— Что они делают? — Валентин надел маску деланного безразличия. Которую друид без труда прочитал, как "расскажи интересное, пожалуйста, спасибо скажу позже и за другое".
— Сильнейшие люди кланов обходят ригдамну по правой стороне, кругом. Каждый из них клянется ценой своей чести в верности клана. Когда закончат, ей вручат знак власти. Хранительница объявит свои гейсы и права. И отправимся пировать. Меня тоже пригласили.
Друид ссутулился. По нынешним временам это было неплохо. Впрочем, позвали его не как слугу богов, но как лекаря.
— Раньше это проходило не так, — объяснил, — раздеваться было не надо. Зато вместо каменюки подводили белого коня — а королям кобылу...
— И что? — заинтересовался Валентин, затаив дыхание и ожидая грязных языческих подробностей. Которые он, как офицер и христианин, безусловно обязан осудить и признать недостойными.
— Королева обнимала коня, — а потом из животного варили суп. Который и вкушали на пиру, причем королева сидела в ванне с бульоном. А из кого сварят суп теперь? Или просто нальют воду? Но это же будет совершенно бессмысленно...
Комит разочарованно выдохнул. Друид насмешливо поднял бровь. Чего римлянин не заметил, потому как смотрел не на ирландца.
— Ты все-таки не римлянин и не грек. Нагота может быть чистой, дерьмо и жир — нет. Сидеть в собственной чашке и пить бульон, в который погружен твой зад... Нет, мне больше нравятся новые обычаи.
— А ты просто желаешь увидеть богиню голой. Точнее, в мокрой рубашке...
— Она не богиня, — заявил комит, — но...
И замолчал. Немайн как раз принялась произносить единственную положенную короткую речь. Самым длинным элементом которой было имя. Не богини — приемной дочери хозяина заезжего дома.
— Я, Немайн, которую называют и Неметона, дочь Дэффида сына Ллиувеллина, сына Каттала... — на этот раз, в отличие от усыновления маленького, перечислять требовалось всех предков, вплоть до Брута — нахального спутника Энея, которого чем-то не устроило устье Тибра как место для поселения, и который уплыл аж на Британские острова. Именно из-за этой легенды бритты считали себя гораздо ближе к римлянам, чем к ирландцам. — Мои права: камень берегов, валуны на вершинах холмов, и земля, что глубже плодородия и освящения, воды, текущие по земле и под землей, один день в неделю для шахматной игры и загадок, и право входить в любой дом, обходя его по правой стороне, а если не пустят — сжечь его. Я зарекаюсь: не ездить на лошади верхом, спать ночью не более четырех часов, и спать при взошедшем Солнце четыре часа, давать пир раз в неделю -для дружины и людей знания, никому не отказывать в правосудии в понедельник, и в добром совете о войне или о постройках — в пятницу, в среду самой высматривать несправедливость, не дожидаясь жалоб. А еще я должна всегда быть на своей земле шестнадцатого августа, в мой малый день, и двадцать второго марта, в мой большой день, с зари, начинающей ночь, до следующего заката! Теперь же я принимаю посох хранительницы правды. И да поможет мне Бог.
Отец Адриан заметил, что последние слова она произнесла как-то тускло. Наверняка опять ударилась в гордыню и полагает, что незачем поминать Бога по пустякам, с которыми отлично справится сама...
Посох был новенький, из ивы — а не ольхи, как хотели сначала. Впрочем, королям положен тонкий прутик, а Немайн вскинула над головой крепкую палку. На которую заранее прикрутили навершие работы Лорна — и опора, и оружие, и крест. Оставалось: ногти — пришлось соскоблить — зарыть в землю. Прядь волос — пустить по ветру. Каплю крови — уронить в реку. И — пировать!
Ночевать хранительницу правды оставили в ванне. Правда, сухой. И одеял насовали. У дверей, по старинному обычаю, расстелили циновки ученицы. Всего две — но и дверей в комнате две. А не четыре, как положено в королевской спальне! Немайн в свое время спасла стены, еще раз напомнив, что она вовсе не королева, а хранительница правды. Так что ей двух дверей, на север и на юг, более чем довольно.
