Сказочница. Общий файл

— Невозможная моя... врушка... упрямая моя... хочу тебя.

Сопротивление бесполезно. Зачем? Капитуляция безоговорочна. И руки сами обнимают сильную шею, а пальцы путаются в волосах, и дыханье одно на двоих, как в песне Наутилуса...

Задыхаюсь и пытаюсь увернуться от жадных губ.

— Нет? — Кир понимает все без слов. Догадливый. Отпустит?

Отворачиваюсь в сторону. Прижался лбом к моему виску и шепчет возле уха ласковую чепуху, от чего пальчики поджимаются на ногах. И хочется плюнуть на принципы и сказать: "Еще!" Но мозг уже включился, безумие закончилось, я почти справилась с собой, и только охрипший голос пока выдает меня:

— Пожалуйста.

И еле удерживаюсь от разочарованного стона, когда он отступает на шаг. Что со мной происходит?

Кир молчит, отвернувшись к окну, и я понимаю, что должна что-то сказать. Я даже, кажется, знаю, что, но слова отказываются складываться в предложения. И я молчу. И с каждой секундой все больше чувствую себя дурой.

— Почему "нет"?

Кир все-таки не выдержал первым. Что он хочет услышать в ответ? Кто учит мужчин задавать эти вопросы вообще? Что бы я ни ответила, он все равно будет недоволен. Как все вдруг стало сложно, черт!

— Не надо...

— Скажи.

— Я знаю, как все бывает. Сначала ты говоришь мне волшебные слова. "Ты самая лучшая девушка в мире!" Или: "Не представляю, как я жил без тебя!". Еще, может: "Где ты была все это время, Мира?"

Я стараюсь говорить ровно, но ничего не получается, конечно. Я так и не научилась произносить эти слова с видимым равнодушием. Столько лет прошло, а сердце все еще кровоточит.

— Пока я не влюблюсь в тебя! — крик удается сдержать, слезы — нет, — И бесконечное счастье, улыбка дурацкая и несвоевременная, бессонные ночи, короткие утра... А потом наступит время равнодушного молчания, пропущенных звонков, отмененных свиданий, забывчивости и тишины. И однажды вечером я пойму, что нас больше нет, есть только я. И я одна. И я не хочу... Это все слова, много слов, и они ничего не значат... И я знаю, тебя было бы легко любить, но, пожалуйста, не надо. И не спрашивай меня, почему.

— Не я тебя обидел, — я даже не надеялась, что Кир поймет и промолчит.

— Не ты, — с правдой легко соглашаться.

— Ты мне нравишься, — он смотрит хмуро и решительно. — И, да, я хочу, чтобы ты меня любила. Я найду другие слова и не буду говорить тебе о том, что ты самая лучшая девушка в мире, если тебе это неприятно... Мира, у нас еще ничего не началось, а ты думаешь о том, как все закончится.

Все-таки мужчины существа с другой планеты. И вроде говорим на одном языке, а не слышим друг друга.

— Кир, мне сейчас учиться надо, а не думать о том, как все будет...

Он обнимает меня, не замечая моего недовольного сопения.

— Ты права. Не думай о том, как все будет. Я знаю, что все будет замечательно. Но если тебе так проще, то пусть это будет замечательно, но немного позже, — вздыхает тяжело и носом в шею мою уткнулся, — хоть я и против, — и кожу зубами царапнул, — и мне ужасно жаль... — непроизвольно откидываю голову назад, чтобы ему было удобнее целовать. — Ты... ты ... чудовище ты равнодушное!

И поцелуй обжигающий, последний, и Кир недовольно ворчит и отступает. А я стою и не могу избавиться от идиотской улыбки. Красавчик двигает стол на место, садится в кресло и взгляд тяжелый на меня бросает.

— Не смотри на меня так, — голос ворчливый, а глаза довольно блестят. — Рассказывай лучше, как ты дверь нашла.

Я устроилась с другой стороны стола и, откинувшись на спинку стула, спросила:

— Скажи, а бывают двигающиеся двери?

— Иногда бывают, а что?

