К тому же, в Англии начали бастовать докеры под лозунгом "Руки прочь от Советской России!" Да и на судах матросики стали волноваться. А то! Мурманск того времени — это скопище бараков, а многие вообще жили в вагонах. Ничего хорошего там не было. Сидеть на Севере диком им стало надоедать. Несколько английских офицеров были найдены на берегу убитыми. Причем, очень многое свидетельствовало, что их грохнули не большевистские подпольщики, а соотечественники. Англия славится своим флотом. Но она же славится и бунтами на кораблях. К тому же население Мурманска фактически приходилось кормить. Своего продовольствия на Кольском не было, а из Петрограда его понятно, не везли.

На этом решили сделать себе политический капитал лейбористы, которые включили в свою программу невмешательство в дела Советской России. Как выяснилось позже, в правящих кругах существовали две тенденции. Одни выступали за интервенцию. Другие говорили: а на фига нам лезть в эту кашу и обострять обстановку с собственной стране?

Ллойд-Джордж сказал в узком кругу:

— Господа, как известно в Советской России набирает силу тенденция, которая провозглашает главной целью "защиту социалистического отечества". Главным их пугалом является именно иностранная интервенция. По нашим сведениям, они серьезно готовятся к партизанской войне. Вы помните Англо-бурскую войну? Россия побольше, чем Трансвааль и Оранжевая республика. А Русские такие же дикари, они будут сражаться очень упорно. Но, господа! Никакая идеология не способна преодолеть экономические законы. С разрухой большевики не справятся. Им придется обратиться к нам за помощью. А я напомню, что большевистская Россия — это конгломерат формально независимых государств. Вот мы и станем оказывать помощь Армении, Украине и Грузии. Долго ли продержится их единство? А там дойдет очередь и до России.

А на фронтах Гражданской войны творились следующие дела. Противостояние на Кубани постепенно сходило на нет. Пока что спокойным местом этот регион назвать было трудно, но те, кто продолжал воевать, уже окончательно потеряли свой "цвет". Так что это уже было задачей ЧОН. Одной из причин было то, что Сталин протолкнул отмену продзразвестки на Кубани. Правда, без всякого шума. Для товарищей по партии это было обставлено как чисто политический ход — дескать, мы должны лишить поддержки банды. На самом-то деле создавался прецедент. Мы о данном событии молчали. Вместо этого пустились в туманные разговоры о том, что одно из преимуществ Советской власти — она может поставить эксперимент в отдельно взятом регионе. Если не выйдет — свернуть. Если выйдет — распространить.

Затея имела успех. За два года кровавый хаос достанет кого угодно. Народ решил: лучше уж большевики. Самым непримиримым предлагали уехать в Турцию — и даже предоставляли корабли. Среди них ходили смутные слухи: ничего, мы скоро вернемся. Вот бы узнать — кто эти слухи запускал? Для отмазки эвакуацией занималась шведская миссия Красного креста. "Международные силы" в Стамбуле не препятствовали — у них, возможно, имелись на казачков свои планы. Впоследствии так и оказалось.

На Восточном фронте дело дошло до "промежуточного финиша". 15 сентября красные вошли в Иркутск. А вот дальше дело застопорилось, а 27 — в Верхнеудинск. На этом деле застопорилось. Дальше находились части Семенова. К ним присоединились и белые под командованием Каппеля, который пока что был живее всех живых. Там же околачивались японцы.

Красные тоже находились не в лучшей форме после похода через всю Западную Сибирь. Да и воевать с Японией особенного желания не было. Хотя... Имелись разные мнения. В общем, в ЦК начались дискуссии.

* * *

День для меня начался довольно бурно. Я шел со Светланой от своей квартиры до рабочего места. Благо, недалеко. Заодно любовался ранней осенью. Большая Никитская, несмотря на запущенность, смотрелась лучше, чем в моем времени. Честно говоря, бетонная коробка будущего офиса моей конторы эту улицу никак не украшала.

— Вот так, просто погулять, когда время найдешь... — Сказала моя подруга.

— Так ведь революция.

— Так всё понятно. Сама всегда мечтала о настоящей жизни.

Навстречу мне шел рослый красноармеец. И тут вдруг из-за него выскочила очкастая девица в руке которой был револьвер. Глаза у нее были совершенно безумные.

Я толкнул Светлану в сторону и метнулся в другую. Это мгновение стоило того, что она не попала. Но и мой выстрел прошел мимо.

Девица вдруг полетела вперед и врезалась физиономией в мостовую. Я сообразил, что красноармеец от души врезал ей по башке. В следующую секунду он уже подлетел к ней, вывернул руку и вырвал шпалер — как раз к тому моменту, когда подоспел и я. Светлана тоже уже держала в руках наган, но она, похоже не сориентировалась в калейдоскопе событий.

