются против одной, нарушившей правила. Такое уже бывало; сидела на Восточном квартале одна бандочка, называлась "волки"... Вроде бы, с полицией какие-то шашни завела, им даже электричество подключили... Там вырезали всех, сечёте? Всех, до единого — парней, девчонок, "служивых", "огрызков". А у Дракулы, между прочим, есть причина для такой заявы. Он кивает на твою, Птаха, выходку. Вроде как, ты к легавым тогда бежал, только не состыковалось у вас что-то. А теперь скажи — докажешь ты кому, что из-за Весёлого Джо под лучи полез?

— Слышь, Кот, — неуверенно протянул Каланча, — а может, он и впрямь к легавым бежал? Странно все это...

— Никшни! — обрезал его лейтенант.

Добавил веско:

— Была бы у меня хоть капля сомнения, он бы сейчас тут с нами не разговаривал.

И повернулся ко мне:

— Сечёшь? Своим — и то не верится.

— И что теперь?

— Н-ну... Есть варианты, — прищурился Кот. — Скажем, можно выставить твою голову на перекрёстке. Отдельно от тела, хе. И решён вопрос, никакого "святого союза". Как тебе?

Я молчал.

— Правда, есть проблемка. Вопрос с "северными" это никак не решает, — не дождавшись моей реакции, продолжил "лейтенант". — С "северными" тогда всё равно придётся разбираться. Есть ещё вариант. Мы отправляем тебя к ним — парламентёром.

Кто-то из присутствующих негромко присвистнул.

— А вот теперь слушай во все уши, — приблизив своё лицо к моему, прошипел Кот. — Чем просто на съедение отправлять, я лучше сам тебя, придурка, зарежу. Но есть вариантик ещё такой: у тебя будет возможность пришить Дракулу. И вот это все наши запутки разрешит самым лучшим образом. И тебе, коли жив останешься, уже никто ничего не предъявит. Врать не буду: шанс невелик, но хоть малый, да есть. У тебя лично только в этом раскладе он вообще есть, сечёшь, Птаха? Влип ты, парень, по самую маковку. Но тут — если и помрёшь, то хоть как правильный пацан, а не как сука. Вот только — потянешь ли? Не сканишь?

Доморощенные психологические изыски Кота пропали втуне — до сознания они просто не доходили, мельтешили тусклым фоном на обочине. И так всё ясно. В голове стало звонко, в груди — пусто и холодно.

И ведь действительно сам нарвался.

Наверное, я молчал слишком долго, прежде чем смог выдавить вопрос:

— Как я убью Дракулу?

— О, это деловой разговор, — явно обрадовался Кот. — Тут я тебе помогу.

Лейтенант вытащил из кармана футлярчик, аккуратно открыл и показал мне небольшую вещицу — гладкую трубочку толщиной со спичку и примерно такой же длины, с каплевидным утолщением на одном конце.

— Редчайшая вещь, — похвастался он. — Из арсенала спецслужб, по случаю досталась.

Он покрутил трубочку в пальцах.

— Смотри, внутри — иголка, вернее даже стрелка, но размером с иглу. На ней — яд, моментальный. Трубочка устроена так, что стрелка сама выпасть не может, ею можно только стрельнуть. Трубочку прячешь во рту, между десной и верхней губой — никто не увидит, даже если в рот станут заглядывать. Яд слюной не растворяется, так что ты не отравишься, если не уколешься. Ну, просто сделай все правильно. Придавливаешь языком — вот так — и прикусываешь кончик, понял? Не переверни. Выстрелить стрелкой можно метра на три, баланс идеальный, так что если попадёшь — она вопьётся. Лучше, конечно, стрелять не в одежду, а, скажем, в лицо. Если боишься промазать — пуляй в тело, но тогда уж подберись поближе. Шанс, сам понимаешь, один. К сожалению, не могу дать тебе потренироваться — вещица одноразовая.

