Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Славы не выдержал?
— Если бы. Славу он как раз выдержал. Расхаживает такой, улыбается, позирует. Интервью даёт. Ну, ты сам видел, — и полковник слегка кивнул на ноутбук коммандера, все ещё сиротливо стоявший на столе (коммандер заберёт его в последнюю очередь). — А потом этак мрачнеть начал, мрачнеть. С прессой разговаривать уже не хотел. Потом и вовсе исчез. Помчались искать, вдруг ещё кому понадобится. А он уже у себя и полностью готов. Пил чистый спирт.
— Первый бой, все такое? — Санберн говорил с пониманием. На первый настоящий бой даже очень выдержанный человек может дать довольно сильную реакцию.
— Нет, совсем не это. В общем, до него посреди праздника вдруг дошло, зачем вы на самом деле поднимались в воздух. До этого он всерьёз считал, что только для прикрытия. А тут вот осенило.
Вздыхать было от чего. Всё прошло, как по маслу, но коммандеру с полковником тогда пришлось обсудить и самый поганый сценарий из возможных. Что будет, если хороший, но ещё не до конца определившийся в жизни человек, капитан Павел Гремилин вновь надумает перелететь к архангелам? На этот раз его могут захотеть и расстрелять. Просто чтобы мельтешить перестал. И чтобы купить себе жизнь, он, прежде чем перелететь, атакует исключительно важную цель. Такая есть. И это 'Новгород Великий', конечно.
Тогда, вечером, когда обсуждались детали плана, коммандер с полковником подумали об этом сценарии одновременно. После чего долго смотрели друг на друга: допустить подобное было абсолютно невозможно.
И вот поэтому зону патрулирования А-50 постарались оттянуть южнее, а зону Гремилина, напротив, наметили настолько севернее, насколько возможно. Чтобы, по крайней мере, сразу бабахнуть не смог. А неподалеку зависли Санберн и его друзья. В случае чего их 'Спэрроу' и Р-27 не заставят себя долго ждать. Прийти на помощь при необходимости — запросто. Но если тебе, капитан, что-то этакое стукнет в голову (или нам просто покажется, что стукнуло), то...
— Это он сам тебе сказал? Типа, до него дошло?
— Ну да. Сам сказал, хоть и с трудом, много было спирта. Потом начал плакать, говорил, что заградотряды иногда нужны, но заградотрядов из иностранных наёмников в России ещё никогда не было...
— С ума сойти, — и Санберн вздохнул.
Голос полковника становился всё более тусклым. Обычно о чьих-то пьяных похождениях рассказывают совсем не так.
— Под конец заявил, что его надо расстрелять, потому что он предатель, причем дважды. А потом у нас на глазах чуть не застрелился. И где только пистолет достал. Еле успели отнять. Ну и заснул, наконец-то. Мы с ним одного человека оставили, на всякий пожарный. Мало ли, чего там у него ещё есть. Эх, блин. Национальный герой, называется.
— Это у вас у всех, Гена, с непривычки. Не готовы вы к гражданским войнам. Не ко всяким контртеррористических операциям и восстановлениям конституционных порядков, а к нормальным гражданским войнам. А я вот довольно много таких видел. Могу сказать: для кадровых военных на гражданской войне ведёте вы себя совершенно нормально.
— А самые последние новости ты видел?
— Самые последние — нет. Был, так сказать, занят сборами.
— Глянь прямо сейчас. Просто заголовки посмотри.
Коммандер хмыкнул, включил ноутбук и открыл первый попавшийся новостной сайт.
— Н-да, впечатляет, — сказал он, пару минут полистав заголовки. 'Массовые стихийные митинги в поддержку президента в Москве и Санкт-Петербурге' — ого, митинги ещё бывают стихийными... 'Кроши Архангельск!'. 'Смерть канадским оккупантам!'. 'Бог, Россия, Раскатов!'. Ух ты, а вот это сильно.
И он указал на фото. Там стояла группа демонстрантов с маленькими, самодельными, наспех сработанными плакатами. Лозунг гласил: 'Мертвецова в президенты!'. Лица у людей были решительные и прямо-таки одухотворённые. До них явно не доходило, насколько зловеще выглядит общая картина.
— Как тебе? — спросил полковник.
— Ну чего — отлично, я бы сказал. Если понадобится толковый министр обороны, свистни. Я подумаю. А вообще, жуть, конечно. Вот не думал, что этот ваш Иванов так здорово умеет вертеть народным мнением. Даже с телевидением и интернетом. Меньше суток — и вся страна на ушах.
— Ага. В школе ничего похожего он не выдавал.
— В какой школе?
— В обычной, средней. Десять лет за одной партой. Ну, а как бы мне с ним ещё познакомиться? Вот не похоже было, что он так любит людьми вертеть. И что у него может так здорово получаться. Хотя, понять, о чём он думает, было невозможно никогда. Ну, а потом я пошел в лётное училище, а он в МГИМО. Вот тогда в нем что-то изменилось. Сильно так. После одной истории. Ты обратил внимание, что в разговоре он всегда чуть-чуть держит голову набок?