— Холодно будет, — заявила Эйра, пробуя постель, — и жестко. Осенью на полу спать — это плохо. Как древние терпели?
— Поменяемся?
По виду Немайн никак не заметно, что она только что отсидела несколько часов в ледяной купели. Впрочем, она даже чуть обрадовалась, когда вода оказалась холодной. Уж больно пир оказался похож на праздник каннибалов. Посадили девушку в котел с водой. Хорошо, на огонь не поставили.
— Я сыта, и даже объелась, — напомнила сида, — а у нас лишняя еда идет не в жир, а в жар! Меня можно вместо грелки подкладывать. Замерзших согревать. А в согнутом виде — насиделась.
— Но...
— Я — не королева, — напомнила Немайн, — так что всех предыдущих ритуалов — хватит. Даже многовато. И чую я, что заниматься делами республики мне тоже придется больше, чем хотелось бы...
Так и легла с сестрой с обнимку — у того входа, что вел в пиршественную залу. Оставив вторую ученицу размышлять над тем, какую же ошибку совершила наставница во время церемонии. Из-за которой и придется лишку работать!
Сна хватило часа на четыре. Потом оставалось только лежать с открытыми глазами и ждать утра — сон не шел, тело очень быстро приспособилось к более подходящему сидам режиму, и спать более четырех часов кряду отказывалось.
— А почему ты покрывало не выкупила? — Анна тоже проснулась, и теперь искала ответов.
— Ты о чем?
— Ну, для ванны. Единственное, что ты повела против обычая, — в комнате без окон и сидовские глаза не могли рассмотреть, улыбается ученица или нет. — Знаешь, Ивор был против похищения. Понял уже, что ты жадная... Но — традиция.
— Не жадная, — сида досадливо передернула ушами, — скупая. А еще вернее, бережливая. Да и не дело мне выкупы платить, — вздохнула Немайн. — Ты видела, как у них лица повытянулись, когда я после этого в плед завернулась?
Анна кивнула. Отсутствие традиционного знака щедрости мужская по преимуществу старшина охотно бы стерпела — в обмен на лицезрение прелестей богини. Ведь каждый должен был, в очередь, подойти, и получить кубок с вином в знак верности уже личной, а не от имени клана. И, разумеется, заглянуть в ванну. А рубашка, какая бы она толстая и шерстяная не была, намокнув, от нескромных взглядов защищает еще хуже, чем от холода.
— Но зачем?
— Выкупы платить не в моем характере, это раз, — Немайн подумала, и решила не гулять вокруг да около, — об этом обычае я не знала, это два. Кстати, а какой знак-то? Второй башмак серебра?
— А говорила, не знаешь... А особого убытка тебе бы не было — у тебя ножки маленькие.
— И грудь тоже, — нарочито понуро добавила сида, чтоб Анна приободрилась, и вспомнила, что ее формам богини завидуют. По крайней мере, одна, — и вся я...
— Я не к тому, а просто — серебра бы ушло мало, а так ты получила славу очень прижимистой сиды.
— Так для королевы слава скупердяйки — это очень хорошая слава! А для хранительницы правды — тем более. Суди сама — от наших королей все ждут щедростей — причем глупых. Бардов засыпают золотом поверх ушей за лживые славословия, устраивают народные обжорки, турниры и бега на ипподроме. А потом, глядишь, нужно построить дорогу или воевать, или недород и нужно купить у соседей зерно — а казна пуста, и приходиться гнать на работу подданных, и обирать их. Что против правды. А значит, и глупая щедрость — тоже против правды...
Анна продолжала расспросы — ей было интересно. Так их и застало утро: сестра-ученица, на которую навалили все одеяла, положенные хранительнице — в ванне, посапывает, ведьма-ученица неуклюже — и никогда уже не научится, слишком взрослая, нужно с детства — сидит на пятках, а их наставница бегает вокруг и вольно пересказывает "Государя" Маккиавелли, не забывая пояснить, где италиец, по ее мнению, не совсем прав...
