Карл встретил нас за накрытым столом. Но это и настораживало. Если он хотел просто позавтракать в нашей компании, мог бы пойти вместе с нами в университетскую столовую. Но он принял нас в своем кабинете. Это натолкнула меня на мысли, что ректор решил совместить приятное с полезным. То есть, у него к нам с Иром конфиденциальный разговор. Интересно, о чем пойдет речь?
— Доброе утро, — поприветствовал нас Карл, не вставая из кресла и салютуя бокалом с чем-то искрящимся и шипучим.
— И вам не болеть, — вырвалось у меня. Улыбнувшись, плюхнулся в одно из двух свободных кресел. Ир устроился рядом. — Так чем обязаны? — спросил Карла и принялся увлеченно исследовать расставленный на столе блюда.
Хорошо, что я до сих пор не знаю, что тут из чего готовят. Уверен, это знание было бы непростым испытанием для моей нежной земной психики. А что, я тоже не железный? Сказал бы кто, что все это из каких-нибудь червей и личинок приготовлено, да я бы никогда в жизни уже не смог получить от местной еды то удовольствие, которое я получал незнаючи.
Карл подождал, пока мы с Иром наложим себе на тарелки всего понемногу, со снисходительной улыбкой наблюдая за нами. И только после того, как мы с мерцающим утолили первый голод, заговорил о делах насущных.
— Во-первых, о твоем персональном курсе, — начал господни ректор.
Я чуть не подавился, так как слово "курс" у нас в России было весьма многозначным, он курса в университете, до курса корабля. Оказалось, ректор имел в виду третье значение.
— Твой курс, — повторил он, — психология для начинающих. В виду того, что в самые ближайшие дни к нам должен заявиться княжий аудитор, не мешало бы составить календарно-тематический план и рабочую программу. Разумеется, в идеале к ним ещё приложить конспект лекций и поурочные планы. Но, думаю, на первое время и этим обойдемся. Ир объяснит тебе, о чем писать и как все это оформить.
Разумеется, после такого, я с трудом проглотил ком в горле. Напрочь забыл о недоеденном салате — или что это было на самом деле? — и полностью обратился в слух. Ректор удовлетворенно кивнул, оценив мою внимательность, и продолжил.
— Во-вторых, на ближайшем заседании ученого совета университета вам обоим предстоит выдвинуть на рассмотрение положение о создании студклуба. Соответственно с вас будет требоваться устав данной внутриуниверситетсткой организации. И общий учебный план на ближайшее полугодие. Так же, не мешало бы в качестве примера приложить тематические планы работы хотя бы несколько кружков и предполагаемых секций.
— Например, футбольной, — включился Ир.
— И отдельной строкой, в качестве психологического тренинга, гневотерапию не мешало бы прописать, — поддержал мерцающего ректор.
А я сидел, переводил взгляд с одно на другого, понимая, что они сейчас говорят на понятном им обоим языке, но я-то во всех этих планах, учебных программах и конспектах лекций — полный профан. Эх, и почему я когда-то не пошел в педагогический?
— В общем, я надеюсь, ты понял главную идею и Андрею объяснишь, — резюмировал Карл, обращаясь к своему секретарю. Тот чинно кивнул и задал встречный вопрос.
— О нашем проверяющем что-нибудь известно, кроме того, что он личный помощник князя? Или Камю запретил рыть в этом направлении?
— Он не запрещал, — заметил Карл, пригубив свое шипучее вино, которое я про себя уже прозвал шампанским.
Мне его тоже налили, но запах показался слишком сладким. Вообще, на вкус оно было больше похоже на ликер, только в отличие от последнего, в нем не было тягучей вязкости, а вот навязчивая сладость была знакомой. А еще эти пузырьки, которые и в шампанском меня не особо прельщали. Поэтому я решил не злоупотреблять этой штукой. Не понравилось.
— Камюэль, — продолжил Карл, — рекомендовал ничем не выдавать интерес к персоне этого молодого человека.
— А он на самом деле человек? — навострил уши, так как уже привык, что тут редко встречаются люди.
