Артем Каменистый Альфа-ноль

Камай заряжал коготь почти на месяц. На большее амулет не способен.

Но если верить статусу зачаровывания, оно спадёт через пятьдесят шесть дней. То есть, грубо говоря, продержит эффект в два раза дольше положенного.

Как это понимать? Да так же, как и грандиозную прибавку к параметрам. Проще всего в этом обвинить силу, вырвавшуюся из абулая. Это была сила Кроу, в моём теле течёт их кровь, а на груди висит амулет, который клановая ци почему-то тоже сочла моим.

Высвободившаяся мощь каким-то образом изменила и коготь, и меня. Во мне открылся источник ци, и стал работать внутренний взор, а чёрный коготь заработал эффективнее.

Вот за последнее мне и приходится расплачиваться болью. Немощное тело даже после кратких отлучек Камая испытывало неудобство под давлением появившихся атрибутов. Это всё равно, что за одну минуту натренироваться так, как атлет за месяц тренируется. Ощущения такие, что врагу не пожелаешь.

А сейчас атрибутов стало втрое больше. Это значит, что в три раза увеличилась нагрузка. Это уже не месяц тренировок за минуту, тут уже годом попахивает. Ведь цифры в параметрах — это не просто цифры. Это их привязка к состоянию владельца. То есть, они стараются подтягивать мои видимые всем физические данные на соответствующий уровень. Делают это торопливо и безжалостно.

Откуда взялась условная ступень просветления? Раньше её не было. Да ещё и не одна, а две. Ладно, будем считать, что оттуда же.

Ибо других версий нет.

Но что за невидимость? Да ещё и на сорок четыре дня? И в этом каким-то образом замешана Трейя, а не заклинатель, обозначенный как "неизвестный".

Несмотря на всю необычность ситуации и боль, мешающую размышлять и действовать, я догадался вытянуть ещё один предмет, висевший на шее.

Мешочек из хирсского шёлка, украшенный зачарованным гербом клана Кроу. Крохотное вместилище ци, впитавшее в себя частичку мощи клана Кроу. Мешает посторонним замечать предметы, хранимые внутри. Мешает посторонним себя обнаруживать.

Просветлённая Трейя из клана Кроу

Невидимость (осталось 26 дней)

Вы сроднились с этим предметом

Мешочек тоже непростой. Не до такой степени, как чёрный коготь, но без сюрпризов тоже не обошлось.

И один из них предсказуемо-ожидаемый: невидимость, связанная с именем моей матери.

То есть, с матерью этот выродка, чьё тело я занял, сам того не желая.

Она, перед тем, как умереть, отчаянно хваталась и за мешочек, и за талисман. Не просто так, а нанося на них этот эффект. Вероятно, Трейя умела зачаровывать вещи, но не так сильно и не с теми эффектами, как ей хотелось бы. Потому и приходилось пользоваться услугами постороннего специалиста, на что уходила значительная часть бюджета семьи.

Но что за невидимость такая? Я ведь прекрасно вижу и амулет, и мешочек.

Догадавшись полезть за кошельком, не обнаружил его на месте. Во всех прочих местах его тоже не было. То есть, он или потерялся, или...

Кошелёк мать не трогала. То есть, на нём вряд ли появилось упоминание о невидимости. Если предположить, что невидимыми предметы стали для всех, кроме меня, напрашивается разумный вывод.

Скорее всего, кошелёк у меня кто-то забрал. Я ведь неизвестно сколько времени пребывал в бессознательном состоянии. За это время могли обыскать и отобрать всё ценное.

А вот чёрный клык и мешочек с весьма ценным содержимым остались.

Похоже, невидимость работает. Возможно, воры даже нащупать зачарованные предметы не смогли.

И пора, пожалуй, начинать разбираться, куда же я угодил.

