Вожатая нахмурилась. — Ты за языком-то следи. А то ведь...
— А ты... Я что непонятно сказал. Нельзя в лес. Опасно там.
— И что там опасного-то? Мы же недалеко.
Мда, она ведь действительно не понимает. Я достал клочок шерсти, который нашёл в старом лагере, положил перед ней.
— А далеко и не надо. Уже рядом.
Ольга показала пальцем на находку.
— И что это? Волчья что-ли? Или собака бродячая оставила?
— Был бы живой зверь, я бы не сильно волновался.
Ольга только поморгала глазами.
— Ничего не понимаю. Чья эта шерсть тогда?
— Порождения тьмы.
— Какой ещё тьмы? Ты что... — неожиданно она замолчала. Внимательно посмотрела на меня, потом продолжила.
— Предположим. Ты вроде трезвый сейчас. Считай, что я в этот бред верю. Дальше-то что?
— В город сообщить, детей вывезти, лагерь закрыть. И деревня ещё...
Она покрутила пальцем у виска.
— Ты в своём уме? Летний сезон только начался, по плану ещё две смены. А что я в облоно скажу? Что почётному гостю чертовщина померещилась?
— А что ты родителям будешь говорить, если с их детьми что-нибудь случится? Подумай.
Ольга вздохнула
— Ну да... Лучше, конечно, перебдеть, тут ты прав. Всё не вовремя.
— Что ещё-то?
— Да директора прямо перед твоим приездом с аппендицитом в город увезли. Из начальства я да ещё вожатые. А тут...
Вот это я прекрасно понимаю. Кому охота лишнюю ответственность на себя брать.
— И что решила?
Ольга опять вздохнула.
— Ладно. Лес будет под запретом, до выяснения. Чёрт. весь план отдыха к такой-то матери... Хорошо хоть проверочные комиссии у нас раз в пятилетку бывают.
— Подожди. — спохватилась она — Если это уже в старом лагере, то почему у нас тихо? А? Действительно, почему? Минутку...
— Что здесь раньше было?
— Не знаю.
— ЧТО. ЗДЕСЬ. БЫЛО РАНЬШЕ.
— Что разорался тут? Ну слышала я что тут раньше монастырь стоял. Сожгли его, ещё до войны, в двадцать девятом что-ли. А монахов... Догадываешься. Вот теперь понятно.
— Монастырь... Поэтому вы ещё и живы. Место святое, намоленное.
— Черти что и сбоку хвостик. Ладно. Ты никому больше об этом не говори, а то паника начнётся.
— Разумеется. Ну я пойду тогда?
Она махнула рукой. — Иди, ужин скоро.
Ужин — это само собой, но надо ещё кое-что сделать. Мне вроде сюда. 'Клубы', а ниже вывеска поменьше. 'Кружок научно-технического творчества'. Роботов они тут делают. Я постучался. — Кто там, входите.
Меня встретил тот самый пацан в очках. Как там его... Саша, вроде. Рядом второй. Светловолосый, в руке паяльник.
— Здравствуйте, товарищ Азад. Проходите пожалуйста. Мы тут...
Ну что вы тут понятно. Вон на столе нечто разобранное роботообразное стоит. Кибернетики... Вундеркинды. А скоро ведь ужин.
— Я ненадолго. Короче пацаны. Объясню по-простому. Если узнаю, что кто-то ещё в старый лагерь зачем-то бегает... Яйца оторву. Я понятно сказал?
Пока они соображали над моими словами я вышел, аккуратно закрыв дверь. Вот теперь ужин.
У входа в столовую я наткнулся на Алису с Мику. Та, хлюпая носом, что-то рассказывала Алисе.
— Вот ведь скотина...
— Что ещё случилось?
Алиса отмахнулась. — Да к Микусе пацан какой-то пристаёт. Новенький, воображает из себя... — Мне поговорить с ним?
— Ой, учитель, не надо. Я сама.