— Да, я просто сначала по библиотеке бродила с протянутой рукой, надеялась, что получится наткнуться на проход. Вот и подумала, что, а вдруг я зря тут ползаю, может дверь уже в другое место переместилась...

— Эта дверь константна, она не переместилась бы, но ты молодец, что спросила, я тебе потом про двигающиеся и исчезающие двери расскажу.

— С этими дверями вообще кошмар какой-то, — я скривила губы и передернула плечами. — Это что же получается, их повсюду натыкано столько, что теперь и ходить спокойно нельзя? Того и гляди провалишься куда-нибудь?

— Нет, конечно! — Кир рассмеялся и наклонился вперед. — Включи логику. Понятно же, если кто-то умеет создавать новые двери, как ты, например, значит есть и тот, кто умеет их разрушать. Кстати, наш король как раз из закрывающих миры.

— Понятно... А сияние у дверей тоже у всех разное?

— Сияние?

— Ну, да... Я , когда дверь искала, психовать начала из-за того, что не получается найти. Решила устроить пять минут релаксации, устроилась на полу в позе полулотоса, подышала немного, ну и увидела ее, голубую... А что ты так смотришь?

— Мира, — Кир почему-то понизил голос до шепота. — Вообще-то, двери невидимые. Их по излучаемому холоду находят.

— А я тогда, что видела?

— Не знаю...

— Да, ладно, — я даже рукой махнула. — Дверь это была, я же в нее вошла... ромашек вон тебе нарвала, а ты потом со своим браслетом все настроение мне испортил...

Вспомнила про проклятое украшение и надулась.

— Тема браслета закрыта, — Кир, смотрю, тоже вспомнил и тоже злиться начинает.

Яростно кидаю в него невидимые молнии, но молчу. Это он только так думает. Закрыта, видите ли тема. Диктатор чертов!

— А в этой комнате есть дверь? — неожиданно спрашивает Кир и смотрит на меня заинтересованно. Не верит он мне, что ли? Ладно.

Сажусь на пол, закрываю глаза и начинаю правильно дышать. Как там у меня в прошлый раз получилось? Я о чем-то думала? Вроде бы, нет... Я там заснула почти, кажется... Открываю один глаз и даже не пытаюсь сдержать вздох облегчения.

— Что? — пока я расслаблялась, Кир поднялся из-за стола и теперь на этом самом столе восседал, наблюдал за мной и нетерпеливо пальцами по столешнице барабанил..

— Ну, вон же она, в углу, золотистая такая... Очень симпатичная... А ты говоришь, что невидимые.

Лицо у красавчика вытянулось.

— Ты ее в самом деле видишь...

— Ну, говорю же тебе...

— А открыть можешь?

Начинаю злиться.

— Мы же, кажется выяснили с тобой уже, что открывать двери у меня получается без проблем...

— Я помню, — он нетерпеливо махнул рукой. — Именно эту можешь открыть?

— Я вообще-то есть хочу... Я с сутра ничего не ела, между прочим.

— Там и поедим, если откроешь.

— Ладно.

Поднимаюсь и без охоты подхожу к золотому сиянию. А Кир почему-то молчаливый и злой. Я только плечами пожимаю, беру его за руку и просто шагаю в другой мир.

Оказываемся мы в огромном средневековом зале, холодном и мрачном. Но я толком не успеваю ничего рассмотреть, потому что Кир хватает меня в охапку, радостно смеется, кружит меня и кричит:

— Я дома!!!

А я совсем ничего не понимаю.

Красавчик объяснять ничего не стал, покружил меня по залу, поорал радостно, почти полез целоваться даже. Так что всем его обещаниям грош цена, ага. Впрочем, целовать меня ему помешала не я, к моему стыду, а абсолютно посторонний дедушка, явившийся на шум, устроенный Киром.