* * *

Удивительно, но поднялся почти без труда. Да, тело болело так, будто его пару раз через мясорубку прокрутили, и физические усилия значительно усугубили негативные ощущения. Однако руки и ноги слушались, и силы в них хватило самостоятельно сделать то, для чего мне, как правило, требовалась помощь.

Приняв сидячее положение, я с интересом осмотрелся. Глаза слегка слезились, смазывая картинку. Видимо это из-за того, что слишком долго вглядывался в себя, а они к этому не привыкли. Однако неудобство невеликое, оно не помешало рассмотреть обстановку.

Как и предполагалось, я находился в повозке. Стандартная крестьянская подвода — грубое дощатое корыто на двух скрипучих колёсных парах. Движителем является единственная лошадь тягловой породы, а управляет ею возница — тощий невысокий мужичонка средних лет в простецкой домотканой одёжке. На ногах лапти из лыка и пеньки — самая дешёвая обувка, выдававшая беднейшего крестьянина.

Рядом с возницей сидел ещё один мужчина. Этот помоложе, повыше и покрепче. Голова прикрыта примитивным шлемом из пожелтевших костяных пластин, на манер рыбьей чешуи нашитых на кожаную основу. Позади закреплёно причудливое подобие косы из конского волоса, свисающее почти до копчика. Эта простенькая штуковина весьма эффективно может защищать от рубящих ударов, если подставить противнику спину. Против врага, способного рассечь тебя по талии начисто, — не спасёт, но от всех прочих, — пригодится. Стёганая куртка выглядит несолидно, но тоже может выручить в драке с не самым серьёзным противником. Сапоги короткие, больше на ботинки смахивают, боевыми не выглядят. Но, судя по облачению и топору на поясе, это именно воин. Не из армии приличного феодала, скорее — купеческая охрана, или мелкий наёмник, продающийся не в одиночку, а с целой ватагой таких же мало на что пригодных бойцов.

Справа разглядел древко копья. Обычная охотничья рогатина, даже перекладина имеется. Металл стоит дорого, потому кузнец сэкономил на наконечнике, совсем уж куцым получился. Слева, уже со стороны возницы, из соломы выглядывает рукоять небрежно выструганной дубины.

Телега двигалась по разбитой узкой грунтовке в составе колонны похожих подвод. Спереди и сзади я насчитал одиннадцать, наша — двенадцатая. Почти на всех такие же парочки: возница и скверно экипированный воин.

В голове ехал одинокий всадник. Вот этот выглядел серьёзным бойцом. Полный доспех из кожи и металла, вверх вздымается длинная пика с наконечником, на котором кузнец экономить не стал. Из плоской сумки, притороченной слева от седла, выглядывает лук из кости и дерева, и там же белеют оперения пучка стрел, торчащих из открытого колчана. Другого оружия с моей позиции не разглядеть, но нет сомнений, что оно имеется. Топор, боевой молот, палица или даже меч, — что-то такое обязано быть.

В задней части колонны между повозками плелись люди. Дети всех возрастов, женщины, старики. Всего около трёх десятков человек, среди которых разглядел лишь пару мужчин относительно молодого возраста. На вид — типичные крестьяне. Места в телегах для них не нашлось, ведь те сильно перегружены мешками, ящиками и бочками. Но скорость небольшая, пешеходы вполне успевают, не ускоряя шаг.

Дорога выглядела так, будто пользовались ею нечасто. В глубоких колеях местами стояли лужи, успевшие затянуться ряской. Из-под колёс там часто выпрыгивали мелкие лягушки. Посредине почти сплошной полосой вымахала трава, которую давненько не топтали лошадиные копыта. С обеих сторон подступали кусты, притираясь к бортам повозок.

А дальше, за непролазными зарослями, вздымались высокие деревья. Что-то вроде дубов: массивные стволы с раскидистыми кронами. Листва крупная, незнакомая. Напоминает каштановую, но это явно не они.

Лес, да ещё столь дремучий — это нехорошо. В окрестностях усадьбы ничего подобного не было и быть не могло. Крестьяне без понуканий феодалов держали растительность в рамках, не позволяя возникать чащобам, в которых могло завестись что-то нехорошее.