Кот глянул на меня испытующе; видать, убедившись, что в обморок я пока не падаю, продолжил:

— Теперь вот что. Ты придёшь как парламентёр, и Дракула обязательно тебя выслушает. Будут пугать — не верь: как бы ему не хотелось тебя на куски порвать, сначала он выслушает, сечёшь? Тогда и действуй. Не пытайся приблизиться — это их насторожит. Выжди, пусть убедятся, что ты безопасен. Потом заинтригуй чем-нибудь. Говори потише или вовсе шепчи. Если сумеешь, можешь разыграть что-то наподобие сердечного приступа, только не переиграй. Просить, плакать — всё не впадлу, если ради дела. Пусть только подойдёт. Помни, у тебя один шанс, ты понял?

— А что говорить?

— Да что хочешь. Твоя задача — плюнуть в него стрелкой. Плети что-нибудь... Скажем, про то, что мы нашли стукача. Это всегда интересно. Что имеем доказательства. Пообещай имя, а потом начни ломаться. Примерно так.

Теперь. У тебя будет единственная возможность унести ноги — в тот момент, когда Дракула будет подыхать, а все окружающие пялиться на него. Вот план здания, изучи его, вызубри на память. Всё зависит от того, где он тебя слушать станет. Дракула пижон, он устроил себе "тронный зал" на пятом этаже, с видом на свой район. Если всё будет там, вниз не беги — из здания ты не выйдешь, слишком много людей. Беги наверх, попытайся спрятаться до ночи, а в темноте выбирайся.

Смотри сюда. Это план квартала, вот тут — канализационный люк. Сверху он просматривается часовыми. А внизу мы будем тебя ждать. Если успеешь нырнуть — мы тебя вытащим. Моё слово. Ждать будем до утра. Потом я попытаюсь навести справки, есть у меня источники. Если узнаю, что тебя все ещё не нашли — приду и в следующую ночь, и сколько понадобится.

Кот перевёл дыхание — под конец он излагал почти скороговоркой, совершенно для него не характерной — и добавил уже своим обычным тоном:

— Но ты понимаешь — все это в том случае, если Дракула будет уже мертв.

Я молча кивнул и принялся изучать планы.

* * *

Парни ушли, а я ещё долго мусолил бесполезные, в общем-то, бумажки.

Потом плюнул и пошёл вниз.

На лестнице мне повстречался Ржавый, вроде бы невзначай притёр к стене, не давая прохода.

— А знаешь, как казнят у "северных"? — злорадно зашептал он, и я подумал о том, что Ржавый, конечно, не простил мне того удара. — Хочешь, расскажу?

— Ну? — спросил я с напускным равнодушием.

— Человека, связанного, суют в бочку, и туда же — пару-тройку кошек, а потом крышку закрывают и через дырочку наливают воду. К тому времени, как бочка наполнится, человек остаётся без скальпа и без лица, частенько — без глаз, но это уж как повезёт.

— Проще сразу утонуть.

— Вот ты и попробуешь! — захихикал мой бывший приятель.

— А как казнят у нас? — Холодно поинтересовался я.

Ржавый хекнул.

— Тебе уже неважно, — заявил он. — Но если вдруг поживёшь, может, и узнаешь.

Я сказал:

— Ржавый. За что ты меня так ненавидишь? Неужели только за то, что я дал тебе в морду?

Он удивился.

— Вот ещё. С чего ты взял? Я к тебе со всей душой.

Подумал немного и добавил:

— Вообще-то ты выскочка, псих, и любишь демонстрировать это. Но я тебя не ненавижу, тут ты врёшь. Просто не понимаю.

* * *

Я почувствовал себя школьником на каком-нибудь праздничном шествии, когда вступил на территорию "северных" с дурацким белым флажком в руках и белой же повязкой на лбу.

Смешно и грустно.

Я понимал, что шансов у меня нет. Вся болтовня Кота насчёт путей отхода — скорей, чтобы подбодрить меня и заставить сделать дело. И вряд ли парни в самом деле собираются сидеть чуть не сутки в канализационном колодце. Не дураки.

Да, жаль, что всё так кончилось.

