Интервенция любви(завершен)

Оказалось, она вполне может простить этому Лютому убийство близкого ей человека, полное безумие, в которое превратилась ее жизнь, испорченный плащ и собственное валяние в грязи. Ведь, как он справедливо заметил на ее разъяренный взгляд, велев подниматься с земли в том лесу:

— Не я тебя заказал.

Да, она не могла не признать разумность скупых слов этого мужчины. И, в конце-то концов — сейчас она сидела в его доме, надежно спрятанная ото всех, кто вздумал бы искать Ингу. И именно он протянул ее через полстраны, даря шанс во всем разобраться. Так что она могла ему простить многое.

Но Инга оказалась неспособна простить этому Лютому то, что он сделал с ее волосами! Именно это заставляло бурлить в ней бешенство, и именно это спровоцировало в итоге истерику.

Бог свидетель, она никогда не думала, что растительность на голове аж столько для нее значит. Больше жизни бывшего мужа, как оказалось. Хотя, быть может, и тут повинен шок от ситуации в целом? Инге хотелось бы на это надеяться. Ей не понравилась мысль о собственной стервозной истеричности и зацикленности на внешности.

Не то чтобы она обычно не следила за собой. Напротив, ухоженный внешний вид был необходим при ее работе и образе жизни. Но Инга никогда раньше не зацикливалась на этом. Вроде бы.

Однако, как можно было не прийти в бешенство, если этот... Этот... Он побрил ее на лысо!!

Ингу в который раз за последний час начало колотить, стоило только представить, как именно она выглядит.

Ненормальный! Псих!

Наверняка, для маскировки можно было просто укоротить длину. И цвет поменять. А не оставлять на ее голове жалкий и куцый темный "ежик". У него, наверняка, пунктик по этому поводу. Не иначе. Сам вед лысый полностью.

Инге захотелось громко закричать. И, наверное, хорошо, что продолжающиеся всхлипы не позволили поддаться такому желанию. То, что не привлекать к себе внимание — в интересах самой Инги, Лютый повторил ей аж три раза. Судя по всем предыдущим часам их совместного путешествия, просто небывалая разговорчивость для этого мужчины.

Хотя, чье внимание здесь привлечешь?

Рыдания, буквально вытрясшие из нее душу, вдруг затихли сами собой. Инга судорожно втянула воздух, сделав один вдох. Второй. Поднялась на слабых, дрожащих ногах, опираясь о стены, и уставилась в зеркало, под которым и сидела все это время.

И неожиданно, настолько же непроизвольно и неконтролируемо, как только что рыдала, начала хохотать. Безрассудочно и совершенно нелогично.

Может, это она сошла с ума? Может, это Инга стала ненормальной?

У нее уже появились такие подозрения. И возможно, не стоит обвинять человека, который просто делал свою работу, а потом и вовсе — столько совершил, чтобы вытащить Ингу из ужасной ситуации.

Неизвестно что именно, но что-то из этих мыслей помогло ей прийти в себя. Наверное, подозрение в том, что она тихо сходит с ума. Или не тихо...

Опасаясь теперь делать глубокие вдохи, боясь нового повторения истерики и срыва, Инга скупо вздохнула через едва приоткрытые губы. Уперла одну ладонь в металлическую раковину, привинченную к стене, а второй медленно зачерпнула воду кружкой из ведра с водой, стоящего на полу. И плеснула себе в лицо.

От ощущения холода по всему телу прошла дрожь. От чего стало даже легче. Словно сбросилось что-то неправильное, та истерика, которая сотрясала Ингу все это время. И она откуда-то нашла в себе силы, чтобы снова поднять глаза и еще раз посмотреть на себя. Уже чуть более здраво.