Север — это не юг, здесь лес — это головная боль для тех, кому приходится обитать поблизости от него.

Нет, это явно не рощи, за которыми приглядывают шудры и свободные поселенцы. Это та самая чащоба, которую следует опасаться.

Куда же меня занесло? И кто все эти люди?

Возница, оглянувшись, сплюнул смоляную жвачку, едва не угодив тёмным комком мне в лоб. Усмехнувшись, продемонстрировал рот, в котором не хватало зубов, и гнусавым голосом произнёс:

— Ну и горазд же ты валяться, малец.

— И долго валялся? — я счёл важным это уточнить.

— Вчера тебя нашли, недалече от обочины. Утром это было. Получается, больше дня прошло. Всё валялся и валялся, да сопли пускал. Чего это с тобой стряслось такое? Болезный?

— Да так... головой стукнулся. А где мы?

— В заднице мы, разве не видишь, — совсем уж радостно заявил возница, а воин при этом, не оборачиваясь, хохотнул.

— Это что, левый берег Красноводки? — уточнил я, прикинув, что за день до столь серьёзного леса можно добраться, только если переправиться через реку.

— Пока что правый, но будет тебе и левый, если так сильно хочется, — буркнул воин, впервые решив высказаться.

Получается, местную географию я представляю хуже, чем думал. Ну, если это правобережье, можно слегка расслабиться. Пусть здесь, у воды, встречаются серьёзные лесные массивы, обстановка в них куда спокойнее, чем на другой стороне.

Поразмыслив над всем, что услышал, осторожно осведомился о важном моменте:

— У меня был кошелёк с монетами. Где он?

— А тебе зачем такое знать? — насмешливо спросил возница. — Хочешь пешком идти, или в телеге ехать?

— Я сейчас идти не смогу.

— Вот и помалкивай. Не переживай за своим монеты, у добрых людей они.

— Что за добрые люди? — не унимался я.

— Видишь меня и Рисера? — спросил возница, указывая локтем на воина.

— Вижу.

— Вот мы с ним и есть добрые люди. А будешь много болтать, станем злыми.

На этих словах воин с громким звуком испортил воздух, после чего оба захохотали так, будто ничего смешнее в их жизни никогда не случалось.

Возможно, так оно и есть. Бывалыми людьми они не выглядят. Однако я так и не понял, кто они и куда отправляются. Значит, тему с кошельком придётся пока что замять.

Информация для меня сейчас куда важнее денег.

Глава 8

Переправа

Ступени просветления: неизвестно

Атрибуты: нет

Навыки: нет

Состояния: нет

Несмотря на то и дело изрекаемые угрозы заставить идти меня пешком, или даже отдать на растерзание гоблинам, ни Рисер, ни возница, которого звали Крол, не оставляли моё любопытство без пищи. Главное, не нарываться с неприятными вопросами и не сильно напрягать расспросами. Им обоим ехать скучно, ведь ничего не случается. Лошадь, фактическим сама идёт, можно не управлять, пока колонна на марше, так почему бы и не сказать словечко-другое хилому мальчишке.

И правда добрые люди.

Не прошло и часа, как я узнал многое, но не сказать, что понял всё. Оба моих собеседника — вольные люди. То есть, не вассалы клана и не шудры. Они принадлежали к так называемому свободному народу севера. Исконного населения в этих краях почти не было, все пришлые. Бунтари, бежавшие от своих феодалов, слуги, потерявшие господ в междоусобице, беглые преступники и прочий сомнительный люд. Оседая на правобережье Красноводки, они из поколения в поколение остепенялись, но от вольнолюбивого духа не избавились. Потому попытки аристократов закрепиться на этих территориях, как правило, заканчивались безуспешно. Плюс император их экспансию в этом направлении одобрял. Возможно, его устраивало то, что с этой стороны государство прикрывают не вечно грызущиеся благородные, а те, в ком нет голубой крови, но зато они живут дружно и так же дружно держат рубежи.