У дедушки была седая голова, скрюченная спина, клюка огромная и вообще, ему было, наверное лет двести. Когда же старичок увидел красавчика, я на секунду подумала, что все, фенита ля комедия. В смысле, конец старичку. Ибо он побледнел, схватился за сердце, покраснел, попытался вырвать клок седых волос из и без того жиденькой бороденки, схватился руками за голову, снова побледнел, а потом с неприличной для его лет резвостью бросился обнимать Кира. И меня вместе с ним. Ну, просто же Кир в тот момент замышлял коварные и не вполне приличные действия в отношении меня, поэтому руки его покоились на моей талии, а мои, срам какой, на его шее, когда успели только, предатели, — непонятно!..

Активный же старичок моего красавчика узурпировал в один момент. Тот еле успел отдать приказание, чтобы меня покормили. И вообще, обращались со мной, как с королевой. Он прямо так и сказал, "как с королевой". Приятно до ужаса!

Было. Пока Кир не вышел из зала. Потому что потом началась суета и паника. Все бегают, орут, незнакомые старушки обнимают и гладят по голове, разнокалиберные женщины вздыхают и лезут целоваться, мужики, кстати, тоже лезут, но, слава Богу, только к рукам. Дети верещат и виснут, теребят, требуют и кричат... И от всей этой толпы не отобьешься, как ни старайся.

А потом принесли еду, и настроение как-то улучшилось сразу. Потому что, во-первых, вкусно, а во-вторых, меня, наконец-то, оставили в покое. Сижу в углу и радуюсь желудком. Нет, я конечно понимаю, что не хлебом единым... Хотя хлеб тут сказочный просто, горячий, ароматный, с орехами и семенами какими-то. И вообще, кормят тут, надо сказать, знатно. Гораздо лучше, чем в королевском замке. И еще носятся все вокруг меня, счастливые до невозможности. И меду мне, и молочка, и клубники, сочной и красной, и гигантской, как яблоки.

И вот уже все вкусности съедены, и в сон клонит. Сижу себе в уголочке тихонечко и интерьер оцениваю. Хороший такой интерьер колоритный. Стены каменные, камины... я таких каминов огромных не видела никогда, хотя средневековых замков мною было объезжено порядочно. Гигантский просто-таки очаг. Метра в два высотой и шириной в четыре-пять метров. А в очаге огонь пылает, яркий, но усыпляющий. Зеваю яростно. Спать хочется, хоть спички в глаза вставляй. А спать нельзя. Несолидно как-то в гостях дрыхнуть.

А Кира все нет... Не пора ли нам возвращаться вообще? Поднимаюсь с целью побродить по залу. И немедленно возле меня выстраивается шеренга услужливых женщин и череда галантных мужчин... Тоска. Ну, не оставляют меня в покое ни на секунду. Устала чудовищно от этого навязчивого сервиса. Короче, не дала мне эта толпа погулять, оценить архитектуру и насладиться оригинальностью интерьера.

Снова в углу сижу засыпаю почти и на красавчика уже злиться начинаю. Бросил меня здесь одну... А Кир словно мысли мои услышал. Вошел в зал стремительно и сразу ко мне:

— Засыпаешь, хорошая моя?

— Не твоя... — зеваю, наплевав на приличия, и глаза тру.

— Не моя... — соглашается он и улыбается счастливо. — Пока. Но очень хорошая.

Даже спорить с ним не буду. Сил нет.

— Устала ждать? Скучно тебе было?

Заботливый такой, что даже неловко.

— Скучать не давали, — ябедничаю я и кошусь на толпу женщин, стоящих в сторонке. — Поэтому и устала. И еще кормили насильно. Мед с клубникой принесли. Замучили до полусмерти...

Смеется только и ладошку мою целует.

— Я бы лучше тут остался. Сегодня и ... и навсегда вообще, но мы не можем. Надо возвращаться. Ты как? Дверь открыть сил хватит?

— Не знаю... А что, может не хватить? — он качает головой, а я только плечами пожимаю. — Но как только вернемся, сражу мне все объяснишь. У меня в голове уже идеям тесно. Скоро через уши наружу полезут...

Снова руки мои целует и бормочет:

— Обязательно, пока не моя хорошая...

— И к проходу подведи меня, да? Совсем нет сил его еще и искать.