И это все равно смотрелось ужасно: короткие, торчащие вверх не больше чем на три-четыре миллиметра темные волоски покрывали всю ее голову. Неравномерные, какие-то рваные. Она уже и забыла, какого же по правде цвета волосы на ее голове. Уже лет десять, кажется, старательно добивалась настолько модного и престижного оттенка платиновой блондинки, оставляя немалые деньги в салонах. Но чтобы устроиться на хорошую работу и произвести соответствующее впечатление на нужных людей — надо выглядеть дорого. Даже если деньги, отданные мастеру, были последними, и следующие два дня ей приходилось питаться кофе и сигаретами. Инга это правило давно усвоила, и оно не раз помогало ей в жизни и профессиональной деятельности.

Правда, сейчас Инга не могла не признать, что вот в этом кошмаре на ее голове — по большей части виновата сама же. Этот Лютый не настаивал на такой "стрижке", если уж совсем откровенно говорить. Просто выложил перед ней ножницы, достав те из какого-то ящика, со столь же скупым комментарием, как и обычно:

— Волосы обрежь. — Помолчал около минуты, каким-то таким брезгливым взглядом осматривая локоны, которыми Инга даже гордилась, пожалуй. — Цвет потом поменяй еще. Не затягивая.

Наверное, он был прав. В конце концов, Инге не стоило забывать о ситуации, в которой она оказалась: о том, что ее могли уже объявить в розыск, что кто-то же нанял этого Лютого, чтобы... Да, скорее всего, чтобы убить Ингу. Так что его "совет" о смене прически был нелишним. Но в тот момент...

Как показалось Инге сейчас, в тот момент она уже перешагнула стадию отстраненного шока, и "на всех парах" неслась к состоянию истерики. Потому как, чем иначе объяснить ее реакцию и возмущение таким советом — Инга не знала совершенно. Более того, ее настолько задело это замечание. Откуда-то взялась совсем дикая мысль, что это он так высказывает свое мнение о ее волосах. Причем, точно, не лестное. И такое возмущение от этого. Ярость просто. Что вот Этот вот, который ее убить собирался, который испортил ее плащ, вывалял в грязи, в безумной гонке протянул через большую часть страны, чтобы оказаться на каком-то заброшенном хуторе — вот Этот вот еще смеет высказывать свое "фе" ее внешности?!

Тогда Инга разъяренно схватила ножницы, которые он ей дал, и с яростью, которой никогда не чувствовала настолько сильно, отхватила приличную прядь, чуть ли не под самые корни. На самом деле, ей отчаянно хотелось метнуть ножницы в Лютого, но Инга даже в истерике подозревала, что в таком случае — этот мужчина может закончить то, зачем появился в ее квартире сегодня утром. Но она не смогла отказать себе в удовольствии бросить эти волосы в него.

Глупо. Безумно глупо и ребячливо. Сейчас Инга даже себе объяснить не могла, зачем подобное учудила?

На Лютого, кстати, такой демарш впечатление не произвел. Он молча выдвинул другой ящик из единственного шкафа в комнате и достал машинку для стрижки. Старенькую и, судя по виду, потрепанную жизнью.

— Так даже лучше, на краске сэкономишь — без эмоций заявил он и за один шаг преодолел расстояние между ними, пока Инга, еще пылая яростью, не сообразила его следующие действия. — Здесь нажимаешь и ведешь, — "проинструктировал" ее Этот.

Крепко ухватил горячей сухой ладонью за горло, так, что Инга вдруг очень четко и ясно ощутила, насколько она перед ним беззащитна. И как просто ему, на самом деле, причинить ей боль. А может и убить. От этого что-то словно треснуло у Инги внутри. Заставило почувствовать себя перед ним какой-то открытой, беззащитной и беспомощной, несмотря на всю ее ярость и гнев. Так, что даже дрожь прошла по позвоночнику. Прямо под его ладонью.

Лютый же, наверное, не заметив этих изменений в Инге, повернул ее голову как ему удобней, подцепил следующую прядь волос за той, что обрезала Инга, и резким, жестким уверенным движением провел у нее по голове, разумеется, включив машинку. Ярость Инги схлестнулась с ужасом, пока она наблюдала, как новые светлые локоны падали на ее ноги.