Отец Адриан, слушай он эту беседу, изрядно бы успокоился — потому как не спал всю ночь, ожидая, чем обернется нарушение традиции. Впрочем, с Немайн он успел побеседовать — да и паству уже немного изучил. А потому стило принялось выводить успокаивающее:
"Ропот, конечно, был. Но — очень тихий. Дело здесь в том, что традиция не была устоявшейся. Замшелое воспоминание.
Королев в Ирландии не случалось давно — но Уэльс все-таки страна латинская, римское право за последние четыреста лет неистребимо въелось в народные традиции. Так что, формально для возведения женщины на престол не требуется даже отсутствие сыновей. Дочь старше племянника — таков неписаный закон, но тот же закон гласит: старшинство в клане — старшему в роду, но власть — достойному. Если кланы — в лице хозяина заезжего дома — согласны поставить над собой женщину, у дочерей короля есть все шансы получить престол и при живых братьях! А кланы, как правило, преспокойно соглашаются — особенно, если братьев нет, а девушка не демонстрирует совсем уж откровенной неспособности. Правда, народное мнение к королевам более сурово, и смещают их за неспособность чаще. Как например, Дон. Или очень на нее похожую Корделию. Ту самую, дочь Ллира. Но вот именно в Диведе такого не происходило столетиями.
Так что ригдамны сами торопятся перевались власть на братьев. Или замуж выскочить за короля побольше.
Другое дело, что на сей раз люди получили не королеву, а непонятно кого, и это порождает смущение. Вот оттого и требовалось, чтобы церемония возведения "ригдамны Немайн" в хранительницы правды не особенно отличалась от коронации. То же, что "жадная сида" оделась перед тем, как опуститься в назначенную купель, само по себе оказалось довольно правильно. Даже по самым старым правилам.
Друидические верования многое позволяли — но очень жестко требовали. Если блудницу христиане презирают, но и прощают, ибо милосердны, и способны наказать плетьми и церковным покаянием, то друиды запросто забивали несчастных камнями. Или приносили в жертву — а это обычно означало сожжение заживо...
Те, кто надеялись увидеть голую, по сути, хранительницу — разочаровались. Очень слабо. Потому, что камбрийцы способны оценить скупую правительницу. И предпочесть рачительную хозяйку земли прельстительной транжире! Таков дух этого народа. Богатого — в отличие от тех же ирландцев, хлебосольного и трудолюбивого. Но вот нищих — точнее, побирушек, не бедняков — они не терпят. Накормить голодного в Глентуи считается само собой разумеющимся. Никто здесь не вложит камень в протянутую руку! Пристроить человека к делу, каким бы ничтожным он ни был — полагается деянием правильным и ловким. Но бросить ни за что монету, даже самую мелкую? Камбриец скорей удавится. Бедняк, что трудится в поте лица своего, но не имеет везения свести концы с концами — достоин в их глазах уважения и помощи, тем более, что невезение это часто почитается за козни нечистой силы. Бродячий поэт — и вовсе ремесло не хуже других, при некотором таланте и удаче позволяющее пробиться в верхушку сообщества бардов. Но бездельник, пусть даже калека? Да об такого и ноги вытереть зазорно.
Потому побирушек в Глентуи нет. А те, кто беден до нищеты, кормятся тем, что пасут чужие стада — и самым обездоленным достаются самые грязные животные. То есть свиньи. Даже отшельники пасли свое стадо... И, нужно отметить, выпас в результате начал считаться занятием достойным отшельника и аскета...
