Средневековая история - 2. Домашняя работа.

— В-ваше сиятельство...

— Тарис, я жива и цела. Подождите, я уложу Мири и мы поговорим.

Лиля проводила малышку в ее комнату, сверкнула глазами на няньку — и опять отправилась к себе. Ей было откровенно плохо. Два пореза были не очень глубокими, она это понимала. Но кровоточили и болели они по полной программе.

Ууу.....

Лиля могла бы остановить кровоток. Но — не хотела. Кровь шла не слишком сильно и большой кровопотери... да из такой тушки литр сцедить можно — не заметит! Кто его знает, что на ноже у убийцы? Он им мог позавчера крысу потрошить или задницу чесать! А ей инфекция не нужна. Пусть лучше кровью вынесет грязи сколько может, чем потом гноиться начнет... антибиотиков здесь пока еще нет.

И вряд ли она их изобретет, валяясь в бреду.

Джейми-таки появился. И тут же принялся за лечение.

— Ваше сиятельство, сядьте....

Лиля повиновалась.

— мне надо будет осмотреть ваши раны.

— Я сейчас позову Марту — она мне поможет. И Эмму.

— Я здесь, ваше сиятельство.

— А Марта?

— Ваше сиятельство, она ведь старенькая уже... я ее будить не стала.

Лиля кивнула.

Действительно, по местным меркам ее нянюшка уже стара. За полтинник. Да и она себя старухой чувствует. Вот и не проснулась, когда шум поднялся.

— Хорошо. Эмма мне поможет. А остальные — вон. Тарис, друг мой, прошу вас выйти. Мне сделают перевязку — и я позову вас.

Тарис закивал и вышел вон. Глаза у него были — по рублю. Еще царских времен.

Лиля посмотрела на Джейми.

— Отвернись, рубашку сниму.

Парень покраснел, но отвернулся. Эмма помогла Лиле снять рубашку и набросить новую, без рукавов. Лиля быстро оглядела себя.

Ничего страшного.

Порез на плече, даже скорее разрез — задел, когда падал. Мышцы слегка задеты. Ну да переживем, рука все равно левая. Надо зашить и перевязать.

Без наркоза, млин! Даже без стопки фронтовых — Лиля подозревала, что ее поведет и с двадцати грамм самогонки, а голова нужна ясная.

Ууууу....

Хотелось скулить и плакать.

Нельзя.

Она — графиня. И хозяйка этого дома. Она — обязана являть пример стойкости.

Лиля стиснула зубы. И только зашипела, когда Джейми по ее приказанию плеснул самогонкой на рану. И сразу же на вторую.

Вторая, кстати, была противнее.

Чуть сухожилия не переполосовал, скотина. Что бы она тогда делала?

Не-ет... этого гада она точно повесит!

Подумала — и сама себе ужаснулась.

Ты же врач. Ты клятву Гиппократа давала...

Ага. И теперь обязана лечить скотину, которая бы меня прикончила? Щаззззз. Только шнурки завяжу!

Ты всех лечить обязана. А ты человека обрекаешь на смерть...

Но особого внутреннего протеста в душе не было.

Ну, обрекаю.

На смерть.

И что?!

Не я его убить пыталась. А даже в Библии — поднявший меч от меча и погибнет. И закончим о гуманизме.

Джейми зашивал ей рану шелковой нитью, вымоченной в спирте. Лиля комкала подушку и стискивала зубы, чтобы не заорать.

Эмма подавала всякие мелочи и проявляла сочувствие.

Наконец (лет так через пятьсот по Лилиным меркам) рана была зашита, щедро смазана медом и перебинтована. Остатками ее нижней юбки.

Так, все. Надо срочно озаботиться бинтами.

Достали уже одежду портить!

Лиля поблагодарила Джейми, и отпустила его. Эмма помогла ей одеться, сочувственно вздыхая.

— Ваше сиятельство, окаянство-то какое...

— Да уж...

Лиля вздохнула.

А не приди Мири — и ее могли бы придушить подушкой. По-тихому. И никто бы и ничего бы...

Не доросли тут до слова 'Экспертиза'.

Да и вообще, первый ли это убийца в ее молодой жизни?