— Разумеется. К слову, князь тоже человек, если ты не знал, — проинформировал меня Ир, — и предпочитает, чтобы в ближайшем его окружении было как можно меньше представителей иных рас.
— Расист, что ли?
— Частично, — заметил Карл.
— Это как?
— До открытой демонстрации своей неприязни он никогда не опускался.
— Но в личных покоях все стены увешал лозунгами — "Харьюс для людей! Долой эльфов и прочий сброд!", — поинтересовался я с вопросом.
— Сброд? — Возмутился Ир, прибывающий сейчас в своем эльфийском мерцании.
— А что? Неплохо звучит, — широко улыбнулся ему и локо увернулся от подзатыльника, который этот гад попытался мне отвесить.
— Заканчиваете игры, — вмешался Карл. — Вам обоим предстоит...
— А вот и я! — Вдруг раздалось от двери, которая с немелодичным грохотом треснулась о стену, когда в кабинет ректора без стука ввалился тот, кого мы все трое уж никак не ожидали увидеть тут так скоро.
Во-первых, отвлекусь немного на предпосылки случившегося. Ир был секретарем ректора, пока в начале этого учебного года не взял академический отпуск, мотивировав его тем, что находиться на завершающем этапе написания диссертационной работы на соискание степени архимага. Карл к нему относился, как к приемному сыну, так как по официальной версии у молодого светлого эльфа Ириргана Шутвика Льдистого нет семьи, он сирота. Чего не скажешь о Ириргавирусе Вик-шу-Тике Пестром — мерцающем, внуке не кого-нибудь, а самого Пестрого, того самого, кто конфликт темных и светлых при Северном Затмении предотвратил. Но суть не в этом. В общем, Карл так тосковал по Иру, что нового секретаря на его место так и не взял, все ждал, что беглый Шутвик вернулся. Соответственно, в приемной ректора секретарское место до сих пор пустовало. Но Карл так привык за время аспирантства Ира, что он всегда при нем, что до сих пор не запирал дверь своего кабинета, какие бы конфиденциальные переговоры не проводил. Поэтому к нам так легко и непринужденно ворвался самый нежелательный элемент из всех возможных.
Во-вторых, о ком, собственно, речь. Я сразу догадался, что это именно тот парень, которого мы тут так активно обсуждали в приватной беседе. И сразу скажу, что княжеский аудитор меня разочаровал. В первую очередь внешне. Не аудиторская у него была морда. Ох, неаудиторская! Что же касается характера, то я сразу понял — этот парень будет той еще занозой, особенно на фоне того, что явно задался целью вывести из себя не только Карла, но и Ира. В виду того, что Карл был человеком, а вот Ир — мерцающим, последнего, если вовремя довести до точки кипения, за жизнь товарища аудитора я не поручусь.
— Что-то вы рано, господин Ри'Дорьк, — мягко обронил ректор, на лице которого не дрогнул ни один мускул. Вот это самообладание! Даже Барсик сдох бы от зависти, если бы видел.
— Решил, что визит мой должен быть упреждающим. Но вы не беспокойтесь, — махнув рукой, нахально лыбящаяся морда плюхнулось за стол в кресло, только что им самим материализованное, — команда сопровождения прибудет только в среду. Так что пока я тут, если так можно сказать, инкогнито, — он театрально понизил голос и сдернул с носа стильные очки, вертя их в руке за тоненькое, изогнутое дугой ушко.
Задержался взглядом на этом предмете гардероба нашего аудитора. Вспомнил, как на заре отношений, Барсик подбирал в моем мире солнечные очки для Мурки, у которого, как у всех темных, глаза были излишне чувствительны к свету и в мире без магии, где ему было трудно поддерживать на лице особую вуаль, темный испытывал некоторые неудобства, прогуливаясь по улицам при свете дня. Конечно, светлый командор ничем не выдал, что сами очки, как оптический прибор, неизвестны в их мире, но я как-то ожидал большей разницы в дизайне. Подозрительно, что очки аудитора были так похоже, на принесенные из моего мира. Хотя, если вспомнить, о том, как Ир объяснял интерес Карла к психологам именно Земли, можно предположить, что Павлентий, за глаза окрещенный мной Павликом, тоже был в моем мире с одним из экскурсионных туров и привез их оттуда. А что, вполне удобоваримое объяснение. Вот только после него все равно какая-то червоточинка в душе осталось.
Вообще, этот парень был каким-то странным. Начнем с того, что именно молодой парень, а не обремененный сединами ученый муж. Слишком молодой для столь высокого звания. Взгляд, как я уже отмечал, нахальный. Глаза серые. Шатен. Волосы в художественном беспорядке, на макушке пушистый ежик или что-то вроде того, а сзади от затылка по шее вниз струились тонкие прядки. Телосложение среднее, тонкий, гибкий, явно очень изворотливый. Улыбка с хитринкой, словно ему известно куда больше нас всех вместе взятых. Черты лица тонкие, скулы высокие, эльфийские, надо отметить, скулы. Но, если бы парень был полукровкой, Ир бы так и сказал "полуэльф". Тем не менее, мерцающий был уверен, что Павлик человек. Хотя, если присмотреться к курносому носу, с почти незаметной россыпью веснушек, которых у эльфов я еще ни разу не встречал. Они, к слову, совершенно не портили мальчишеского лица, и я даже мог назвать этого парня очаровательным, если бы он был девушкой или на худой конец мерцающим, но не судьба.
— А вы тот самый психолог, который тут все с ног на голову перевернул? — Пропел аудитор, без спроса наливая себе того шипучего вина.
— Нет, — ответил, огорошив не только Павлика, у которого рука дернулась и несколько желтовато-прозрачных капель упали на белоснежную скатерть, но и Карла с Иром. Аудитор полностью переключил все свое внимание на меня.
— А мне сказали, что вы и есть. Верные слуги князя вас очень точно описали. Если не психолог, то кто же вы?
— Стихийное бедствие человеческой наружности, — вежливо улыбаясь, объявил я, — Не верите? — Хмыкнул и припечатал все с той же очаровательной улыбкой, — Спросите у Камю.
— Кого, простите? — взгляд аудитора стал серьезным. Именно этого я и добивался своим паясничеством: показать ему, что не он один может тут шутить и окружающих дураками выставлять.
— Как? Вы не знаете? Что-то плохо сработала у князя разведка. Я тут всем друзьям-знакомым прозвища даю, чтобы проще было запомнить имена, непривычные человеку из моего мира. Камюэль Барсим или старший Барсик, — услужливо пояснил ему.
— И он... — Павлик запнулся, — вам позволяет так себя называть?
Расчет был верен. Камю в этом мире был весьма известной фигурой.
— Конечно. Я ведь с ним дружу.
— А он с вами?
— Хотите проверить?
— Не откажусь.
— Тогда ждите аудиенции.
— Андрей, — вмешался Карл, видя, что дело приобретает серьезный оборот.
— Да?
— Думаю, у вас с Иром есть неотложные дела.
— Безусловно, — сразу же поддержал его Ир и, поднявшись, потянул меня из-за стола.
— Еще увидимся, — сказал я аудитору и вышел вслед за мерцающим, почти тут же оказавшись притиснутым к стене приемной.
— И что это было? — Зашипел мне в лицо разгневанный Ир.
— Не знаю. Только он мне не нравится, правда, пока не определился чем.
— И все? — недоверчиво уточнил Ир.
— Слушай, а какова вероятность, что этот парень не тот, за кого себя выдает?
Ир отступил от меня и задумался.
— Весьма мала, — помолчав, отрезал мерцающий и покачал головой, — он слишком давно при князе.
— И какие у них отношений?
— Не те, о которых ты подумал.
— Я вообще ни о чем...
Ир заткнул меня взглядом желтых глаз. Беда. С чего это он надумал из мерцания вынырнуть?
— Ир, у тебя глаза...
— Сейчас уберу, — тихо сказал он, и они снова стали вполне себе эльфийскими, без вертикальных зрачков мерцающего. — Ты понимаешь, что футбол отменяется? — Тихо сказал он.