— Зеркало там, — сообщил Лютый, махнув рукой вправо. — Сама закончишь. Я еще не все дела сделал.

Он отложил все еще "жужжащий" прибор на подоконник и вышел, оставив Ингу один на один с машинкой, наполовину обритой головой, и истерикой. Что ей оставалось делать? Не ходить же, как какая-то героиня ужастика? Правда, Инга и сейчас мало чем отличалась от Сигурни Уивер, вышедшей на войну с "чужими".

Сквозь губы снова прорвался истеричный смех. Инга зачерпнула новую пригоршню холодной воды и плеснула себе в лицо, подавляя возвращающуюся истерику.

Ладно. Бог со всем этим. У нее имелись куда более серьезные причины, чтобы волноваться и беспокоиться. А для начала, стоит полностью взять себя в руки, чтобы больше не повторять подобных глупостей, от которых хуже только самой Инге.

Она еще раз провела по лицу влажной ладонью, пытаясь окончательно успокоиться и осмыслить все то, что кроме приказа "изменить прическу" сообщил ей Лютый.

Глава 5

Он купил билет на поезд с ее кредитки на терминале самообслуживания в Киеве. Пин-код сказала сама Инга, когда он донес до нее, что прежней жизни больше не существует. Ей пора привыкать к мысли, что эта личность умерла. По крайней мере на какое-то время, пока Соболев не решит данную задачу.

Выбросил карточку, обналичив часть суммы, и уехал с вокзала, потратив на все не больше десяти минут.

Киев ему импонировал, здесь располагалась основная штаб-квартира Лютого. Место, из которого было удобно следить за делами и общей ситуацией в стране. Особенно за теми событиями, которые влияли на его дела. Однако он был достаточно умен, чтобы понимать необходимость существования убежища. Места, о котором никто бы не знал, и в котором его практически невозможно было бы обнаружить. Не то чтобы и его обычную квартиру могли просто так выяснить. И все же, убежище было не просто тайником, там он мог расслабиться.

До сегодня. Сейчас на самой его личной территории, в месте, которое было частью его сознания и самого Лютого, находился чужак. Женщина, которую он так и не убил. Которую оказался вынужден спасать и прятать.

Лютый заставил себя отстраниться. Абстрагироваться. Мысли об Инге и всем, что было связано с последними часами, мешали сосредоточиться, а у него еще имелись неоконченные дела. Сначала он все завершит, а потом проанализирует остальное.

Добравшись до квартиры, он взял один из простеньких телефонов, всегда имеющихся в наличии, и поставил новую сим-карту. Фото Лютый сбросил на почтовый ящик еще Набрал номер:

— Проверьте почту.

Этого было достаточно, чтобы заказчик понял, кто звонит и о чем говорит. Но вот ума и рассудительности у него явно не прибавилось с момента их последнего общения:

— Куда она пропала? Почему вы не звонили? Мы не об этом договаривались, когда обсуждали контракт! — определенно, испытывая панику и неуверенность в ситуации, а оттого злясь, возмутился собеседник.

— Проверьте почту, — не меняя тона, повторил Лютый. — Потом поговорим.

Он спокойно отключил связь и начал ждать. Ответный вызов на телефон пришел через три минуты:

— Она точно мертва? — теперь в голосе заказчика было куда большее спокойствия и облегчения.

— Вы сами все видели, — ничего не уточняя, заметил Лютый, поглощенный нежданной находкой: на рукаве его свитера осталось несколько длинных светлых волосков Инги.

Очевидно, прицепились, когда она в него бросила отстриженную прядь.

— Но почему не у нее в квартире, и этот розыск... Можно было подумать, что ей удалось убежать, — 'поделился' заказчик своими сомнениями, отвлекая Лютого от созерцания.

— За ней пришли следователи. Не было времени создавать вид самоубийства. Пришлось устроить имитацию побега.

— А ее тело? Его найдут? — в голосе собеседника уже полностью отсутствовали суматоха и нервозность. Лютый сумел внушить спокойствие и уверенность в итоге. Факт.

— Нет. Гарантирую, — 'успокоил' он заказчика. — Моя оплата?

— Сейчас переведу, — довольно согласился собеседник.

И Лютый в очередной раз разорвал соединение, не слушая, как приятно иметь с ним дело. Он как-то сомневался в этом утверждении. Слишком хорошо он знал самое себя, чтобы поддаться на подобную лесть, к тому же, совершенно никому не нужную. Ему давали заказ. Лютый брался или отказывался. Если первое — всегда выполнял обязательства. Комплименты в оплату не брались, он предпочитал деньги.

Внимание вновь целиком сконцентрировалось на пяти светлых волосках.

В этот раз заказ не выполнен так, как хотел бы заказчик. Не важно. Он не мог не потребовать оплату. Необходимость создать качественную иллюзию никуда не делась.

Осторожно и аккуратно он снял один волосок с рукава и сжал между пальцами, собирая ладонь в кулак. Словно пытался растереть.

Прошло три часа. А его кожа, казалось, до сих пор ощущала дрожь ее тела, помнила структуру и хрупкость шеи Инги, которую Лютый сжимал этой самой ладонью. Все ощущалось настолько четко, будто бы впечаталось в его ладонь, прижгло нервные окончания в коже. Нет, его не тронула ее выходка, свидетельствующая о подступающей истерике. И мало волновали горестные переживания об утраченных локонах. Это было в интересах самой Инги: стать другой, полностью сменить личность, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что именно ее труп запечатлен на тех фото. Она умерла. Для всех остальных ее не должно было больше существовать.

Лютый допускал, что для психики этой женщины, даже при всем ее самообладании, такая встряска не могла пройти безболезненно. Он только рассчитывал, что ее истерика закончится, и она вновь овладеет собой до того, как он вернется, чтобы дать ей окончательные указания по дальнейшему поведению.

Но этот волос нервировал, будоража нервы. Заставляя 'зависать' на другом.

Тот ее взгляд, ощущение, когда она замерла под его руками, а потом задрожала — показав всю свою беззащитность и позволив заглянуть внутрь себя едва ли не настолько же глубоко, как и под дулом пистолета. Тепло ее кожи и отчаяние, выраженное каждым жестом и вздохом. Все это поднимало из глубины сущности Лютого нечто такое, что он всеми силами старался подавить всю жизнь.

Нечто, мутное и темное, настолько смутное и глубокое, что еще ни разу не выходило у него из повиновения. И что он не мог позволить себе отпустить. Это было бы очень глупо. И совершенно не к чему. Слишком хорошо он еще помнил, к чему может привести что-то подобное. И спустя двадцать лет не забыл, что совершала его мать под властью того, что, очевидно, сейчас пыталось возобладать над ним. Помнил и рассказы своей бабки.

Инга зацепила его. Сильнее, чем Лютый мог бы позволить. А он не желал поддаваться власти яростной и неконтролируемой части своей сути.

Собранность и организованность — его кредо. Он никогда не злился и не испытывал ярости, убивая. Лютый всегда оставался спокойным и собранным. Смерть, в любом своем проявлении, не задевала его эмоций. Он воспринимал ее, как часть мира, природы и жизни. То, что иногда просто необходимо.

Факт, что детали, касающиеся Инги, Лютый воспринимал иначе.

Только однажды, тогда, когда сам попал в непредусмотренную им ловушку, когда понял, что действительно совершил ошибку и его собственная смерть может оказаться ближе куда раньше, чем Лютый привык думать, он едва не потерял контроль над этой своей частью.

А может, и потерял... Лютый рассматривал тот факт, что именно такой вариант мог бы объяснить многое. Но старался долго не анализировать. Обошлось, и прекрасно. Спасибо Борову. Дальше он просто сделает все, чтобы не допускать таких ситуаций.