А в нерожденном пока городе в устье Туи все бурлит и кипит. Вниз по реке сплавляются баржи и лодки с пищей и материалами, плоты из бревен, ревут пригоняемые стада — благодаря которым на столе каждого рабочего вдоволь мяса, но которые обогатили берег реки дурной вонью кожевенных мастерских. Кричащий холм разрыт, и жить приходится практически в земле, хотя и временно: Августина объявила, что добрые дома будут построены только после того, как будут закончены городские укрепления и церковь. Да, базилисса по-прежнему благочестива — в своем роде. И перевод Библии потихоньку продолжает. Одна страница в день, не больше — но это хорошо и достаточно. Подобный труд не терпит торопливости, зато требует точности. Хотя какое уж тут "потихоньку", когда чтения проходят на будущей главной площади перед несколькими тысячами человек? А звонкий голос — истинное чудо Господне — разносится над изрытыми просторами, и слышит его всякий, и сиде вовсе не приходится кричать!
Впрочем, иначе и быть не может..." Викарий это понимал — с тех пор, как осмотрел вместе с Августиной будущую систему обороны. "Владычица холма", как ее все чаще называли, щебетала про военную целесообразность, объем работ, преимущества заполненных соленой водой рвов перед сухими и пресноводными в условиях мягкой зимы, о том, что некоторые рвы — на возвышенностях — останутся все-таки сухими, и там нужно насыпать валы так, чтобы с одного можно было обстреливать подножия другого...
Викарий же за новизной и размахом видел одно — размеры города, который должен подняться за странной оградой из земли и воды длиной почти в половину римской мили. Викарий пытался себе его представить, выстроенный из серого шероховатого камня, лоснящийся на солнце всеми оттенками зеленой, синей, рыжей и черной черепицы. Но вспоминались размеры, и перед глазами вставал Новый Рим, град Константинов. И становился прозрачным хитрый замысел, и отказ от восточной короны. Что толку править городом, в котором тебя ненавидят, править ненавистью и прорываться к власти через огонь и кровь? Мученический же венец противостояния злу любовью Августина принять не захотела или не смогла. Или — не имела на то права. Выбрала себе другой путь. Ей посильный. И посильный, пожалуй, только ей!
Многие укрепления, на языке фортификации — "верки", будущей крепости пока лежат линиями планов и топографических съемок на столе базилиссы, на полумильную ограду в любом случае не хватает людей, строителей пока защищает частокол, сохранившийся от осадного лагеря, и огромная осадная машина, которую удалось восстановить. Немайн пищала от радости: так, что вся округа сбежалась. И фермеры смотрели, как вылетающие из огромной пращи камни падают точно там, где река наиболее глубока и судоходна!
Об этом стоило написать, викарий снова принялся выводить старомодным стилом — все перешли на птичьи перья, а он к новинке так и не привык: "Я лично наблюдал то, что сида Немайн называет пристрелкой, и совершенно уверился, что Кер-Миррдин может более не опасаться набега по реке. Прошу тебя не удивляться, что я называю Немайн сидой — хотя ты и знаешь мое мнение насчет того, кем она является. Местных жителей все равно не переубедить, а прозвище "холмовая" ей очень идет — и как хозяйке холмистых земель, и как римлянке. А еще оно ей нравится — по крайней мере, она не просто выглядит, как сида, она и живет как сида — и выглядит день ото дня здоровее, несмотря на нескончаемые хлопоты. Суди сам: у нее на руках маленький сын, две ученицы, и огромное количество дел, для которых требуется ее личное участие. Спасает только то, что как только она отлаживает какую-то операцию — то бросает и берется за следующую, а первая продолжает выполняться сама собой — и силами людей, которых сида натаскала.
Вот тебе пример — канализация. Первое, что она заложила для нового города! По словам Немайн, строить это сооружение непросто — нужно очень ровно прокопать канавы — так, чтобы городские отходы в них не скапливались, а стекали в море. Я поначалу не понимал, чем это труднее мощения улиц. Выяснилось — нужна большая точность. Если на городской улице останется небольшая лужа от дождя, в этом нет ничего страшного. А лужа из отходов — это гниль, миазмы и зараза. Так вот — Немайн лично промерила первую траншею — и при ней были ее ученицы и другие люди. Теперь новые ветки ведут эти вновь обученные, а ученицы все дотошнейшим образом проверяют. Сама же Немайн занялась укреплениями.