С другой стороны, я и так уже мог считать, что живу авансом. Меня должны были пристрелить вчера на "встрече" — либо полиция, либо "северные", а мог бы и Кот, вполне имел право. Если вспомнить, в каком виде и с каким апломбом я явился в Нору, то можно только удивиться, что меня попросту не забили насмерть ещё тогда. Да что там! Я обязан был расшибиться в лепёшку ещё девять лет назад — когда взлетел на бифлае, зная о нем только то, что он, вроде бы, способен летать.

Так я себя уговаривал. Так мне почему-то было легче.

Я не хочу сказать, что у меня не мелькало мыслей о побеге. Очень заманчивым казалось нырнуть в какую-нибудь подворотню, бежать, путая следы и сбивая с толку преследователей, бежать во весь дух, мчаться во весь опор, оставляя за спиной страшный мир Норы с его волчьими законами... Или спрятаться в какой-нибудь дыре, отсидеться, сидеть неделю, месяц, пока меня не перестанут искать, пока меня не забудут...

Я знал, что мне не дадут. С того момента, как Кот изложил свой план, а может быть, и раньше, с тех пор, как мы вернулись со встречи, я ни на секунду, ни на долю секунды не оставался вне прицела чьих-нибудь недружественных глаз. И сейчас, когда я шёл один, с идиотским флажком, я чувствовал на себе тяжесть множества взглядов — и с нашей стороны, и с "северной". Я знал, что мне не дадут, только добавит позора эта попытка, только добавит унижения, а его уж и так хватило на мой век, выше крыши, хватит, больше не хочу. Пусть будет, как будет.

Я вздохнул почти с облегчением, когда боевики "северных" наконец окружили меня, заломили руки, повели. Так легче, правда. Иллюзия свободы, оказывается — жестокая шутка.

* * *

— С белым флагом, значит, — процедил Дракула, разглядывая меня, как какого-то диковинного зверя. — Пар-ла-мен-тёр.

Я стоял перед "троном" метрах в четырёх, а может, в пяти.

И думал о том, что действие к финалу превратилось в водевиль. Я стоял перед самим знаменитым и страшным Дракулой — и едва сдерживал нутряное клокотание, готовое прорваться дурацким, истерическим смехом.

Надеюсь, парни подумали, что меня колотит от страха.

Главарь "северных" принял парламентёра в своём "тронном зале" — просторном, светлом помещении с высокими потолками и стройными декоративными колоннами по сторонам, наверное, в прошлом каком-нибудь банкетном или выставочном павильоне. "Трон" — массивное вертящееся офисное кресло — стоял на небольшом возвышении у огромного, во всю стену, окна с сохранившимся, хотя и подёрнутым паутиной трещин стеклом. На возвышение вели две ступеньки. Для меня они превратились в барьер.

Дракула оказался экзальтированным типом, действительно работающим на имидж "вамп". Он был высок, сухощав; и если молочная бледность лица имела, скорей всего, естественное происхождение, то иссиня-черные волосы, склеенные в рекордной высоты "ирокёз", показались мне крашеными. Тёмные и глубокие от природы глаза подчёркивались наложенными на веки серыми тенями. Главарь восседал на "троне", эффектно завернувшись в длинный чёрный плащ, кожаный, с высоким стоячим воротником.

Наверное, Дракула в самом деле являлся опасным человеком; наверное, его имидж демонстрировал этот факт. И, скорее всего, в Норе это производило впечатление — ребята ведь были вынуждены обходиться без видео. Но меня душил смех. Возможно, это уже в самом деле было истерикой; но я понял, что просто не в состоянии заставить себя относиться к Дракуле серьёзно. Святые угодники! Да ему не хватало только накладных клыков и немного алой помады на губы — и вперёд, вперёд, в малобюджетный сериал, заставлять трепетать сердца впечатлительных домохозяек!