— Конечно! — он легко подхватывает меня на руки и несет к середине зала. И со всех сторон только мужские смешки и женские вздохи слышны. Цирк, честное слово! Чувствую, что краснеть начинаю. Кир широко улыбается и, глядя мимо меня, спрашивает:

— Смущаешься?

— Злюсь, если честно.

Он снова смеется и довольно бормочет:

— Упрямая...

А щеки еще жарче пылают. Проклятье! Я за последнюю неделю краснею, кажется, больше, чем за всю предыдущую жизнь.

— Пришли уже... — остановился под огромной люстрой, от которой глаз совершенно невозможно оторвать. Ох, где же мой любимый фотоаппарат?

Зажмуриваюсь и протягиваю руку в поисках холода и легкого покалывания, а Кир носом сладко на шее чертит узоры.

— Прекрати... Мешаешь!

— Совсем не умеешь врать! — радостно сообщает он, а я, наконец открываю проход и мы шагаем в королевский замок.

Все на месте. Стол дубовый, летний вечер за окном и пустой камин. И Тайгер вернулся. Сидит в кресле Кира и таращится на нас в священном ужасе.

— Вы откуда взялись? — спрашивает недоверчиво.

А Кир бодро отвечает:

— Оттуда, — брови поднял и кивает довольно.

— О Боги! — рыжий в священном ужасе, кажется. — Но как?

— Не понимаю сам! — красавчик недоуменно головой качает и целует меня в плечо. — Мира просто открыла дверь.

— Но как? — и взгляд недоверчивый в мою сторону, не Кира взгляд, рыжего.

— Кверху каком! — бормочу злобно и отдираю от себя наглые руки кое-кого, а потом угрюмо заявляю

— Ужасный день! Просто кошмарный! Устала, как собака! Хочу знать, что здесь происходит, в ванну и спать. Именно в таком порядке.

Глава пятая, в которой Кир рассказывает сказки

Когда закрывается одна дверь, где-то открывается другая...

"Тариф на лунный свет".

Рассказчик из Кира получился не лучше учителя. Занудный, в общем-то, рассказчик. Но, как говорится, за неимением лучшего:

— In principio erat Verbum. В начале было Слово. И Жизнь была Словом как Слово было Жизнью. И Слово было глухим, потому что никто его не слышал. И Слово было немым, потому что никто не умел его произносить. И Слово было миром, одним и множественным одновременно. Изначальный мир был прекрасен и бесконечен, он вмещал в себя холодные горы, бездонные океаны, небеса безграничные и бесчисленные звезды. Изначальный мир был велик и мал, как велика и мала одна песчинка, которая не знает о своем существовании и о существовании других песчинок. И Слово было Тайной, пока однажды не родился человек, который его услышал, а услышав, научился словом созидать. Так возникло бесконечное множество миров...

После последних слов он улыбнулся и виновато посмотрел на меня.

— Не злись, моя хорошая, я знаю, тебя это раздражает, но это из Книги. Это привычка. Понимаешь?

Я кивнула и велела не отвлекаться.

— Никто не знает, были ли миры созданы человеком, который услышал Слово. Или Слово открыло ему тайну существования этих миров. Но он был первым, кто научился путешествовать в реальностях, открывая двери. И это умение он передал своим детям. Одни из них могли только открывать двери, другие создавать их, третьи закрывать и разрушать.

В некоторых мирах человека и его потомков считают Богами, создавшими Вселенную. В других — демонами, которые нарушили границы мира. В Изначальном мире их считали разрушителями и чудовищами. И потомки Человека были вынуждены покинуть родину навсегда. Они обустроились в этом мире и, говорят, в этом самом Замке, где мы сейчас находимся. Говорят даже, что Замок возник вообще раньше этого мира.

Кир замолчал, сделал круг по комнате, заложив руки за спину и раздумывая над тем, что уже рассказал. Либо, возможно, над тем, что еще стоит произнести.

— Уже отсюда, спустя столетия, а может и больше, люди разбрелись по всему бесконечному множеству... то есть, я хотел сказать, повсюду расселились...

Он бросил на меня зевающую виноватый взгляд и пробормотал: