Напарник. Часть I. Главы 1-9

— Опять надо мной смеёшься?

— Я что, похож на врага своего здоровья? Откуда мне знать, что ты не буйный, когда выпьешь? Так что провоцировать тебя насмешками — нет уж, увольте. Я... Я просто анекдот вспомнил. — Алек лепил полную чушь, но Энистона она, похоже, устроила. — Поехали, я тебя до дома довезу. Как самый трезвый. Тебе в таком виде в такси противопоказано появляться. Нельзя позорить имидж родной телекомпании.

Рассел поднялся и шутливо навалился на Алека, сжимая его в стальных объятиях.

— Это кто тут позорит родную телекомпанию?

Алек едва не задохнулся, почувствовав как вот-вот затрещат рёбра. Энистон сцепил руки за его спиной, прижимая трепыхающегося корреспондента к себе. "Убьёт ведь сейчас. Гризли хренов!" Алек чудом высвободил одну руку и похлопал Энистона по спине.

— Рас, будь добр, отпусти меня, пожалуйста. Инвалиды на телевидении обычно не работают. Ты же не хочешь сделать меня безработным?

Энистон пробурчал что-то невнятное, ослабил хватку, но совсем не отпустил. Алек почувствовал, как ладони Рассела расцепились — и бережно легли на его спину. Он неожиданности Алек напрягся. Мышцы забургрились прямо под настойчивыми горячими пальцами, теперь уже нежно поглаживающими чуть пониже лопаток. "Господи! Да что ж это делается-то?!" Алека настойчиво прижали к тёплому и сладко пахнущему телу. В голове вспугнутой птицей носились дикие мысли. О том, что так нельзя; о том, что Энистон просто напился до чёртиков и теперь у него приступ телячьей нежности; о том, что Алек вовсе не против такой нежности, и что ему очень приятно чувствовать это сильное и податливое тело. Последнюю мысль Алек пытался мысленно пристрелить, но она почему-то оказывалась живучее всех остальных.

Разозлившись, Алек напрягся и заставил Рассела отстраниться. Тот явно не ожидал от него такой силы. Схватив шатающегося Энистона за плечи и встряхнув его пару раз, Алек медленно проговорил:

— Ещё раз так сделаешь... — Алек запнулся. — Без моего разрешения — будешь валяться на полу с разбитым носом. Понял?

Энистон бросил на него злобный взгляд. В почерневших глазах плескался взрывоопасный коктейль из вины и обиды.

— П-понял. Отпусти.

— Ну уж нет. Чтобы ты тут грохнулся посреди бара? Пойдём к машине. Только чур без фокусов.

Алек перехватил Энистона за талию, забросил его руку на своё плечо и повёл к выходу. Мощное мускулистое тело обжигало даже через джинсы и плотную толстовку. Энистон был похож на маленького обиженного ребёнка. Он бубнил что-то неразборчивое и сначала старался идти самостоятельно, но, поняв, что это вряд ли удастся, схватился за Алека покрепче.

На счастье Алека, улица названная Энистоном, была ему знакома. Иначе он рисковал сойти с ума, разбираясь в бессвязных объяснениях вконец разомлевшего оператора. Тридцать минут они ехали в полной тишине. "Обиделся, наверное. А нехера лезть на меня с руками! Это я должен обижаться. Облапал на глазах у всех!" Насчёт "всех" Алек немного преувеличивал. К концу их посиделок в баре остались не больше пяти человек. Двое что-то увлечённо обсуждали возле стойки. Остальные сидели по углам, в приглушённом свете ламп их силуэты были едва различимы.

— Эй! Показывай свой дом. Улицу я нашёл, но мысли читать пока не научился.

— Вон тот, через два дома. — Энисто буркнул куда-то в сторону. На Алека он старался не смотреть.

Алек притормозил возле симпатичного пятиэтажного дома из красного кирпича. В свете фонарей он казался немного мрачноватым; густая растительность скрывала фундамент, расползаясь под тёмными окнами. К массивной входной двери первого подъезда вела небольшая лестница. На третьем и четвёртом этажах горели два окна. "Кому не спиться в два часа ночи?" — подумал Алек и развернулся в Расселу:

— Приехали.

Тот сидел, насупившись, и будто не слышал. Алек вздохнул. "Точно обиделся". Он протянул руку и дотронулся до загорелой шеи, потрепал загривок, не удержался и погладил большим пальцем, слегка задевая основание подбородка, ощущая напряжённость и бархатную мягкость выбритой кожи. От этого прикосновения Рассел дёрнулся, как от удара током, но не проронил ни слова.

— Рас, мы приехали. Тебя проводить до квартиры?

Энистон медленно повернулся и посмотрел Алеку в глаза. Его взгляд был затравленным, извиняющимся и бессильным. Алек почувствовал, как в груди что-то похолодело и ещё сильнее сжал руку на шее Энистона. Рассел хмыкнул и отвёл глаза.

— Я пойду. Спасибо, что подвёз, — сказал он совершенно убитым голосом. — Увидимся.

— Ок.

Алек старался казаться весёлым, чувствуя, что ещё чуть-чуть и завоет от невыносимой грусти, причины которой были непонятны. Он достал рюкзак с заднего сиденья и передал Расселу. Тот вылез из машины и уже собирался захлопнуть дверь, но вместо этого резко наклонился, будто забыл в салоне что-то очень важное:

— Алек, у меня в субботу тренировка. Может, придёшь? Посмотришь, что такое настоящий футбол. Тебе понравится.

— Ладно. — "Почему я так быстро согласился? Как будто у меня других дел нет!" — Позвони мне завтра. Можешь на рабочий или на сотовый. Договоримся. А теперь иди уже. Джейн, небось, национальную гвардию за тобой послала.

— Пока, Ал!

Энистон еле заметно улыбнулся и, хлопнув дверью, взлетел по лестнице. Через секунду глухо хлопнула дверь. Алек включил поворотник и нажал на газ. "Завтра я точно просплю. И Тони меня убьёт. А Маркус ему поможет. Да, А-а-ал?"

Мокрый асфальт блестел в свете фар, отражая громоздкие нью-йоркские многоэтажки . Алек возвращался в пустую квартиру, но впервые за последнее время чувствовал себя счастливым. Глаза слипались и где-то чуть пониже лопаток приятно ныли мышцы.

Глава 8. Полет фантазии

— Мистер Гриффитс, что показала проведённая вами проверка? Правда ли то, о чём так усердно писали газеты и интернет-издания?

В кабинете военного прокурора было прохладно и тихо. Ник Гриффитс занимал эту должность всего два года. Его предшественника успешно подсидели и отправили куда-то на юг штатов, в бабушкино захолустье. Новому прокурору было 43 года, он жил в собственном доме, любил свою жену и двенадцатилетнюю голубоглазую дочурку.

— Проверка, проведённая нашим ведомством, действительно обнаружила грубые нарушения. — Речь Гриффитса была сухой и немного резковатой. — В многочисленных публикациях, к моему сожалению, больше правды, чем вымысла. Полковник Эдвардс действительно неоднократно грубо нарушал устав. Из-за его халатности пострадали семь военнослужащих. Обстоятельства дела сейчас расследуются. Через несколько дней дело будет передано в суд.

Интервью длилось около тридцати минут. Алек уточнил информацию, которая до этого распространялась в нескольких вариантах. Скандал в стиле милитари раздули интернетчики. Потом его подхватили газеты, а затем и телевидение. Гриффитс долго скрывался от журналистов, ссылаясь на то, что "проверка ещё не закончена и пока рано говорить о результатах". Своё первое интервью он дал ZPT-1. "Финансовые махинации и вовлечение солдат в криминальные разборки" — гласил отчёт, лежащий под его рукой. Во время интервью прокурор подглядывал в него, как в шпаргалку. Теперь полковнику Эдвардсу не позавидуешь.

Алек делал репортаж для итогового выпуска новостей. Утро четверга началось хорошо. Он чудом не проспал, а неуловимый прокурор оказался на редкость разговорчивым и, если так можно говорить о военных, доброжелательным. В одиннадцать часов Алек и Маркус были свободны. Запись стэнд-апа решили решили отложить на завтра. В работе специального корреспондента были свои преимущества. На съёмки одного репортажа давались целая неделя, свой водитель и оператор. Настоящий журналистский рай, которым Алек очень дорожил.

Кутаясь в короткий пуховик, он помог Маркусу загрузить оборудование в служебный джип. Потом прыгнул в машину и, улыбнувшись, бросил водителю:

— На базу, Майк. Только сначала — в МакДоналдс, ок?

Майк коротко кивнул и завёл машину.

Алек сидел на переднем сиденье, уставившись в окно. Яркое солнце заливало его задумчивое лицо, заставляя глаза щуриться; на губах играла лёгкая улыбка. Он старался не анализировать причину хорошего настроения, охватившего его с самого утра, но реши он копнуть поглубже, она тут же выскочила бы, словно чёрт из табакерки — подмигивая карим глазом, улыбаясь белоснежными зубами, светясь матовой и до одурения смуглой кожей.

Даже во время важного интервью Алек пару раз ловил себя на том, что думает о вчерашней встрече с Энистоном. При всей угловатой манере общения тот явно начинал ему нравится. Слово "начинал", впрочем, было явным преуменьшением. Энистон уже нравился Алеку. Природа этой симпатии была странной и потому интриговала ещё больше. У Алека была уйма приятелей, коллег и просто знакомых. В понятие "лучший друг" он не верил за неимением неоспоримых фактов, доказывающих обратное. Элли Бишоп была исключением и чудом, в которое порой было трудно поверить. Она всегда приходила на помощь, защищая Алека, словно тигрица своего неразумного детёныша. И всё-таки Элл была женщиной. Умной, красивой, талантливой — женщиной.

"Интересно, с каких это пор принадлежность к женскому полу стала для меня недостатком?"

От идиотского вопроса хотелось смеяться и плакать одновременно.

"Может, с тех пор, как Лив..."

Справедливости ради стоит заметить, что через несколько дней после разрыва с Лив Алек довольно долго думал, не разочаровался ли он в женщинах. Вывод, полученный ценой многочасовых внутренних монологов, оказался простым и обнадёживающим: "нет". Обиды на прекрасную половину человечества он не испытывал. Неудавшаяся любовь не сделала его женоненавистником. Стройные брюнетки и шотенки по-прежнему вызывали в нём недвусмысленные эмоции и соответствующие физиологические процессы.

Но ещё никогда Алек не чувствовал себя таким свободным, как вчера — за одним столом с Энистоном, пускай и полупьяным. Он вспоминал, как, не контролируя себя, накрыл руки Рассела; какой горячей была его кожа; какими извиняющимися были глаза. В общении с Элл никогда не было проблем. Но она всегда оставалась независимой, сильной, всё время контролирующей положение. С Расселом всё было по-другому. Сильный и самоуверенный, он терялся под изучающим взглядом Кингсли и, проклиная себя за слабость, старался понравиться, ловил каждое его слово. Алек чувствовал это и медленно сходил с ума. Представляя Энистона, дико хотелось сказать: "Моё", — будто тот был дорогой машиной или костюмом от Боско ди Чильеджи.

Но это не было самым страшным. Алеку нравилась не только компания Энистона. Ему нравился сам Энистон. Его глаза, его руки, его кожа, его тело — сильное, мускулистое, пропорциональное, с широкими плечами и узкой талией. Сначала Алек списывал это на чисто художественный интерес и, немного, на банальную мужскую ревность к собственной физической красоте (всё-таки его тело было ничуть не хуже, пускай и не таким мощным). После некоторых раздумий пришлось признать: Энистон не похож на статую Давида и интерес к его телу можно вполне справедливо описать прилагательным "сексуальный". От этих мыслей на щеках выступил яркий румянец, сердце забилось быстрее, дыхание предательски участилось. Двойной чизбургер застрял в горле, а холодная кока-кола обожгла желудок, словно перед этим её довели до кипения.

— С тобой всё в порядке? — спросил Маркус, запихивая в рот остатки гамбургера.

— Да, всё нормально. По-моему, здесь жарковато.

Маркус подозрительно скосился: в помещении вовсю работали кондиционеры. Сам он даже ёжился от чересчур холодной колы.

На работе Алек налил себе кружку горячего кофе, взял кассету и пошёл отсматривать интервью. Необходимые фрагменты он забивал в комьютер. Большая часть репортажа уже была написана. Через пятнадцать минут округлое лицо Гриффитса начало двоиться, его контуры размылись, будто на экран кто-то выплеснул стакан с водой и она, вместо того, чтобы стечь и залить стол, покрыла светящуюся поверхность липкой плёнкой, искажающей изображение. Серые глаза прокурора вдруг стали карими, из уголков исчезли морщинки, бледная кожа сорокалетнего мужчины потемнела до лёгкого шоколадного оттенка, матовея выбритой поверхностью. Алек несколько раз моргнул, пытаясь прогнать галюциногенное наваждение. Дрожащее лицо Энистона нахально скалилось на него с экрана. Частое моргание не помогало. Алек нажал кнопку "стоп". Изображение дёрнулось и пропало. Назойливое лицо будто залило вязкой чернотой. Пустой экран отражал бледное лицо Алека. Он тяжело дышал.

— Блядь! Только шизофрении на почве сексуально не адекватных фантазий мне и не хватало!

Алек уронил голову на руки, потом выпрямился, запустил руки в волосы, взлохматив причёску, сурово сжал губы и произнёс вслух:

— Та-а-ак! Сейчас я досмотрю это чёртово интервью, потом сяду писать текст, а вечером поеду к Элл.

К последнему пункту намеченного плана Алек подошёл в седьмом часу вечера. За окнами начинало смеркаться. В редакции стало намного тише, чем днём. Всё это время гомон сотрудников успокаивал Алека, теперь воцарившаяся тишина действовала на нервы. Поняв, что написать что-то ещё сегодня вряд ли получится (да и выпитый за день кофе плескался у самого горла), Алек выключил компьютер, поднял трубку телефона и набрал домашний номер Элл. В четверг вечером она обычно была дома.

— Привет!

— Привет. Надо же! Похоже Санта Клаус всё-таки существует. Иначе как объяснить это чудо? Сам Алек Кингсли позвонил забытой всеми женщине. Неужели ты всё-таки решил на мне жениться? Хм, немного несвоевременное решение...

Элл могла болтать без умолку.

— Я тоже очень рад тебя слышать. Какие у тебя планы на вечер?

— Ты же знаешь. По четвергам я занимаюсь сексом с продавцом из булочной, потом с уборщиком, ну и, если будет настроение, с консьержем мистером Харди. Он милый старичок, а я всегда уважала старость, знаешь ли.

— Не зря тебе платят сумасшедшие деньги в твоём журнале. — Алек понял, что улыбается. Напускной сарказм Элл развеселил его, помогая расслабиться.

— Значит, я зря надеялся купить бутылку вина и приехать к тебе в гости? Жа-а-аль...

На том конце замолчали.

— Маленький шантажист! Чёрт с тобой! Мистер Харди сегодня отменяется. Пока ты едешь, я успею пообщаться с продавцом и уборщиком. Учти, я люблю белое...

— Знаю. — Алек хмыкнул. — Через сорок минут буду.

Положив трубку, он взял пиджак, перебросил его через левую руку и вышел из офиса. На улице было холодно. Алек добежал до машины, бросил пиджак на заднее сиденье, похлопал по карманам, проверяя на месте ли сотовый. Садясь за руль, он взглянул на правое сиденье. Воспоминания пронеслись в голове, словно скоростной экспресс. Мучительно приятное ощущение свернулось где-то в низу живота, затаилось маленькой ящеркой, готовой встрепенуться в любую секунду. Алека обдало приятным теплом. "Это потому, что в салоне тепло. В салоне тепло, тепло, тепло..."

Слабо трясущейся рукой он повернул ключ зажигания и выехал со стоянки, пообещав не вспоминать Энистона хотя бы у Элл дома. Алек надеялся, что встреча с весёлой и такой родной Элли поможет хотя бы на время отделаться от назойливых мыслей, одолевающих его со вчерашнего вечера. От них горело тело и топорщились брюки. Алек не понимал, что происходит, называл себя извращенцем и проклинал весь белый свет.