— Обратил. Я подумал, это у него просто привычка такая.
— Это у него немножко повреждены шейные позвонки. Я к нему тогда зашёл очень вовремя. Хотел о какой-то мелочи попросить. Представляешь, вот сейчас не помню, о какой. А казалось, на всю жизнь запомню. В общем, как мне потом сказали, зайди я секунд на десять позже — и его бы уже не откачали. Вешался всерьёз, все детали продумал.
Санберн ничего не сказал и слушал дальше.
— Сам он ничего не говорил. А от меня долго не отставали. Считалось, что я его знаю лучше всех. Он мне только сказал: что я там понял — надо быть невидимым.
— 'Там' — это... — коммандер сделал неопределенный жест рукой.
— Ага. Там. Ну, отучились. Дальше все, как положено: я по гарнизонам, он по заграницам. Вверх он шел очень круто. Я думал, он в разведке, в СВР, но его с таким штрихом в биографии туда не взяли бы, конечно.
Потом в загранкомандировки он ездить перестал. И я не знаю, чем он занимался. И занимается. Но он всегда точно знал, где я нахожусь, куда бы меня не перебросили. И приезжал в гости. Неожиданно так. Денег у него становилось всё больше. Выпивку он привозил с собой. Очень дорогую и много. Но сам почти не пил.
Я насторожился, когда он рассказал, что побывал на Кавказе. А когда выпили, внезапно прочитал мне детальную лекцию, как вялить уши.
— В смысле?
— Ну, в смысле, человеческие. Отрезанные. Чтоб можно было связку носить на шее, на верёвочке. Чтоб не протухали. С такими подробностями, что вообще. Ну, я уже говорил, что понятия не имею, чем он занимается. Кстати, вот тогда он впервые прилетел ко мне не на чем-нибудь, а на собственном МиГ-31. Другие самолёты у него тоже есть, конечно.
Вот тогда я начал его побаиваться. А офицеры в полку начали бояться меня. Потом он прилетел ко мне на своём VIP-МиГ-31. После этого меня стало бояться начальство. Я старался не пользоваться даже этим.
— Да уж, интересные у тебя друзья. Слушай, но ведь с такими возможностями он мог бы тебя по дружбе сделать вообще кем угодно. Да хоть президентом. Я уже сам вижу, что смог бы. Ну, или сделал бы так, что ты с семьёй остаток жизни лежал бы под пальмами в тропиках пузом кверху... хотя нет, тут бы ты сам не согласился. Я уже тебя немного знаю.
— Как-то раз он меня навестил... ещё не на МиГе. Пили мы тогда кашасу.
— Это что такое? — Санберн по миру помотался прилично, но про кашасу не знал.
— Бразильский самогон. Интересная вещь. Он как раз тогда в Бразилии был по делам, вот и взял довольно приличную партию полностью элитной кашасы, там такую делают для себя, не на продажу. Но мы отвлеклись. Выпили, и он сам об этом заговорил. И знаешь, что сказал?
— Что?
— Сказал, что мог бы меня назначить Президентом Земного Шара, но не сделает этого. Потому что, говорит, президента назначит, но потеряет друга. А друг у него всего один. И ещё сказал: у Гитлера и Сталина не было друзей, а у меня есть. И это очень важно.
У Санберна тут же голова пошла кругом — столько логических противоречий заключало в себе это заявление.
— Э-э... — сказал коммандер, наконец. — Наверное, мы чего-то не знаем.
— Наверное. Я как начинаю думать, что может начаться вот сейчас — просто крыша отъезжает. Что он там мог задумать...
Они долго молчали, потом коммандер сказал:
— Гена, очень приятно было тебя видеть, но нам уже лететь совсем скоро.
Полковник встал из-за стола:
— Да я уже и сам собирался. Ну, обращайтесь, если что.
— Ты тоже, — оба улыбнулись.
Пожали руки, посмотрели друг другу в глаза.
Так и закончилась эта история.
Почти закончилась. Сейчас Санберн, как много раз до этого, сидел в кабине Мэри Джейн. Машина шла на автопилоте, метки на индикаторе лобового стекла стояли ровно. За фонарем уже чуть сгущались сумерки; скоро Мэри Джейн окажется там, где летними ночами бывает по-настоящему темно. Коммандер даже включил подсветку приборов, правда, выставив её яркость на самый минимум.
Санберн встретился со Скайларк перед самым взлётом. У них это было уже традицией: слегка обняться, коротко глянуть друг другу в глаза — и по кабинам.
Сейчас он хотел сказать ей что-то очень важное, мгновенно подвести черту под тем, что было. Но глянул в глаза и понял: уже не надо. Поэтому он просто сказал:
— Домой.
— На родину, — отозвалась Скайларк по-русски. В последнее время она с удовольствием заучивала русские слова.
— Родина... — и Санберн надолго замолчал. Но потом улыбнулся и ещё раз посмотрел Скайларк в глаза. С Родиной всё сложно, это да. Но по крайней мере, рядом любимая женщина. Это тоже очень важно.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|