Снежная вершина

— Не стоит тревожиться, дорогая госпожа. Утро поведала о коварном яде лишь мне и никому более. Вы же знаете, если я храню секрет, мой рот на замке. Остальные думают, что у них тяжёлое похмелье и уже вернулись в строй. Только меня лекарь все еще держит при себе, желая уязвить мое самолюбие и окончательно опозорить в глазах братьев по оружию.

Иней улыбался, и улыбка его была столь неотразима, что погасила гнев юной госпожи Вьюги, и та, ответив ему тем же, расположилась на ступеньках рядом с друзьями.

— Кстати, о секретах, — сказала она. — По случаю, ночью в лазарет навестить тебя пришёл Око, но встретил там меня. Мы поговорили. И я узнала от него то, о чём ты, Иней, посмел умолчать. Об одной танцовщице из Золотой Луны.

Казалось бы, пришло время прятать взгляд и Инею, но вместо этого он бесстыдно заявил:

— Госпожа, есть вещи, которые люди должны рассказывать о себе сами. К чему пытаться узнавать подробности жизни героев, сплетничая с их друзьями? Я счёл бы себя недостойным чьей-либо дружбы, если бы начал здесь и там болтать о таком.

— Но ведь мне ты расскажешь? — встряла Утро. — Как занятно, имя невесты совпадает с профессией возлюбленной... Мой братишка определённо не прост.

Танцующая почувствовала, что её щеки начали нагреваться.

— Никакая она ему ни любовница, — вскипела дочь Вьюги. — Так... просто... ну, просто танцовщица из чайного дома, и то проездом.

— Проездом?

— Да! — крайне раздражённо отвечала Танцующая. — Её родина далеко на Закат. Они шли сюда вместе с торговым караваном демонстрировать своё мастерство и учиться.

— Наверняка она из народа остроухих, — мечтательно воздела очи Утро. — Говорят, остроухие самый весёлый народ на свете. Целыми днями они только и делают, что радуются жизни, поют песни, танцуют, сочиняют стихи и музыку. И печаль им не ведома. Если Око сошёлся с такой, то у тебя, дорогая сестричка, шансов нет совсем. Каким недотепой должен быть мужчина, чтобы позариться на буку вроде тебя, когда рядом есть остроухая!

Танцующая вспомнила раннее детство, то время, когда она и Утро, ещё не будучи столь ответственными за честь клана, частенько жестоко побивали друг друга по пустякам, а потом вместе отбывали наказание на рисовых полях. Эти детские воспоминания всплыли с особой отчётливостью почему-то именно сейчас.

Но внезапно с перекрёстка донёсся странный звук, прервавший её благостные размышления:

— Му-у-у-у!!!

— М-да... — поморщился Иней. — Кто-то опять вывел коров на улицы. Ох уж ему не поздоровиться. Госпожа Долгая Ночь из него всю душу вытрясет.

— Ты сиди, мы сами пойдем поглядим, — Утро поднялась на ноги. — И не вздумай вставать.

Когда обе девы вышли к дороге, их взгляду открылось интересное зрелище. От самых ворот тянулась колонна гружёных повозок, запряженных волами. И повозки сопровождали люди. Много людей.

Для кое-кого это событие уже успело стать источником неприятностей. Что уж, казалось бы, непонятного может быть в приказе: "Никого не впускать, никого не выпускать"? Стой себе и работай. Не впускай, не выпускай... Но некий воин клана Вьюги по имени Снежный Ком и тут умудрился попасть впросак.

Служба шла своим чередом, пока на рассвете перед воротами деревни не известь, откуда появилась целая толпа народу. Волы, лошади, повозки, гружёные не пойми чем — все, как ни в чём не бывало, прут на ворота, и всё тут.

Подчинённый Кома, Суровая Гора, настолько растерялся, что с некоторым запозданием бросился выполнять свой долг, то есть докладывать начальству. Самому же Кому предписывалось справиться у головной части каравана о причинах присутствия под стенами Вьюги. Куда там! От толпы исходил такой гам, что перекричать его не было никакой возможности. "Как это их разведчики не заметили?" — с болью забилась мысль о чугунную голову солдата.

