Хмель и Клондайк

Вампиры. Они всех съели, а их убили. А я сижу, значит, и все это слушаю. И что удивительней всего — в эту хрень еще и верю. Нет, серьезно верю, не посылаю Платона по маме, не хохочу истерически, а еще и подробности выспрашиваю. Хотя... если человек появляется у тебя, а затем проваливается в никуда, а потом ты его снова встречаешь ниоткуда — что-то такое все же предполагать можно.

— А вампиров чем? Осиновым колом?

— Колом не обязательно, просто осиной. Башку можно отрезать. Огня не любят.

Осиной. Просто осиной. Затем слово "осина" в голове у меня трансформировалось в термин "пуля Вицлебена". Знают здесь такую?

— Че за пуля? — не понял Платон.

— Свинцовый нос, деревянный хвост, за стабилизатор. Если вампир ваш осину не любит, то это прямо для него — застрянет в теле.

— Вот ты бы такие и делал, — сразу сказал Платон. — Тебе же по специальности, так?

— Их кто хочешь сделает, ничего сложного, — пожал я плечами. — А Степаныч насчет оружия с магическими приблудами говорил. Это ценится?

Платон внимательно и как-то задумчиво посмотрел на меня, затем кивнул:

— Это ценится, да. И Саня неплохой чародей, многое умеет. Ты об этом?

— Как-то так, примерно, — я пальцами изобразил "примерность".

— Лицензия нужна. От Дружины. На работу с оружием и, главное — ввоз его в Форт.

— Фигасе, — удивился я. — А куда мне все это девать? — я показал пальцем за плечу.

— Комендатуре на хранение сдашь. Я с человеком нормальным познакомлю, так что все в сохранности будет пока ты бумажки получать будешь. С холодняком только можно. И с магическим сертифицированным.

— Это как?

— Это чтобы ты не мог менту... то есть дружиннику, навредить. Их бляхи — это тоже амулеты, поэтому все, что в Форте сертифицировано, на них не срабатывает.

— Тю-ю..., — протянул я разочарованно. — Сам же говоришь что у вас там девяностые, а я и ствола не прихвати?

— Да сделаем тебе лицензию если у тебя оружейный будет. И другие варианты всегда есть.

— Я на тебя надеюсь, — хмыкнул я в ответ на заявление.

Нет, с оружием я слишком сильно сжился чтобы вот так запросто с ним расставаться.

На подъезде к Форту природа сменилась самой натуральной разрухой. Дорога стала грязной, пошла между каких-то развалин, старых промзон, посадок причудливого вида синеватых деревьев, каких я отордясь не видел. Настроение начало портиться прямо на глазах — в таким месте жить, откровенно говоря, не хотелось.

Перед городом "урал" с "пазиком" разъехались. Грузовик свернул в сторону, а вот автобус поехал с нами, как сказал Платон — к юго-восточным воротам. Зато к нам присоединился уазик с надписью "дружина" и изображением сокола на дверцах, который колонну и возглавил.

— Так можно было через другие ворота заехать, — сказал Платон, — но тебе груз на хранение надо сдать, а здесь комендатура. Так что у ворот чуток подождать придется.

— Подождем, — вздохнул я.

Настроение портилось на глазах. Вспомнился дом на окраине Фэрбэнкса, на шести акрах земли, вспомнился родной и любимый магазин, где все сияет металлом и лаком, вспомнилась комфортная и сытая американская жизнь. Природный авантюризм быстро сдувался дырявым шариком и терялся под волной накатывающей депрессии. Тут что, действительно люди живут? А мне, как Платону, обратно никак нельзя, а? Я бы заплатил. И здесь, и даже там.

Автобус тормознул у остановки с надписью "Торговый пятачок", который больше напоминал Рижский рынок начала девяностых, перенесенный на грязный истоптанный снег. Но лица у людей были... обычные. Ни вселенской тоски на них, ни какой иной убогости. Живут все же, просто живут.