Интересно, а вот с лестницы, когда ждала ребенка — она сама упала?

Паранойя?

Товарищ, если у вас паранойя — это не значит, что за вами никто не следит. Одно другому ну совершенно не мешает.

Лиля благодарно кивнула Эмме — и отправила ее к Мири. Пусть приглядит. Лишней там она не будет. А к себе позвала Тариса Брока. Благо, тот ждал за дверью.

— Ваше сиятельство! Да что ж это творится такое?!

— покушение на убийство, — Лиля грустно улыбнулась, решив взять от ситуации по максимуму. Видимо, кому-то я сильно не нравлюсь. Мало, что я упала с лестницы, что потеряла ребенка, что управляющий разворовал все, что только мог, что супруг навещает меня раз в полгода. Кому-то надо меня еще и убить...

На глаза навернулись слезы. Вообще они далеко и не уходили после художественной штопки. Но Тарис растрогался и смотрел сочувственно.

— Ваше сиятельство, а ваш отец в курсе?

— Что вы, Тарис, разве я могла бы так его волновать?

— Он же ваш отец!

— Теперь перед Альдонаем и людьми ответственность за меня несет муж. Которому я безразлична.

— Ваше сиятельство, я буду вынужден рассказать вашему отцу о покушении!

Лиля пожала плечами.

— полагаю, что это ничего не изменит. Но если вы пожелаете — рассказывайте.

— Обязательно расскажу! Отец вас любит, беспокоится, а вы тут в таком ужасе!

Лиля изобразила нечто вроде 'страдающей Магдалины'. Или кто там из святых страдал? Не сильна она была в этом...

— Альдонай терпел и нам велел...

Еще минут десять беседа продолжалась в том же духе. Наконец Тарис заявил, что останется еще дня на три — пока не будет уверен, что с графиней все в порядке — и ушел.

Лиля коварно ухмыльнулась.

Все.

Ты уже мой.

Хотя сам еще этого не понял.

Здесь принято оберегать и защищать женщин. Пусть только аристократок. Но — принято. И ты будешь меня защищать. Ты уже считаешь, что это — правильно и хорошо. И отцу ты все доложишь в нужном ключе. Плюс письмо. Я-то ему писать ничего не буду. Ты страшнее распишешь...

А теперь — в подземелье. Посмотрим, что там уже сделали с убивцем...

* * *

Лиля накинула сверху теплый плащ. А волосы даже закалывать не стала. Взяла подсвечник, пару лучинок — и вышла за дверь.

За дверью ее уже ждали.

Олаф и Эльг. Лиля кивнула.

— Проводите меня?

Мужчины закивали. И построились — один впереди, один — сзади.

Лиля не ходила в подземелье. Темница, пыточная.... Это ведь все было. Рядом с подвалами, где хранились запасы на зиму. Но ей не хотелось думать об этих местах. Как-то надеялась, что не пригодится.

А вот вирмане подумали.

Петли не скрипели. Горели факелы. А Ивар, Гэл, Лейс и убийца ждали их в допросной. Правильно. Ни к чему тут прорва народа!

Лиля оценила тяжелый стол с кольцами, с желобками для стока крови, к которому и был привязан убивец — и довольно кивнула.

— Сопротивлялся?

— Денег обещал, если отпустим, — лицо Ивара было откровенно насмешливым. Лиля тоже фыркнула.

— Денег обещал? Ну что, дружок, кто тебя послал? Колись, сука!

Рядом рявкнул медвежьим басом — иначе и не скажешь, Гэл, обещая убийце что-то веселое. Типа посадки на кол.

Рявк не произвел впечатления — и Лиля тут же успокоилась. Нечего орать, если не поможет.

— что с ним делать?

Вообще-то она знала, что такое допрос в полевых условиях. Но самой... Не та специализация. И рука болит.

Вирмане глядели с сочувствием. И высказался Ивар.

— Ваше сиятельство, может, вы бы за дверью подождали? А мы уж тут?

Лиля покачала головой.

— нет. Он хотел меня убить. Я должна знать...

Ивар глянул с уважением. И кивнул на большую скамью.

— может, посидите там? А мы уж пока тут?

