Пал Вавилон

— Господь не сподобит! Венчание неправедное.

— С господом у меня свой завет, за это сам отвечу перед ним.

* * *

После венчания первой очереди брачующихся под душераздирающий рёв баб и плач невест с причала на плоты перекинули сходни.

— Готово, княже! Можно всходить.

— Анчихрист Тимошка! — кричали матери из-за оцепления. — Пусти хоть с родной дитятей попрощаться.

— Обойдётесь дальней связью по приборам в серьгах. Господь и по ней ваше родительское напутствие перешлёт.

Князь Тимофей стал перед алтарём и со строгим словом обратился к заплаканным новобрачным:

— Не реветь! Утереть сопли! Хватит вам с мамками нянькаться, по кустам женихаться да невеститься. Всем вам в пару ровню подобрали, а у кого жена выше мужа ростом, так то для улучшения породы малорослых. Баба на хозяйстве должна справная быть. Вас высадят за сто вёрст выше по течению Печоры на уже подготовленную площадку. Казаки и дружинники к тому времени выгрузят с воздухоплава тёсаные бревна и доски. Плотницкий инструмент уложен на плотах каждой паре в приданое с домашним скарбом, домашней птицей и мелким рогатым скотом. Буйтуров тягловых для пахоты вам доставят по воздуху. Вам должно общей толокой за две недели сладить срубы и обустроить все дворовые службы. Потом сразу же поднимайте новь и засевайте поля яровыми. В жнивне-вересне посеете озимые. Там теплее, рожь даст урожай сам-треть, а ячмень и того больше. Крестьянской утвари у вас в достатке, льну и конопей можете на этот год не сеять, тканей и кудели вам придали в избытке.

Из новобрачных почти никто не умел плавать. Воды пугались, когда поднимались по сходням на плоты. Девки визжали, парни орали благим матом.

— И вот моё последнее слово, — крикнул князь переселенцам с берега. — Туземный люд, буде таковой окажется, не пригнетать, то не в русском обычае. Пусть живут по своей вере и по своим завычкам. Но если кто из них русскую кровь прольёт, наказание должно быть страшным и неотвратимым! На русского не дозволено руку подымать.

— Что несёшь, нехристь! — подал голос старший поп. — Негоже хрестьянина на убивсто замахиваться.

— Молчать! Никакому инославному аль чужеродному начальником и судьёй над русским не бывать. И самим вам в тайном сговоре с иноплеменными против русской крови не ходить! За это отступнику и двурушнику смерть будет лютая, без суда. А если кто из наших атаманов да князей местных с погаными сговорится и чужую рать на Русь наведёт да иго инославных да иноземных на земле Русской установит, тому смерть ещё лютей будет.

— Како мы одни-одинёшеньки в чужой земле обживёмся! — крикнули с плотов.

— Мы вас в беде не бросим и про вас не забудем. Тут на севере будем вам орудия труда и оружие ковать, приборы и махины всякие полезные делать и книги печатать, как научимся. Ваше дело — целину поднимать, деток родить да любить друг дружку до гроба. Пошли с богом! — махнул князь кормчему на тягловом водоходе.

Плоты с зарёванными молодожёнами медленно потянулись вверх по течению.

— Ангела хранителя вам в дорогу! — напутствовали молодых отцы и матери с берега.

— Да невидимо он предстоит! — плаксиво ответствовали молодые с плотов.

Рёв и плач стояли над речной гладью, пока караван с первыми переселенцами не скрылся за речным изгибом.

* * *

Подошёл второй караван, и снова душераздирающими воплями огласилась вся пристань. На этот раз молодых окрутили быстрей и погрузка на плоты прошла без прошлой давки. После духовного напутствия князь крикнул переселенцам:

— Выделяйте часть урожая казакам и попу с клиром. Казаки — ваши защитники, священство — наставники вам и деткам вашим, какие вскорости народятся. Книг душеполезных и веру веселящих мы вам непременно пришлём, как только подземельные умельцы освоят буквенную печать, а бумагоделы выделают первые листы. За этим дело не станет. На дальнюю связь с родными выходить не забывайте, связные ожерелья и серьги у каждого в наличии.

* * *

На отправке третьего каравана случилось несчастье.

Эта очередь отплывающих молодожёнов была особенная. Часть женихов отловлена княжескими дружинниками в дальних волостях, известных своим непотребством и бесчинством. Вот потому-то в люльках у местных матерей чаще, чем у других, находили омменов, рождённых от блуда баб с лесными зверомужиками.

Парни-полукровки все были ростом молодцы как на подбор, но смотрели зверовато исподлобья, волосья имели кудлатые, бородки щетинистые спутаны. Плечи широки, грудь молодецкая колесом. Ручищи у них в обхвате, что ноги у простых поселян. А девки достались ближнеострожские, матерями заняньканные, хрупкие, нежненькие, с розовыми щёчками и алыми губками.