Город же, похоже, и вправду был обнесен стеной. Стена вовсе не создавала ощущения того, что перед тобой шедевр фортификации. Стену слепили "из того что было" — бетонные блоки, сваи, кирпичи, и все это втискивалось между многоэтажными домами, в которых закладывались все тем же разношерстным кирпичом оконные проемы. Так строят в спешке, явно чего-то сильно опасаясь. По верху стены шли витки "егозы", на верхотуре сторожевой вышки, добротной, бетонной, виднелся крупнокалиберный пулемет и головы двух караульных.

Ворота же были высокими, железными, крашеными в уставной зеленый цвет и сейчас были открыты настежь, въезд в город перегораживался лишь шлагбаумом, возле которого тоже перетаптывались на снегу двое в теплом камуфляже, вооруженные автоматами.

— Комендачи, — пояснил Платон. — Теперь ждем очереди. Точнее, ты жди, а сейчас вернусь.

И с этими словами он выбрался из машины, запустив в кабину волну морозного воздуха. Я видел как Платон пробежал мимо очереди машин и исчез за дверью КПП. Мы успели продвинуться практически до самого шлагбаума когда он выскочил обратно, явно чем-то довольный.

— Нашел нужного человека, все нормально будет, — известил он меня, забираясь обратно в кабину.

Когда дошла очередь до нас, меня ждал следующий сюрприз. Снаружи КПП презентабельностью не блистал, но внутри я увидел нечто совсем необычное — часть помещения отделена стойкой с бронестеклом, за ним двое вояк в "дубке" и какой-то мужик в свитере, самым натуральным образом глядящий в хрустальный шар, вот-вот судьбу предсказывать начнет. Я даже хотел это как-то прокомментировать, но Платон толкнул меня в спину и сказал что нас ждут, торопись, мол.

Затем была еще комната, окончательно добившая меня пентаграмма на полу, выложенная металлической лентой. Из стен торчали какие-то латунные штыри и трубки, по проему шел толстый кабель, и в этой комнате мы бесцельно протоптались пару минут, после чего нас пропустили дальше.

Дальше — это в очередную комнату, больше похожую на зал ожидания маленького автовокзала, где нам навстречу поднялся со скамейки человек в форме — высокий, плечистый, в небольших очках в золотистой оправе, который сходу протянул лопатообразную ладонь и представился гулким, рыкающим голосом:

— Атаманов.

— Да знаю я, — шагнул я навстречу. — Ты как здесь оказался?

Атаманов как на стену наткнулся. Потом развел руки и сказал:

— Вот уж кого тут честно не ожидал видеть. Ты здесь как?

Если мир тесен, то как это расценивать, когда уже и мир-то не наш?

— Затащили, — я показал на Платона, с недоумением слушавшего наш диалог. — А ты?

— Лучше и не спрашивай, — усмехнулся он. — Но ты проходи, проходи.

Большими друзьями мы с Петей Атамановым не были, но служили вместе, причем довольно долго. Я, правда, больше по штабной линии рос, а Петя по строевой, но это неважно. Вместе были в командировках, вместе росли, потом наши пути разошлись. Атаманов продолжил службу, его куда-то на север перевели, а я уволился из рядов, так сказать, занявшись своими делами. И с тех пор наши пути не пересекались до того дня.

Хотя, опять же, друзьями мы и не были раньше, но и недругами тоже, скорее приятелями, так что моему появлению Петя обрадовался совершенно искренне. И так же искренне обрадовал меня тем, что служил уже заместителем коменданта Форта, то есть не последним человеком, так что с приемом особо ценного товара на хранение помог, разместив его на своем складе РАВ и передав некоей прапорщице-блондинке, неожиданно миловидной, отчего я сразу заподозрил что там имеется особая степень доверия.

Более того, в тот день Петя зазвал меня в гости, пообещав на следующий день привезти куда скажут. Мы пили с ним водку всю ночь в его холостяцкой квартире, не жалея здоровья, я слушал истории, не веря ни в одну из них до конца, а на следующий день фырчащая зеленая "буханка" с надписью "комендатура" на борту привезла меня к кирпичной пятиэтажке, где проживал чародей Саня, любезно согласившийся предоставить мне одну комнату своей двушки до обустройства. Это его Платон подговорил, причем совершенно умышленно.