Лиля кивнула. Отошла к стенке и уселась. Сделала безразличное выражение лица и принялась разглядывать ногти. А нам все равно, а нам все равно, станем мы храбрей и отважней льва... Ивар склонился над пленным.

— рот ему завяжите.

Приказание было тотчас же исполнено.

Ивар ласково глядел в выпученные глаза.

— Не страшно? Понимаешь, что мы сейчас с тобой сделаем — и пощады не просишь? Это хорошо. Я таких люблю.... Очень люблю. С тобой можно будет долго играть, прежде чем ты попросишь пощады. А то игрушки так быстро ломаются, это просто ужасно...

Голос его был искренне огорченным.

— Я с тобой буду играть. А ребята мне помогут. Ребята, у кого есть нож?

— вы его не убьете? — уточнила из угла Лиля.

— Зачем? Сначала мы что-нибудь попроще сделаем. Иголки под ногти, например. Потом ногти обдерем. А потом и шкурку драть начнем. Солью посыпая. Ради хорошего дела ведь не жалко...

— За солью сходить? — уточнил один из вирман.

Ивар пожал плечами.

— Погоди пока. Эмму среди ночи будить неохота. Мы пока по-простому...

Нащипать ножом лучинку на тоненькие острые щепки?

Пара секунд.

И вирманин цепко ухватил убийцу за руку.

— ты со мной можешь даже не разговаривать. Я люблю людей резать...

И ловко вогнал первую щепку под ноготь.

Убийца взвыл даже через кляп и выгнулся на столе. Но кольца и веревки держали крепко.

А Ивар продолжал. Медленно, с чувством, комментируя каждое действие.... Вгонял щепки, расшатывал, объяснял, что потом просто будет отдирать ногти — и опять вгонять щепки уже в живое мясо... Лилю тошнило. Но она старалась не показывать вида.

Так прошло минут двадцать. И только потом вытащили кляп. Лиле это время показалось годами. Но она молчала. Не надо. Не лезь, девочка... Терпи.

Мерзко. Но необходимо. Здесь еще не придумали 'сыворотку правды'.

— Ты ведь не будешь говорить, кто тебя послал? Правда?

Убийца выдохнул пару ругательств. И вирмане опять взялись за кляп. Кажется, он хотел остановить процесс? Лиля не решилась ничего сказать. Она только наблюдала. Есть вещи, в которые лучше не вмешиваться. Присутствовать она обязана, как графиня Иртон. А вот пытать самой — еще не хватало. Но... пальцев всего двадцать. Они обработали руки, сняли сапоги... эта скотина ноги моет? Или только носки на водку меняет?

Когда закончились пальцы на ногах, убийца уже потерял всякое самообладание. Он дергался, мычал, скулил что-то сквозь кляп.... Лиле было мерзко до предела. Но простите — это ее жизнь. И жить еще охота.

А если она не узнает, кто ее заказал — где гарантия, что за одним убийцей не придет следующий?

— пощадите!!! — завопил сломленный мерзавец, как только ему вынули кляп. — Я все скажу!!!

— кто тебя нанял?

— Он не назвал себя.

Ивар взялся за кляп.

— я знаю, зачем он это сделал!!!

— Вот как?

— У его телки шашни с графом Иртон.

Лиля вскинула брови. Вот как? Жена помирает в глуши, а супруг себе кого-то нашел?

Очень, очень мило...

— А телку как зовут?

— Аделаида Вельс...

Главное Лиля узнала. Остальное было деталями. Женщина посмотрела на Ивара.

— Продолжайте расспросы. Я выйду. Здесь душновато. Да и товарищ обгадился... мне это не нравится.

— Как скажете, ваше сиятельство.

— И не убивайте без моего разрешения. Вдруг еще пригодится?

— Слушаюсь, госпожа графиня.

— Утром расскажете мне, что он еще скажет. Когда я вернусь с богослужения. И работайте.

— проводи, — кивнул Ивар Олафу — и наклонился над убийцей.

Последнее, что слышала Лиля:

— Если почую, что соврал — шкурку драть не буду. Вместо этого сделаю лучинку поострее, засуну тебе в ... и подожгу. Только так запоешь, .... и ...