— Ну хорошо. Только не убивай его, пожалуйста.
Алиса хмыкнула — А зачем убивать-то? Микуся, ты вот что. Если он к тебе ещё полезет, бей сразу по... Она что-то зашептала на ухо Мику.
Та покраснела. — Ты что, Алиска такое говоришь. Фу, это же неприлично.
— Зато практично. Сразу отстанет.
— Ну не знаю. Учитель, вот как... Она советует его по... Я даже повторять не хочу.
— Может лучше ужинать пойдём?
— Да, конечно.
Столовая, как обычно, встретила нас детским гамом и криком
— Вы где ходите! Я вам место забила!
Ну кто ещё кроме Ульянки способен на такие добрые дела?
— Чтобы мы без тебя делали?
— Голодными бы ходили.
После ужина я вышел на улицу, раздумывая что делать дальше. Оптимальный вариант прийти домой, почитать и лечь. Что-то я вымотался. Ага, вот прямо сейчас.
К действительности меня вернула Ульяна.
— Ты на танцы пойдёшь? Давай, соглашайся.
Нехорошо, конечно, отказываться, но придётся.
— Не, Уля. Не получится. Стар я уже для танцев.
— Ну какой ты... И за что я тебя только... Ой.
— За красоту, наверное. Нет?
— Да ну тебя. — обиженно сказала Ульянка и растворилась в вечернем сумраке.
Как она это делает? Раз и здесь. Два и нету. Три — по новой. Уникальный ребёнок. В разведке ей бы цены не было.
Тут меня вежливо пихнули в плечо.
— А на эстраду придёшь?
Теперь Алиса.
— А зачем на эстраду какую-то?
— Разговор есть. А эстрада вон там, не заблудишься.
Давай через часок, когда все на танцульках будут. И как там ты сказал? НЕ ОБСУЖДАЕТСЯ. Свободен.
Вот это сейчас что было? Опять приглашение на свидание? Ладно, придётся идти. А то ведь некрасиво получится, да и последний глаз жалко. Нет, ну как без глаза? Куда я попал...
Короче через полчаса я подходил к нужному месту ориентируясь по звукам. Типа 'Deep Purple'. Алиска сидела, свесив ноги, на сцене и немилосердно терзала электрогитару.
— Эй,прекрати над инструментом издеваться.
— Ой ну можно подумать ты тут Джимми Хендрикс, блин, пришёл.
Логично. И ведь не поспоришь.
— Ну ладно, а дальше что?
Алиса на минуту задумалась, потом показала лежащую рядом акустику.
— Можно тебя попросить? Спой пожалуйста. А потом... Потом будет.
Почему нет? Забравшись на сцену, я сел рядом, взял гитару.
— Слушай, а Мику где?
— Да на танцах. Сказала, что ей развеется надо. А что, заскучал уже?
Оппаньки, ёлы-палы, меня уже ревнуют что-ли? Только этого не хватало. Я сделал виноватое лицо.
— Да нет, просто...
— А просто спой. Только... — Алиса пошевелила в воздухе пальцами. — Вот без этих... Ну ты понял? Не надо.
Ну попробуем.
'Оставь меня дома, захлопни дверь,
Отключи телефон, выключи свет...
С утра есть иллюзии, что все не так уж плохо,
С утра есть сказка со счастливым концом.
Иду в поход — два ангела вперед,
Один душу спасает, другой тело бережет.
Иду в поход — два ангела вперед,
Один душу спасает, другой тело бережет.
Собака выла всю ночь под окном.
Мы все прекрасно знаем, что случается потом,
А она, закончив дело под чужое окно
Развенчивает сказку со счастливым концом.
Иду в поход — два ангела вперед,
Один душу спасает, другой тело бережет.
Иду в поход два ангела вперед,
Один душу спасает, другой тело бережет.
Но вера осталась, и надежда живет.
Я знаю, что любовь никогда не умрет.