— Нет, не понимаю. Напишем мы твои планы, не волнуйся.
— И когда же? — тут же взвился он.
— Ты забыл? Я в отличие от некоторых товарищей аспирансткой наружности все еще студент. Ночь нам на что? Что скажешь?
— Вспомнил вашу Земную поговорку. Ночь простоять и день продержаться? Ты это собрался в жизнь воплотить?
— Именно!
— А если снова сознание потеряешь?
— Впихнешь в меня этот ваш настой мусь-мусь-в-харю. Делов то!
— Вхари-мусь-мусь, — с улыбкой поправил меня оттаявший мерцающий, — а то ты его так коверкаешь, что звучит, как что-то неприличное.
Так, улыбаясь друг другу, мы поспешили на футбольное поле. А что, прежде чем канцелярщиной заниматься, не мешало бы размяться, или я не прав?
Глава четвертая
Терпенье и труд все переврут
Андрей
Зло — многолико. Не знаю, где я в первый раз выцарапал эту фразу, но пришла она мне в голову явно неспроста. Возьмем, к примеру, педагогику. Вот уж не знал, что это столь злодейский предмет. Я, как любой технарь, всегда относился к гуманитарным наукам с некой снисходительностью. Подумаешь, пару абзацев текста на экзамене вызубрить и потом слегка отсебятинки добавить, чтобы за умного сойти, совсем другое дело задачку решить с разложением в ряд Фурье, к примеру. Так вот, уже через пару часов я осознал, как был не прав. А Ир — мой главный мучитель, вошел в раж, и просидели мы с ним за компом и методическими рекомендациями к разработке учебных программ и комплексов незнамо сколько времени. Не преувеличиваю. Терпение у меня лопнуло аккурат в четыре утра.
— Все. Хватит, — сказал, как отрезал.
Мерцающий, сидящий рядом со мной на притащенной из кухни табуретке, поднял недоуменный взгляд от каких-то распечаток, которые держал на коленях и делал в них пометки простым карандашом. Забавное это было зрелище. Я не сразу это усек, но, судя по всему, мой переводчик, сроднившись со мной, сделал для себя какие-то выводы и позволил увидеть все так, как это выглядело в действительности. Аккуратные строчки кириллицы и рядом с ней плавающие вкривь и вкось витиеватые символы неизвестного языка, небрежно выписанные простым карандашом на полях и промежутках между абзацами. Я так засмотрелся на них, что не сразу усек, что Ир ждет от меня объяснений, пока он сам не заговорил строгим, начальственным тоном.
— Ты понимаешь, что у нас мало времени?
— А ты понимаешь, что я не железный? — холодно отчеканил, подняв на него глаза.
Ир вздохнул и отложил распечатки на компьютерный стол. Поднялся на ноги и с наслаждением потянулся. Я понял, что буря миновала и, вообще, я как всегда оказался прав. Тоже подорвался с места, разминая затекшие мышцы, и заснул почти сразу же, как оказался в горизонтальном положении. Смешно, но раньше, после ночных бдений, мне всегда было очень трудно уснуть. Сказывалось мозговое перевозбуждение. Это когда за один присест впихнул в свою голову столько, что мозг, бедолага, не успевает переварить, и у него случается отрыжка, когда лежишь в темноте, пялишься в потолок, понимаешь, что спать хочется просто неимоверно, но заснуть, хоть ты тресни, не можешь. Такие дела. В общем, о том, что спасибо за крепкий оздоровительный сон нужно сказать не собственному многострадальному организму, а одному весьма конкретному почти архимагу, я узнал только, когда проснулся. А проснулся я от стука в дверь. Весьма неделикатного стука, следует отметить. Похоже, на тот момент, как я, перебравшись через Ира, доплелся до входной двери, тот, кто пришел нас будить, начал терять терпение. И кто бы это мог быть, как не Барсик. Странно-странно, а я думал, что у них с Муркой сегодня все еще выходной. Они же вроде на дополнительные каникулы отпросились.