"Разведчики — люди умные, и, если не заметили, так и надо", — тут же поправился он.

На громкие приказы остановиться колонна не отвечала. А раз так, следующим действием Кома должно было стать применение силы. Но, учитывая обстоятельства, сторож решился внести изменения в первоначальный план действий. Быстро скрывшись за воротами, он вместе с коллегами запер их огромным засовом, а сам взобрался на стену. И когда толпа в недоумении остановилась перед закрытыми дверьми, он со всем почтением обратился к приезжим.

— Эй, вы! Нищие, холопы и жулики! Как вы посмели явиться пред врата сей обители благородства?

Толпа некоторое время перешёптывалась, а затем вперёд вышел горбатый юноша в лохмотьях. Но говорил не он, а тот, кто на первый взгляд был его горбом.

Белобородый старик, (это было нетрудно определить, несмотря на то, что борода та была спутанной и грязной, как и все остальные волосы, наличествующие на голове у пришельца) кряхтя, спрыгнул наземь и обратился к Кому:

— Я один из почтеннейших старцев нагорья Море Снежного Блеска. Зовут меня Прозрачная Капля из деревни Молчащий Снегопад. Это мой внук, — старец, указал на "горбатого". — И я во всей своей великой мудрости никак не возьму в толк, почему господин столь благородного происхождения отказывает нам и нашим товарищам в гостеприимстве.

Истинную причину отказа Снежный Ком высказать не мог, ибо она была нешуточной тайной, за разглашение которой всякому грозило суровое наказание. К тому же воин знал об этой тайне лишь то, что она, как по секрету поделился с ним один из молодых мастеров, была нешуточной — воитель так и не смог найти более подходящего слова. Но разве нужна причина, чтобы не пускать куда-то толпу нищих холопов?

— Старик! — выкрикнул Ком. — Забирай своих попрошаек, и катитесь вместе прямиком до своей деревни, пока ваши кости ещё можно собрать. В этом благородном доме милостыню не раздают!

Дед, разочарованно качая головой, молвил такие слова:

— Да... А насколько я помню, раздают, и, бывает, даже помногу...

Снежный Ком вскипел от нанесённого оскорбления, но не подал виду. Этот старикан нравился ему всё меньше и меньше.

— Особенно в середине весны, в праздник Цветения... — тем временем мечтательно продолжал человек, назвавшийся Каплей.

А воин уже не слушал. Его рука медленно тянулась к загодя припасённому луку и крайне удачно расположенному рядом с ним колчану стрел. Снаряжение снайпера было скрыто от посторонних глаз за высокой стеной. Но вдруг за верную десницу воина кто-то дёрнул. Вначале запыхавшийся Суровая Гора пытался объяснить Кому жестами, в чём дело, но, поняв безуспешность затеи, просто указал в сторону зала собраний. Оттуда поспешным шагом к воротам приближалась милая старушка, известная всей Вьюге под именем Долгая Ночь.

— Открыть ворота немедленно, — велела она, а сама направилась на стену.

Там уважаемую госпожу встретил гул недовольства.

— Гости дорогие, — обратилась она к толпе, ибо Капля уже растворился меж иных гостей. — Прошу великодушно простить меня, дряхлую Долгую Ночь. Стара я стала, телята у меня захворали, вот и забыла совсем за заботами, что природа зацвела и запела, и пора гостей созывать. Вместе петь, танцевать и состязаться. Простите ли вы немощную Ночь, гости дорогие?

Тут недовольный Ком и иные воины, наконец, открыли ворота, и под дружный возглас "Конечно, простим!" толпа хлынула на улицы. И как Ком не старался разглядеть среди ворвавшихся нагловатого дедка или, хотя бы, его горбатого внука — всё было впустую.