Какой тут подняли хай матери молодух на звероватых зятьёв! У тех свадебные рубахи-вышиванки едва не лопались на плечах, когда под ними ходуном ходили бугры могучих мышц. Охти мне, и такому зверю зверскому доченьку мою нежненькую на растерзание дали! Стрельцы с копейщиками из последних сил сдерживали натиск разгневанных баб.

Новоявленные попики трясущимися руками благословляли молодых и со страху перед женихами-великанами заикались, путая последование обряда венчания. Невесты роняли зажжённые свечки из дрожавших от страха пальчиков, неуклюжие громады-женихи наталкивались на священника с кадилом, когда шли становиться на скомканный белый плат, расстеленный на траве перед аналоем. Крест, евангелие и венцы слетали с престола.

В месте последования чина венчания, где священник, взяв венец, знАменует крестообразно жениха, даёт ему целовать образ Спасителя и произносит: "Венчается раб Божий рабе Божией, во имя Отца и Сына и Святаго Духа... ", малорослый попик никак не мог дотянуться до лба великорослого новобрачного. Заставил его наклониться, тот сдуру наклонился так, что оба столкнулись лбами. Поп отлетел, выронил крест и грохнулся на землю, опрокинув алтарь со святыми дарами.

После чего стал заикаться и слабеть в голосе, а уже слова святого павлечтения так вообще прошептал: "Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви... Мужья, любите своих жён, как и Христос возлюбил Церковь... Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится своего мужа".

Этот печальный выверт никого не рассмешил. Наоборот, обозлённая толпа родственников притиснулась почти вплотную к брачующимся, а копейщики уже из последних сил удерживали людей древками копий, которые у некоторых треснули пополам. Ну а потом случилось самое страшное.

Когда водоход утягивал плоты от берега, одна крохотная юница рванулась в воду с плота к причалу, увлекая за собой связанного с нею суженого-верзилу в реку. Плавать никто из молодых не умел — как пошли камнем на дно, так и сгинули.

— Кормщик, не останавливаться! — крикнул князь Тимофей. — Засчитайте утопших в жертву нечистой силе, которой одержимы эти полоумные мамки в толпе. — Стрельцы, открыть огонь! А то безумцы на берегу передавят друг друга, а в воде перетопят стократ больше.

Оттеснённые в реку вместе с копейщиками стрельцы вскинули ружья и дали беззвучный залп по толпе. Вид крови испугал и образумил осатаневших мужиков и баб. Берег вмиг опустел, все в страхе разбежались, оглашая округу истошными рыданиями. Осталась только безутешная мать утопшей юницы.

— Отлавливайте покойников из воды и складывайте перед алтарём на отпевание после глухой исповеди, — приказал князь. — Похороните сегодня же, без панихиды и поминок. Дел впереди слишком много — двадцать пять тыщ живых душ в чужие края в краткий срок переселить надобно.

— Сгинут наши кровинушки на чужбинушке! — заголосила безутешная мать. — Будь ты проклят, новый царь-антихрист Тимофей Первый!

— Они скорее сгинули бы от цинги и бескормицы в таёжных болотах на вечной мерзлоте, мать.

* * *

Князь Тимофей тяжело поднялся на вершину бывшего вечевого холма и взглядом проводил последний на сегодня караван плотов с переселенцами.

Ещё весна не кончилась, а припекает на южной стороне холма, как жарким летом даже к вечеру. Пчёлы жужжат не по-сонному после зимней спячки. И пичуги в дубовой роще щебечут, как не первому теплу радуются, а в разгар лета. Князь вдохнул слабый ещё, но уже пьянящий запах первых полевых цветиков. Сорвал на ходу травинку и покусал её для забавы. И вдруг почувствовал зверский голод.

Он не ел и не пил с самого утра, как его выхватили старые воеводы прямо из постели. Взгляд его был мутен и тяжёл, словно он ломал свою волю, заставляя себя делать то, что дОлжно, а не то, что тебе по душе. Ноги уже подёргивались коликами от усталости. Князь тяжело опустился на землю, прислонился спиной к дубу-великану и прикрыл глаза, держа травинку в зубах.

— Что, ножки уже не держат? — язвительно проскрипел над ним надорванным голоском игумен в клетке на дереве. — Измучился, видать, зло творить.

— Ага, и разгребать кучи дерьма, куда ты с высокородными народ русский мордой ткнул.

— Отольются тебе людские слёзы, Тимошка-кровопивца. Кровь людская — не водица, а ты её уже пролил. За всё господь с грешника взыщет.