Лиля едва прошла пять шагов. А потом упала на колени — и ее вырвало.

Не от ужаса, нет. Тут все наложилось.

Страх за свою жизнь.

Адреналин от схватки.

Боль от раны.

И пытка тоже....

Резать человека на операционном столе было не страшно. Тоже мне, трагедия...

А вот наблюдать за пыткой, всем видом показывая, что тебе скучно и вообще — лучше бы ты 'Дурдом-2' смотрела.... Это было гадко и мерзко.

И Лилю рвало.

Жестоко и мучительно, одной желчью...

Олаф поддержал ее за плечи, протянул что-то вроде тряпки...

Лиля вытерла лицо и сплюнула.

— Вы его дожмете?

— Да. Не бойтесь, госпожа...

— я не боюсь, — Лиля всхлипнула. — Не за себя. Там же Миранда была... а если бы эта мразь на нее руку подняла? Я взрослая, а она-то ребенок! Беззащитный!

Вирманин помрачнел.

— Мы будем вас защищать....

— Лучше научите нас с Мирандой защищаться самостоятельно....

Лиля кое-как доползла до комнаты — и упала на кровать прямо в одежде.

Надо бы зайти к Мири, проверить, как она там, но сил не было ни на что. Даже плащ снять.

Тошно... как же тошно... пытать живого человека... а там, за линией горизонта, кто-то хочет тебя убить.... За что?

Просто так. Потому что ты — графиня и твой муж не держит штаны завязанными...

Просто так...

Лиля тихонько плакала.

Тихо-тихо, чтобы никто не слышал. Ей было очень плохо.

Болела рука.

На душе было гадко.

Завтра она опять будет сильной. Она будет улыбаться, будет шутить и смеяться, она постарается найти подход к пастеру Воплеру, но сейчас — сейчас она просто слабая женщина.

Которой не на кого рассчитывать, не на кого опереться, которую предал муж...

Лиля и сама не знала, сколько там от Али, а сколько от Лилиан...

Ей просто было больно.

Глава 2.

Свят-свят-свят...

Лиля так и не уснула. И даже не пыталась.

Болела рука, спина, колени... короче — все. А после истерики — еще и горло.

Поэтому лицо в порядок она приводить даже не стала. Козе понятно — если его в три слоя штукатуркой не покроешь — ничего не скроешь. Ни красных глаз, ни отеков, ни... эх, не надо было бы плакать... а что она — не человек?

Не всегда же получается себя контролировать! Хватит и того, что никто не видел. А думать — что хотите, то и думайте. Мне на молитву надо...

Лиля напялила розовый балахон из тех, которые не продала и не перешила. Так лучше. С пастером надо искать общий язык. Так что вид должен быть традиционным. Это пока ей удавалось изворачиваться. Сначала разыграть истерику, а потом уехать. Вот пастер с ней и не пересекался. А ведь должен. Должен, потому как она самая крутая прихожанка в окрестностях. И денег с нее получить, и пример она должна подавать людям... короче, никак им не разминуться. И это не поверенный мужа. Пастера травануть не выйдет. Да и удалось бы — следующий лучше не будет. Еще и патер Лейдер... жиголо, мля!

Других выражений у женщины не находилось. Но лучше уж это учесть. И не давать повода для приезда. А то, что священники между собой связаны — это и к гадалке не ходи.

Кстати, какое горе, какая беда — сильно заболел Ширви Линдт. Беднягу рвало, плющило и колбасило по полной. Всю ночь. Ему даже не до графини было — его наизнанку выворачивало. Он страдал.

Так что он на службу не ехал. Зато ехали все остальные.

Лиля окинула взором слуг вперемешку с учителями, поудобнее перехватила мелкую и уселась в карету. Храм был примерно в часе езды. Вот и считайте. Рассвет в шестом часу, выезжать надо в пять, даже раньше, а учитывая, что надо одеться и привести себя в порядок...

Мири посапывала в карете.

Рука болела. Спина болела. Горло болело...

Эх, тяжко жить на свете белом...

Няньку Лиля брать не стала, мол, от нее потом воняет и лук Кальма жрет без ограничений, так что няньке пришлось трястись на телеге, со слугами.