Девы подоспели к дороге в самый что ни на есть знаменательный момент, как раз к началу распада каравана. Словно белые воды великой Ветви (Чаоне — знаменитая река, пересекающая изумрудную империю с запада на восток. — Прим. Пер) в предвкушении слияния с Опаловым Морем, люди, вьючные животные, повозки стали расходиться в разные стороны. Те, что побогаче, в поисках пристанища направлялись к "Гнезду Зимородка" или стучались в двери иных домов, предлагая плату в обмен на гостеприимство. Те, что победнее, разбивали лотки и палатки прямо на улице. Многие вообще не задумывались о размещении, а сразу шли искать увеселений.

— Ах, госпожи мои, — весело обратился к девам из-за их спин Иней. — Мнится мне, мы имеем честь плюхнуться в самую большую лужу за всю многовековую историю нашего клана. Решив запереться в деревне в канун праздника Цветения, мы сами обрекли Вьюгу на вечный позор. А, пожелав избежать осмеяния, умудрились проявить себя ещё и редкостными глупцами. Так и вижу, как какой-нибудь монах в уединенной келье записывает: "В 112 год черепахи, перед священным Цветением, клан Вьюги по доброй воле впустил врагов в свою деревню..."

Танцующая вздрогнула, но вовсе не от необдуманных слов Инея, а скорее от того, что за ними последовало. Вспышка света, затем звонкий удар ладонью по щеке, и, наконец, глухое падение тела на землю.

— Как ты можешь говорить такое о бабушке!? — взорвалась Утро. — Я велела тебе оставаться в палатах, а ну пошёл!..

Иней только изумлённо щёку потёр, а в следующее мгновение его и след простыл.

— Вот же придурь! — воскликнула дева, словно бы извиняясь перед Танцующей за своё неподобающее поведение. — Я думаю, бабушка всё предусмотрела! Она никогда бы не позволила себе так ошибиться!

Танцующая, в отличие от своей подруги, не думала — она знала наверняка.

Глава XIV, в которой хозяин лучшей корчмы деревни Плачущая Вьюга становится жертвой беззастенчивых проходимцев

Хозяин местной корчмы "Гнездо Зимородка", Обледенелое Дупло, не знал, не думал и, если честно, думать не собирался. Не знал потому, что его дед Запасливый Клюв умер прошлой зимой от старости, а отец и того раньше — 18 лет назад, во время последней клановой войны. Будучи наследником весьма знатной ветви клана Вьюги, Дупло был всё ещё слишком молод, чтобы присутствовать на совете.

Хотя по деревне ходили слухи о неизвестных злоумышленниках, отравивших благородных гостей из клана Зари, они мало волновали хозяина корчмы, поскольку достопочтенные гости, к несчастью, остановились не у него. А ведь приближался праздник Цветения, день, который дед называл открытием "Сезона падающих паломников". С этого дня до самой поздней осени со всех семи царств в Плачущую Вьюгу будут съезжаться герои различной силы, ловкости и ума. И падать в тщетных попытках покорить Великую Снежную Вершину и дознаться её тайн. Но вначале они остановятся на пару дней в "Гнезде", чтобы передохнуть перед неизбежной погибелью. Тут-то Дупло и проявит свою незаурядную смекалку, чтобы избавить простофиль от имеющегося у них золота, в общем-то, более им и не нужного.

Догадывался ли хозяин корчмы о том, что ещё сегодня утром благодаря некоему воину Снежному Кому честное предприятие могло бы сорваться, доподлинно неизвестно, однако, кое-какие предзнаменования были ему явлены. (К сожалению, отрывок с описанием самих предзнаменований был утерян, что является невосполнимой утратой для культурного наследия изумрудных царств. — Прим. Пер.) ...Но как только Дупло приступил к последним обязательным приготовлениям, предшествующим приёму посетителей, он окончательно позабыл обо всех чёрных приметах.

Таким образом, не имея ни малейшего представления о злоключениях, преследующих его собственный клан последнее время, Дупло оказался более всех приспособленным к будущим испытаниям. И клиенты, повалившие валом с рассветом, имели возможность в этом убедиться. Вино лилось рекой, а от еды ломились столы.