— Не за тем Христос спускался на землю, чтобы власть кровососов вековечно утвердить, а чтобы совлечь с каждого из нас ветхого человека и приблизить к ангельскому лику — да утвердится братство людей, а не зверей лютых! Думаешь, такие, как ты, только еретиков на кострах жгли? Нет, чернец, вы из ряда вон выдающихся людей и необычайных самородков изничтожали, чтобы продвижение общества к царству небесному на земле остановить. Вы истовых Христовых последователей жгли, чтобы людям и дале зверским обычаем жить, глотки друг другу рвать.

— Царство господне на небесах, а на земле князь мира сего будет властвовать до скончания веков. Потому и человек человеку — волк, а не брат. Никому не дано порядок сей нарушить. Никто ещё не покушался на переустройство общества.

— Сам-то себе не ври, чернец. Были попытки жизнеустройства по-божески и на земле, не может, чтобы не было их. Ваш звериный строй, когда начальствующие и вельможные губят чужие жизни и тянут последние жилы из подневольных, не вечен. Он тяжкими кандалами ваших законов неправедных тянет людей вниз к преисподней. Отец ваш — дьявол, вы исподтишка подталкиваете человека к греху, чтобы он изнемог в нём, а потом его же и наказУете. Дай вам полную волю, вы навсегда загубите науки, искусства, затопчете любой творческий почин, только бы вам властвовать не прекословили.

— Положено от веку, чтобы никто из смердов не выделялся из ряда вон умом и искусностью! Выделяться дозволено только богатством и родовитостью. Господь бедных нищетой за грехи ихние карает, а богатых и властных господь богатством как особой отметиной метит.

— А не печать ли это зверя, а, твоя отметина? — усмехнулся князь, не открывая глаз.

— Раб должен всегда благословлять свою судьбу и весь свой век в поте лица трудиться на господина.

— Свободный труд свободного человека на свободной земле — вот спасительная стезя для развития общества.

— Дай чёрному люду свободу, они вместо рая ад на земле построят. Только богатые и начальствующие дают остойчивость земному бытию человека, это их тяжкое бремя власти. Бедные не умеют распорядиться богатством. Только властные и богатые умеют бедных страхом голодной смерти усмирить.

Князь не ответил. Он издалека услышал шум шагов. Открыл глаза и приметил, как на холм, путаясь в подоле подрясника, огромными шажищами взбирался бывший келарь.

— Чего тебе, заглавный думный дьяк?

— Дружинники свежую очередь переселенцев из Студенецкой волости пригнали, княже. Да только вот...

— Говори, не тяни по монастырской завычке.

— Девок у них мало для наших женихов.

— Пока караваны вернутся, к завтрему ещё одну очередь из Ледозёрска пригонят. Сыщутся там девки.

— А как не сыщутся, княже?

— Определим непарных робят в казаки. Пусть по новым землям рыщут, сами себе невест ищут. Туземки нам свежей крови вольют.

— Древлеправославные твёрдо на своём месте должны сидеть, где корень пустили, а не рыскать по новым землям, — проскрипел осипшим голосом неугомонный игумен.

— Вот сиди тут и каркай, старый ворон в клетке. А русские вернутся на прежнюю землю свою обширную между четырёх окиянов. Святу месту пусту не бывати! Всё своё вернём до последнего лоскутка пашни, как в древнем псалме поётся:

Чужой земли не надо нам ни пяди,

Но и своей вершка не отдадим.

— Ну и что ты тем самым дашь этим несчастным смердам?

— Не зевотное бытование богатых, не животное выживание бедных, а служение.

— Чему?

— Богу — ради нравственного преображения. Науке — ради полезных технологий. Свободному полёту творческого измышления ради искусных изобретений и открытий.

— Искусный — это значит искусительный? Помысел — мечтание о запретном? Так кому служить ты велишь?

— Называй, как хошь, — богу ли, правде ли, совести ли, это всё одно Бог. Важно, чтобы от скотской своей природы отстали и приблизились к венцу творения — безгрешному первочеловеку.

— Служить, чтобы выслужиться?

— Служить, чтобы совлечь с общества звериное обличие, навеки позабыть угнетение и притеснение слабых заради торжества сильных семейств из столбовых книг.

— Натуру человеческую не переделать.

— А вот этим-то мы как раз и займёмся.

Князь смело глянул не жмурясь на солнце, которое уже давно вовсю воссияло на маковке неба, чистом от облачной хмари.

— Запиши, заглавный думный дьяк... Повелеваю, отныне знак великокняжий на печати вырезать так — сияющее солнце с расходящимися лучами! Довольно темноты и пустоты. Из тьмы к свету отныне и навеки будет народ русский устремляться, а всякий порок в душе и думах гнать от себя да искусителей заморских заодно, аще некоим злыдням восхощется русских ещё раз тёмным мороком опутать.

Конец_