Лишь дай мне иллюзию, что все не так уж плохо,
И расскажи мне сказку со счастливым концом.
Пойду в поход два ангела вперед,
Один душу спасает, другой тело бережет.
Последний поход два ангела вперед,
Один душу спасает, другой тело бережет...'
Алиса заулыбалась. — Ангелы... Их же не бывает. А песня хорошая.
Я сделал вид что возмутился. — Как это не бывает! Один вон рядом сидит и сам себя отрицает. — Я? Ну ты скажешь тоже. Из меня ангел как из...
— Спорить будешь?
— Нет, не хочу. — она помолчала.
— А вторая кто? Ну другой ангел там?
Ну кто же ещё.
— Маленькая, рыжая, с шилом в попе.
Алиса вздохнула и положила голову мне на плечо. — Это да... Что есть, то есть. И именно там. Вечно она... Спой ещё. Давай.
Сейчас сделаем.
— Только повеселее можешь?
Ещё и спрашивает.
— Готова?
— К ЧЕМУ?
Поехали.
'Вот пуля просвистела, в грудь попала мне.
Спасся я в степи на лихом коне.
Но шашкою меня комиссар достал,
Покачнулся я и с коня упал.
Хей, да только конь мой вороной,
Хей, да обрез стальной.
Хей, да ты густой туман,
Хей, да только батька-атаман.
Да батька-атаман!
Меченый свинцом я пришёл с войны.
Привязал коня, сел возле жены.
Но часу не прошло, комиссар пришёл.
Отвязал коня и жену увёл.
Хей, да только конь мой вороной,
Хей, да обрез стальной.
Хей, да ты густой туман,
Хей, да только батька-атаман.
Спаса со стены под рубаху снял,
Хату подпалил да обрез достал.
А при Советах жить — продавать свой крест,
Сколько нас таких уходило в лес.
Хей, да только мой конь вороной,
Хей, да обрез стальной.
Хей, да ты густой туман,
Хей, да только батька-атаман.
Как возьму обрез
Да пойду я в лес.
Буду там гулять,
Буду власть стрелять.
Сила у обреза на куске свинца,
Раз нажал курок вот и нету молодца.
Хей, да только мой конь вороной,
Хей, да обрез стальной.
Хей, да ты густой туман,
Хей, да только батька-атаман.'
Алиса даже отодвинулась от меня.
— Ты, бля, совсем охренел? Это же антисоветчина голимая! Тебя же посадят! Ну ты точно безбашенный...
— Не понравилось?
Она махнула рукой.
— Да ну тебя... А слова перепишешь?
Я погрозил ей пальцем.
— Неа, тебя же посадят. Передачи ещё носить придётся.
— Да ладно, не ссы ты. Среди моих знакомых стукачей нет. Хотя...
Она что-то сказала?
Алиса удивленно посмотрела на меня. — Ты чего задумался-то?
— Да вспомнил кое-что. Про эту песню.
Как нас называли? Русский батальон. Боевики говорят кирпичами срались когда нас слышали. Хорошо мы гуляли, душевно, как полагается.
— Что вспомнил хоть? Хорошее или...
— Всякое.
Тем временем отзвуки музыки с площади стихли. Танцы похоже закончились. Алиса зябко повела плечами.
— Прохладно что-то.
— Сейчас. — я снял рубашку, накинул на неё.
— Спасибо. А ещё споешь?
— И спать. Я отложил гитару.
— Ты же петь хотел?
'Как на грозный Терек, на высокий берег,
Бросили казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся Терек
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля в ногу ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля в сердце ранила меня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!'
Неожиданно меня поддержал девичий голос. Алиса...
'Атаман наш знает кого выбирает,
Эскадрон пополнят да умчатся без меня,
Им досталась воля, да казачья доля,
Мне ж досталась пыльная, холодная земля.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!'
Она пела, запрокинув голову и прикрыв глаза.