Саня жил неподалеку от КПП, в микрорайоне именуемом почему-то "Техас", откуда он меня проводил до стоянки на въезде и откуда мы уехали на моем "шеви". Машина была в сохранности, разве что завелась с усилием — на улице было под тридцать.

— Это поправим, я тебе подогреватель сделаю, — сказал он.

— Сань, — спросил, помню, я, — а что ты еще можешь сделать?

— А что нужно? — удивился он вопросу.

— Ну..., — я задумался, — например... вот можешь сделать так, чтобы у ружья ложа была все время теплая? Чтобы на таком морозе руки на ней не дубели и варежки в три слоя не требовались?

— Могу, — пожал он плечами. — А кому это надо?

— Мне надо. Тебе надо. Нам надо, — сказал я с полной убежденностью в голосе, после чего спросил уже вкрадчиво: — Расскажи, что еще можешь?

— Да все могу, ты скажи чего нужно, — как бы даже чуть возмутился Саня.

— Я пока сам не знаю до конца, — признался я честно. — Но если сядем за бутылкой, то истину мы найдем обязательно. Я гарантирую это, копирайт.

И с этих слов началась моя новая жизнь. По крайней мере, я отсчитываю ее именно с этого момента.

Хмель. За неделю до событий

Утро! Я люблю утро!

Я люблю утро, но терпеть не могу просыпаться в гостях и выбираться из постели на час раньше обычного, по той лишь причине, что второй половине пора идти на работу.

За ночь в комнате ощутимо похолодало. Ирина закуталась в тёплый халат и убежала умываться. Я натянул брюки и рубаху, подошёл к трубе, которая выходила из неаккуратного отверстия в полу и пряталась в пробитом потолке, и приложил к ней ладони. Та оказалась еле тёплой — не иначе истопник не удосужился подкинуть угля. Помянув его недобрым словом, я обулся и вышел в коридор. Ирина уже оделась и поправляла перед зеркалом тёплое шерстяное платье.

— Даже чая не попьёшь? — улыбнулся я, разглядывая пусть не совсем идеальную, но от этого ничуть не менее привлекательную фигуру подруги.

— На работе попью, — ответила Ирина и пошутила: — Чем врачам на работе ещё заниматься, если чай не пить?

— Хорошо вам, — вздохнул я и взял куртку.

Самого меня ждал приём таблеток. Семь разноцветных пилюль от красной до фиолетовой с интервалом пятнадцать секунд. Та ещё морока, но уж лучше так, чем в Крематорий заехать.

Я помог Ирине надеть шубу, и мы спустились на первый этаж. Жила девушка в пятиэтажной брежневке прямо напротив Госпиталя, окна в окна со служебным кабинетом.

— Не переедешь ко мне? — спросил я, шагая через двор.

— Приглашаешь?

— Давно.

— Нет, не переду.

Я на своём настаивать не стал, только пожал плечами.

— А если баню вытоплю, на ночь останешься?

— На ночь? На ночь останусь.

Ирина поцеловала меня в щёку и поспешила к госпиталю; я постоял у ограды, пока она не скрылась в дверях, потом накинул на голову капюшон куртки и зашагал к бару напрямик через заброшенный район. С утра на улице было на редкость морозно, делать клюк до Красного проспекта не хотелось.

В сумерках полуразрушенные двухэтажные дома с пустыми провалами окон и обвалившимися крышами смотрелись ещё тревожней, чем при свете дня, поэтому шагал я быстро, и на подходе к бару немного даже запыхался. Но согрелся, этого не отнять.

Поднялся на присыпанное снегом крыльцо, отпер дверь и только распахнул её, как за спиной послышался лёгкий скрип снега. Обернулся глянуть на раннего посетителя и — ничего. Совсем ничего, только искры из глаз и тьма.

Приложили меня знатно, давно так не попадался...