Жили, конечно, бедновато. Чересчур скудная земля. Подозреваю, что именно это — главная причина того, что аристократы до сих пор не наложили лапу на все правобережье Красноводки. Простому люду прокормиться здесь трудно, вот и выкручивались разнообразными приработками.

Рисера, Крола и прочих наняла мелкая купеческая гильдия. Хотя в том, что он мелкая, я не уверен, потому как судил исключительно по тому, что впервые о ней услышал. Называлась она "Три топора" и уж такое я бы ни за что не забыл, потому как напоминало о студенческой молодости. Мне с друзьями неоднократно приходилось употреблять портвейн "777", который задолго до нас какой-то выдумщик-весельчак окрестил таким же словосочетанием.

Наёмники, правда, лишь раз произнесли оба слова. Между собой они выражались куда проще — Тройка. Эта гильдия держала факторию на левобережье Красноводки. Опасные места, но сулящие немалую прибыль тем, кто сумеет на них хорошо устроиться.

Похоже, купцы устроились неплохо. Фактория существовала уже не первый год и приносила прибыль. Об этом я догадался исходя из того, что её продолжают снабжать. Будь предприятие убыточным, давно бы паутиной поросло, как случалось с большинством начинаний тех, кто совались в Лихолесье с целью получения выгоды.

Те же подданные моей матушки промышляли этим изредка и короткими наскоками. Да и то регулярно огребали. Дошло до того, что Камай при мне высказывал Трейе о невозможности продолжать такие занятия.

Подвода, по моим прикидкам, вмещала приблизительно семьсот килограмм груза. Ширококостная крестьянская лошадь тащила её даже по самой некачественной дороге, а других в Лихолесье и на подступах к нему просто быть не может. В обозе двенадцать повозок, в сумме получается около девяти тонн. Пусть я и жил в этом мире на особом положении, но доводилось повидать всякое. Потому без труда определил, что в основном везут продовольствие — это около двух третьих от всего объёма. Далее какие-то стеклянные или керамические изделия, инструменты, одежда, лекарства и, конечно же, — самые дешёвые специи. Краеугольный камень местной системы питания. Это не какие-нибудь банальные перец и гвоздика, это то, при помощи чего простая еда превращалась в ресурс, при помощи которых аборигены Рока развивали то, что можно наблюдать, всматриваясь в себя.

ПОРЯДОК, развивая свои структуры, вынужден при этом изменять и физические тела. И этот процесс мог происходить по-разному: или качественно, или нет. В первом случае можно было добиваться максимальных показателей прогресса. Но для этого необходимо регулярно потреблять разнообразные специи, что по карману лишь аристократам. Всем прочим оставались бюджетные варианты. Этого достаточно, чтобы заполнять атрибуты на приличные величины.

Итого — приблизительно шесть тонн продовольствия. С учётом того, что таких обозов в год высылается несколько, а часть потребностей фактория закрывает за счёт местных ресурсов, там должно насчитываться немало людей. Наверное, сотни две, может три или больше. И в основном — трудоспособные мужчины, вербующиеся минимум на год-два ради приличного заработка. Солидное предприятие. Это куда серьёзнее, чем всё хозяйство клана Кроу на закате его существования.

Впрочем, про закат древнего рода говорить рановато. При всех моих странностях и недостатках, формально — я один из Кроу. Если верить Трейе — последний представитель. Следовательно, клан всё еще не вымер.

Вот только объявлять об этом во всеуслышание — всё равно, что орать в лисью нору, будучи кроликом. Убийцы пришли за нами не потому, что у них возник спонтанный порыв вырезать остатки рода. Нас заказал господин Рсай. Я понятия не имею, кто это такой, но он почему-то захотел извести Кроу под корень. Пока я жив, мне грозит опасность снова столкнуться с чёрной братией.