'А в станице жинка выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только волю во широком поле,
Жалко мать-старушку да буланого коня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Будет дождь холодный, будет дождь холодный,
Будет дождь холодный мои кости обмывать.
Будет ворон чёрный, ой будет ворон чёрный,
Очи, мои очи соколиные клевать.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Как на грозный Терек, на высокий берег,
Бросили казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся Терек
Сотнями порубанных, пострелянных людей...'
Хорошо спели. И какой у неё красивый голос, оказывается.
— Слушай, ты откуда эту песню знаешь? — спросил я.
— Да у нас во дворе её мужики поют часто, когда выпьют. Я запомнила.
— Ну пошли спать что-ли?
Она неожиданно остановила меня. — Подожди, я... Послушай, я знаю, что я дура, но пообещай мне...
— Ты о чём?
Мне показалось что где-то высоко-высоко зазвенела натянутая струна.
Она помолчала... — Азад, пообещай мне, что ты не умрёшь. Понимаешь?
И неожиданно вдруг плача уткнулась в меня.
— Я... Я не знаю, не знаю. Ты пойми. Витька скололся, дурак... Леньку в прошлом году в драке зарезали. Понимаешь какая жопа... А я гуляла с ними. Ты только не думай, что я какая-нибудь там... Честно, ничего такого не было. А теперь вот их нет.
Всё что я смог, это погладить её по голове. Она всхлипнула.
— Видишь, как у нас весело. А ты... Ты приехал, как из другого мира, где всё... По-другому наверно. Гавна этого нет. И люди другие, и всё другое. Понимаешь? Чёрт, ну не могу, не умею я как правильно сказать надо. Не научилась. И ты... Ты как брат. Легко с тобой, хорошо. Даже ругаться как игра. Понарошку как-бы. Только я не хочу брат. Я... Разберусь и скажу. Ладно? Просто время немножко мне надо.
А вот это, учитывая лес, уже проблема. Вслух же я сказал другое.
— Лиска, да я не умру. Честно. Некогда умирать, дел ещё много.
Она только вздохнула.
— Врёшь ведь, поди.
— Нет, правда. Давай, вытри слёзы, да я тебя провожу.
Я подал ей платок.
— А то, что ты рассказала... Жизнь по-всякому бывает. Вот, возьми.
— Спасибо. Поплакалась я тебе. Больше просто некому. Ты только не говори никому. Пересуды пойдут.
— Да плевать. Гитару взять?
— Положь вон там, я завтра заберу.
До домика с флагом мы дошли в тишине. Никого не встретили, лагерь уже спал. Это и к лучшему. Только сплетен Алисе ещё не хватало. На пороге она, улыбнувшись, помахала мне рукой, зашла внутрь...
И тут же выбежала обратно. — Азад!!!!
— Что случилось? — Ульянки нет. Ой, мамочка...
— Как это нет?
— Молча, бля. Зайди сам, посмотри.
Действительно, Ульяны не было и постель не тронута.
Алиса схватилась за голову. — Господи, где её сейчас искать-то? Ольгу будить придётся. Вот ведь...
Я попытался успокоить её — Лиска, не нервничай ты зря...
— Да пошёл ты...
Стоп, минутку...
Я хлопнул себя по лбу. Ну конечно же.
— Лиска, я знаю где она. Пошли.
— Куда ещё?
— Рядом. Да с ней всё нормально, пошли.
Алиса непонимающе смотрела на меня.
— Да куда идти-то?
Схватив её за руку, я вытянул её на улицу и потащил к своему домику.
Похоже Алиса была...
ммм... в растерянности и даже не отбивалась. Зайдя на крыльцо, толкнул дверь.
— Ой, а почему у тебя открыто?
— Увидишь. Заходи, только громко не кричи.
Зайдя в комнату, Алиса, выдохнув, села прямо на пол.
— Улька!
Ульянка мирно посапывала на моей кровати, обняв медведя.
— И что она тут, у тебя делает?
— Спит, как видишь.
