Охотник за страхами, глава 4

— Прошу... пощади.

— Конечно.

А в следующую секунду мои клинки срубают, словно ножницы ее голову с плеч, а жемчужина в руке наливается алым и начинает светиться...

* * *

Потери составили около сорока стражников убитыми, большей частью когда Лилиан и ее отряд прорывались в тронный зал. Ларри не получил ни царапины, а я же отделался двумя шрамами — раны затянулись благодаря чудесной силе моих клинков.

— Алькор.

— Ваше Величество.

Король улыбнулся.

— Я так понимаю, Вам нужна рекомендация для Илоны.

— И это тоже.

— Тогда я взял на себя смелость переписать то, что написала моя супруга, чтобы оно более отражало реальность. Она, как это ей свойственно предпочла забыть главное и указать исключительно мелочи. Прошу.

Мне в руки лег небольшой конверт с королевской печатью.

— Благодарю, Ваше Высочество.

— Тегрус. Для Вас просто Тегрус, друг мой. Без Вас Мари была бы холодным трупом. И все же меня беспокоит один вопрос: как Вы догадались, что именно я стою за похищениями?

— Фотокарточка на стекле грузовика, на которой была Мари и Вы.

— Это могло быть просто указание кого похитить!

— Сомнительно. Фотография сделана фотоаппаратом, дающим мгновенные снимки, "полароид", если не изменяет память, а значит это не копия, а похитителю которому платили предпочли бы дать копию. На фотографии она улыбается и смотрит в камеру — а значит знала, что ее фотографируют. Учитывая местный уровень технологии — здесь и простейшим фотоаппаратом не пахнет. Фотографировали Вы, Мари подтвердила. Дальше я связался с Джимом и сильное подозрение превратилось в уверенность: Вы могли путешествовать между мирами. Оставалось только сыграть свадьбу и подстроить так, чтобы для похищения был только один красивый метод, приходящийся на руку мне, и который не требует серьезной подготовки. То есть я просчитал Ваше поведение, когда Вы узнали о свадьбе: времени в обрез и способ похитить я оставил только один, сказав людм Джонатана перекрыть вссе очевидные ходы.

— Вы гений.

— Благодарю, не стоит.

— Эта свадьба точно войдет в историю.

— Как свадьба которой сопутствовала кровавая резня? Да.

— Нет. Это, как раз забудут. А вот то, как я появился на свадьбу — это будут помнить долго. Говорят, меня уже прозвали Тергус Похититель. Алькор, мне хотелось бы в знак своей благоарности кое что Вам подарить. Я понимаю, что для такого как Вы — деньги и драгоценности не более чем пустой звук. Поэтому хочу дать Вам то, что может пригодиться Вам. Бегая по мирам, спасибо деду, что научил, я откопал интересную вещицу — Тергус извлек некую вещицу, больше напоминающую кучку мелкий драгоценных камней, склеенных в один комок вместе.

— Что это?

— Творение неизвестного мастера, которое хранит путников. Если тебя скинут в мир, где ты в принципе существовать не можешь — по причине других, слишком отличающихся законов бытия, у тебя будет время вернуться — всегда разное, может час, а может минута — но этого хватит, чтобы открыть врата обратно. Вокруг этого камня некоторое время все будет оставаться таким, как было в мире, где камень был до этого. Ему требуется побыть около двух дней в мире, чтобы запомнить его законы. С ним переходы так же более мягки и не так утомляют.

— Благодарю.

— Вы еще будете во дворце пару дней?

— Не знаю, наверное, нет — к сожалению, мне надо по горячим следам найти эту Джанну, которая стояла за всей этой операцией.

Я понятия не имел где и как искать Лизу, но оставаться на светский вечер мне совершенно не хотелось. Но, вскоре пришел Джим, и он меня уговорил остаться. Когда после застолья, по истине королевского, знать изволила пригласить музыкантов и устроить танцы — он лично заставил меня танцевать с какой-то барышней, ни имени ни внешности которой я не запомнил — пребывал опять в своих мыслях.

Отправиться домой я смог только через три дня.

— Маэстро, у нас проблемы с заключенной — произнес взволнованный Джонатан.

— Что с ней?

— Когда проснулась позавчера исключительно лила слезы, потом начала бредить. Стражник подошел ее осмотреть, но она его...

— Ударила и сбежала?

— Нет... Не заметила. Никого не замечает. То смеется, то плачет, никого не узнает. Иногда, как ребенок малый: Даже есть самостоятельно не может. Такое ощущение, что она с ума сошла. Мне кажется, что теперь она Вам без пользы.

— Дайте ей снотворное и я ее забираю. Насчет пользы посмотрим на месте.

— Как будет угодно.

Меня провожали битый час, и только чудом я вытерпел все эти задержки и проволочки.

* * *

Я себя ненавидел. Уже. Демоны меня подставили, причем, в первую очередь перед своей совестью. Что-то внутри пыталось меня убедить, что я убил Инвил... Ну или ее реинкарнацию. Учитывая, что ее отпечаток... Душа была у демонов — в этом нет ничего удивительного, а имея в голове демоническое сознание или, как там они называют эту встроенную шизофрению, кто угодно маньяком станет. В который раз я смотрел на темно-алую жемчужину и думал: а если это была она?

Я сидел на крыше пятиэтажки и смотрел вниз, на город. Грязный и жестокий мир, где гений с тремя высшими образованиями может прозябать на должности охранника, а человек без образования грести миллионы. И в тоже время этот мир для меня родной. Иногда, когда я заставляю свою депрессию немного отойти, и тогда приходит тоска, тоска по тем временам, когда все было просто и понятно, когда в моей жизни не было ни магии, ни нежити, ни Алерии... ни Инвил. Я тоскую по тем временам, и в тоже время понимаю, что без нее моя жизнь была пуста. Странное ощущение, неоднозначное.

Я убрал жемчужину содержащую сознание Лилиан в дальнюю тайную комнату катакомб своей Алерийской крепости, наполнил ее добрым десятком мертвяков, которым обеспечил в случае надобности подпитку ото всех энергетических запасов крепости и заставил себя забыть... Насколько это возможно. Уходя, повинуясь какой-то мысли вылезшей из глубин сознания, я взял инструмент и высек на мраморе постамента стихи, словно сами сложившиеся в голове.

Быть может стоит мне забыть,

В тебе ведь жизни больше нету.

Нет, я не стану прошлое судить,

Ведь время уничтожит даже это.

Пусть буду думать, что не ты,

Клинка безмолвной жертвой пала,

И буду верить, буду мстить, Тем, кому жизнь едою стала.