Любой владелец или работник бара рано или поздно повергается нападению на рабочем месте вне зависимости от респектабельности питейного заведения и количества охранников. Теория вероятности — штука безжалостная. Но никто не грабит бар сразу после открытия. В этом нет никакого смысла! Даже конченому наркоману не интересна пустая касса, если нападают с самого утра — это личное. Так подумал я, когда очнулся.

Потом сообразил, что валяюсь на полу подвала, а грабители и не подумали убраться восвояси. До меня доносились непонятный стук и скрежет, будто они устроили в пивоварне форменный обыск. Так может, это пожаловала Дружина?

Я с трудом разлепил глаза и осторожно перевалился на бок. По стенам подвала метались отблески электрического фонаря, в их свете две массивные фигуры простукивали фомками стены. На официальный обыск мероприятие нисколько не походило. Что за чёрт?!

Неожиданно луч фонаря скакнул ко мне и ослепил глаза. Державший его человек резко дёрнул свободной рукой, блеснул золотом перстень и сразу — раз! — и вновь наступила темнота.

Второй раз очнулся в полной тишине. Звенело в ушах — и только.

Я поднялся на четвереньки и тихонько зашипел от боли. Когда немного пришёл в себя, то не без труда поднялся на ноги и щёлкнул выключателем, зажигая подвешенный под потолком чародейский шар.

От тусклого света заслезились глаза, я несколько раз моргнул, потом огляделся по сторонам и охнул. Кругом царил полнейший разгром: железный ящик для денег был вскрыт, всю мебель сдвинули со своих мест; хуже того — налётчики повалили закрывавший вход в потайную комнату стеллаж и тот валялся на полу, выбитый из креплений.

Обмирая от дурного предчувствия я заглянул в лабораторию и не сдержался от ругательства: коробка с медикаментами исчезла! Более того — штампы для монет исчезли тоже!

На банку с неприглядным порошком грабители не обратили никакого внимания, но особого облегчения это не принесло. Мне стало дурно, как если бы вновь получил по голове.

— Дядя Слава! — вдруг послышалось откуда-то сверху.

Я в один миг собрался, поднатужился и вернул стеллаж на место. Поспешил к входной двери, намереваясь запереть подвал изнутри, но не успел; Иван Грачев уже спустился вниз и охнул:

— Что за дела?!

— Ерунда, — поморщился я, опускаясь на стул. — Ограбили нас, только и всего. Но все живы и здоровы, а это главное.

— Ни фига подобного! — не согласился с этим утверждением помощник. Он подошёл к железному ящику, где хранились оборотные деньги и выругался: — Да здесь две сотни было!

— Переживём! — Я оттянул рукав куртки, посмотреть, сколько времени, но часов на запястье больше не было. Тогда охлопал карманы и обнаружил, что помимо них пропали бумажник и коробок с пилюлями.

— Твари! — выругался я в сердцах. Мало того, что запас таблеток был в общей коробке, ещё и сегодняшнюю дозу унесли!

— Надо Гамлета звать, — решил Иван. — Он разберётся.

— Не надо никого звать, — распорядился я. — Грабителей не найдут, только людей насмешим.

— Этого так оставлять нельзя, — нахмурился Грачев. — Либо вы поговорите с Гамлетом, либо я.

Помощник был настроен серьёзно, и как ни хотелось мне избежать скандала, пришлось сдаться.

— Хорошо! Поговорю. Позже.

— Упустим время.

— Мы его уже упустили, — пробурчал я и отправился на выход. — Никому не слова, понял?

— Как скажете, — нехотя согласился Грачев.

Я поднялся на второй этаж, отпер дверь, снял куртку и без сил повалился на кровать. Отдышался, выщелкнул из блистера пару таблеток банального "Цитрамона" и запил их водой, но легче не стало.

Голова просто раскалывалась, но ещё сильнее жгла злость и желание отыскать налётчиков, поставить к стенке и расстрелять. Желательно — из крупнокалиберного пулемёта. Это от осознания собственного бессилия.