И ещё я понял, что не могу позволить подобному шуту прервать мою жизнь. Согласен, это было глупое ощущение, беспочвенное и прожектёрское — но оно придало мне сил, а может, азарта. Отошёл на задний план маячивший перед мысленным взором и давивший на меня призрак ржавой бочки с кошками. Не бывает в водевилях таких концовок. Не ложатся в жанр.

Вообще это не моя пьеса. Но я доиграю, коль скоро меня выпихнули на сцену. Я знаю правила.

По бокам и сзади от меня стояли боевики; меня не держали, но руки были крепко скручены за спиной. Несколько "приближенных" тусовались по обе стороны от трона. Я прикинул свои шансы на рывок.

Не попаду я в Дракулу с рывка. Пулять надо в лицо, не в плащ. Нет, не попаду. Собьют, помешают. Прав был Кот.

— Ну, говори, пар-ла-мент-ёр, — искривил губы главарь. — С чем пришёл?

— Велено сказать так, — начал я вибрирующим на полтона выше голосом. — Разговор по поводу стукача, что сорвал встречу...

Водевиль требует соответствующего финала. Однако ломать комедию, как посоветовал мне Кот, не хотелось. К лестнице мне не прорваться, даже если уложу Дракулу — вот в чем дело. В зале полно народу, и две трети — между мной и лестницей. Чтобы они настолько остолбенели, это мне надо не главаря убить, а как минимум самому в вампира превратиться. Нереально. Сигать в окно? Ну, стекло я, положим, вышибу, оно всё в трещинах. Однако пятый этаж, да нерядовой — здание административное, этажи высокие. Хотя это уже хоть какой-то шанс... Но ведь там ещё и бежать надо будет... Хреново изломанным попасться, если не убьюсь...

— У бедняжки от страха отшибло мозги, — вдруг сказал Дракула, останавливая мой спич изящным движением кисти. — Дружочек! Ты слово говори, чтобы я знал, что ко мне Груздь обращается, а не ты, выродок, со мной тут балаболишь. Сло-во! А?

Я ощутил странную лёгкость.

Похоже, вырисовывается финал.

— А слово-то он не знает! — Радостно пропел Дракула, обращаясь к своим помощничкам слева.

Обернулся направо, повторил:

— Не сказали ему слово!

И, разведя руки в стороны, громко объявил:

— Дети мои, ребятушки! А это ведь Груздь не пар-ла-мен-тёра прислал! Это ведь он мне подарочек прислал, мне... и вам!

Вот тут-то, в момент, когда зал взорвался восторженными воплями и радостным ржанием, я и начал движение.

Я накренился, как идущий на взлёт тяжёлый бифлай. Я не бежал — я разгонялся, наращивал ускорение мощными толчками, увеличивая длину прыжка, я все силы вложил в этот короткий, пятиметровый спурт, целя головой, как головкой ракеты, в грудь приподнимающегося из кресла главаря "северных"...

Один из "приближенных" бросился мне наперерез — он был близко, он имел шанс, если бы сгрёб меня в охапку или навалился всем телом, но он сделал мне подсечку...

И с этим опоздал. Идиот!

Кресло-то у главаря было на колёсиках!

Я влетел в Дракулу, как мяч в ворота, головой вперёд, сшибая его обратно в кресло, и уже всей тройной (я, главарь и его "трон") тяжестью мы вмазались в стекло. Фейерверком брызнули осколки; кресло опрокинулось, катапультируя разметавшего полы плаща "вампира", инстинктивно вцепившегося мёртвой хваткой мне в плечи...

Он и в воздухе не отпустил меня; мы так и упали — плашмя, внизу Дракула, встретивший потрескавшийся ноздреватый асфальт спиной и затылком, сверху, лицом к нему, я; только когда нас подбросила инерция удара, главарь разжал пальцы, в судорожной агонии выгибаясь мостиком, и замер, распластавшись — чёрное и алое на сером — и широко раскинув руки...

Долгое мгновение я был уверен, что тоже умер...

А потом, спазматически хватая ртом воздух и пытаясь вспомнить, как же нужно дышать, я вдруг осознал, что жив, и не только жив, но и могу двигаться...