Приметы, как известно, не лгут никогда. И герою следовало бы их вспомнить в тот момент, когда в корчму зашли два подозрительных субъекта. Тощий белобородый старикан и статный тонкобровый юноша.

Этот тип группы из двух человек довольно распространен в изумрудных царствах — мало ли полоумных наставников разгуливает под Небесами и берет в ученики не менее безрассудных молодых героев... А ведь нынче, как раз, открытие "сезона", и сколько таких парочек появится на улицах Вьюги, известно только небесному князю числ Хи Чу. Дупло не был небесным князем, но, даже не обладая божественными способностями, смог насчитать уже три, зашедших поутру к нему в гости. Наша была четвёртой. И если бы кому и захотелось не обратить на неё внимания, то не удалось бы, поскольку группа сразу же исключила такую возможность. Точнее, исключил ее старик.

Прямо с порога, не мешкая, величавой походкой он проследовал к досточтимому Дуплу и поприветствовал его следующими словами (юноша смиренно держался за спиной старца):

— Доброго вам утречка, господин Дупло!

От такого приветствия корчмарь впал в ступор, лихорадочно припоминая, где же он мог видеть этого старика или хотя бы его молодого спутника. А задача была не из лёгких, потому что большая часть гостей, когда-либо посещавших "Гнездо", не возвращалась. И всё-таки Дупло отметил нечто неуловимо знакомое в чертах белобородого, да и в чертах тонкобрового тоже. Всё ещё продолжая вспоминать, он вежливо обратился к новоприбывшим:

— Доброго утра и вам, уважаемый мастер! Чем может служить вам корчма "Гнездо Зимородка" и его покорный хозяин?

Глаза старца озорно блеснули.

— А принеси-ка ты нам, господин Дупло, 32 плошки риса, 12 курочек, 15 рыбных салатов (Блюдо называется Рури и популярно в Западном царстве по сей день. — Прим. Пер.) и достань своего лучшего вина из бочки! Той, которую ты прячешь в тайнике под половицей с изображением снежинки. А когда со всем этим будет покончено, мы обязательно подскажем, в чём ещё ты сможешь услужить.

Дупло, выслушав требования старца, окинул его скептическим взглядом. Одетый в скромные одежды, он не был похож на того, кто готов был оплатить столь серьёзный заказ, а его ученик тем паче.

"И как он прознал о бочке?" — взволнованно рассуждал Дупло.

Эти двое вели себя не как бродячие герои, а как настоящие проходимцы. Они не выказывали подобающей скромности и воздержанности, и лица у них были очень подозрительные. Но просто вышвырнуть их из заведения при всём честном народе не казалось корчмарю разумным, поскольку это могло дурно сказаться на незапятнанной зимородковой репутации и убавить годовой доход. Другое дело, если бы старик и юноша сами сотворили что-нибудь постыдное. Но как бедному Дуплу выйти из подобной ситуации с наименьшими финансовыми потерями?

"Принесу им пару чашек рису, две куриных ножки и салат, а потом с глубочайшими извинениями выставлю промежуточный счёт. Если не расплатятся и примутся меня позорить, охрана выкинет их на улицу, а может, и из деревни".

Подивившись собственной мудрости, хитрец подозвал слугу, чтобы тот принёс из кухни означенные чашки, ножки и салат, а также послал кого-нибудь за воителями. Когда же заказ был принесён, он сам направился к дальнему столу, где уже разместились гости.

Подходя к проходимцам, Дупло заметил, что те о чём-то вели беседу, но, почувствовав его недалёкое присутствие, прервались.

— Что же вы нам так мало принесли, господин Дупло? — неожиданно поинтересовался старец, как только сын Вьюги начал расставлять блюда. — Опасаетесь нашей неплатежеспособности?

Старец оказался гораздо опаснее, чем мог бы подозревать Дупло, но тот постарался проявить невозмутимость.