— Вот ведь стерва,— сказал красноармеец. — Контра поганая. Вас ведь хотела убить, товарищ Сергей. На пару с товарищем Светланой.

— Хрен бы у неё что вышло. И не такие пробовали. Но всё одно спасибо. Я бы её сразу пристрелил. А так она чекистам пригодится.

В самом деле. Будь я один, так попытался бы взять её живой. А когда могут и в товю девушку попасть...

— Товарищ, а ты откуда нас знаешь?

— Я с Колчаком воевал. Взводом командовал. Видел там вас обоих. В Москву прислали в новой части роту возглавить.

А, тогда понятно, откуда у парня такая четкая реакция.

Между тем мы подхватили девицу. Вид она имела не слишком симпатичный — очки разбились, на физиономии смешались грязь и кровь.

— Но она пришла в себя и завопила:

— Палачи! Душители свободы!

— Ишь, как орет, — усмехнулся парень.

— Эсерка, видать, — подала голос Светлана.

Хм, давно на меня не покушались. И снова эсеры.

— Куда её?

— К нам в РОСТА. Там есть телефон и охрана.

Здание нашей конторы охраняли чекисты. В основном, от каких-нибудь уголовников.

Мы звякнули в ЧК, сдали туда девицу.

— Тебя как зовут? — Спросил я красноармейца.

— Ефрем Селиванов.

— А нас ты знаешь. Пойдем, чайку попьем. А можем по такому случаю и что покрепче.

— Чаю — это со всем удовольствием. А вот вина не пью.

— Из старообрядцев? — Спросила Светлана.

— Нет, я партийный. Но у меня батька от вина сгорел. Мы и остались у матери — пятеро мал мала меньше. Сами понимаете. Так что я зарекся.

В моем кабинете я разглядел, что форма на Ефреме новенькая.

Надо сказать, что мы совместными усилиями провалили знаменитую красноармейскую форму. В моём времени был распространен неведомо откуда взявшийся миф, что буденовская форма — это новая форма русской гвардии, которую нашли на складах. Как, никто не мог по этому поводу привести ни одного документа. Все ссылались на некие сайты, где ссылались на другие сайты... В общем, "все знают". На самом-то деле, я все документы по этому поводу видел — форма была разработана при Советской власти. Только вот от большого ума большевики привлекли к этому художников-романтиков Бориса Кустодиева и Виктора Васнецова. Вот они и создали стилизацию под дворянский костюм XVI-XVII веков*, годный, скорее, для оперной постановки, нежели для войны ХХ века.

(* Цветные полосы поперек груди символизируют "разговоры" — такие же шнурки на дворянском костюме. Как это выглядело в старину — можно увидеть хотя бы по одежде князя Милославского в известном фильме Гайдая.)

В этой истории идея введения формы появилась позже — в июле 1918 года*.

(* В РИ — в мае).

Концепция новой формы широко обсуждалась — и мы смогли преодолеть один из главных тезизов — она типа должна "отличаться от старой". Тем более в этой истории генералам и офицерам было больше голоса. Они тоже сказали — а на фига?

Тем более, что на складах было полно старой формы. А с экономикой в стране было плохо.

Так что в итоге форма была примерно образца 1935 года. Только вместо "богатырки", она же "фрнузевка", она же буденовка мы пробили берет, а в виде зимнего головного убора — ушанку*.

(В РИ зимнюю буденовку отменили только после Зимней войны)

Опять же — упирая на экономию. Береты и ушанки шить проще. Да и вот вам и отличие от старой формы. В это время береты носили только французские и итальянские горные стрелки. А ушанки вообще нигде, кроме России, не носят.

— Ефрем, если ты командир роты, почему на тебе кубиков нет?

— Так на днях обещали выдать. Дело-то обстоит как? Командир должен сам договариваться, как все обеспечить. Вот наш комполка и бегает.

Да, уже лично я пробил идею знаков различия. Они вообще-то появились сами собой — жизнь заставила. Но в каждой части извращались на свой манер. Тут меня послушали. Благо я ввел звезду, серп и молот, да и партийные значки пользовались огромной популярностью. К тому же многие элитные части, вслед за нашим бронепоездом, стали вводить себе собственную символику. Так что ко мне в этом случае прислушивались.

Разумеется, ни о каких погонах речь идти не могла. Их не приняли бы, даже если к этому призвал бы лично Ленин. Выдумывать я ничего не стал. Просто предложил петлицы, которые у нас были до 1939 года. То есть у генералов — ромбики, а не звезды.

Но только вот ввиду слабой промышленной базы, у каждого командира полка или дивизии должна была болеть голова — где всё это достать или изготовить.

Вскоре позвонили из ЧК. Девушка особо не запиралась. Она была слегка чеканутая. Ну, из тех, кого можно зарядить темой и двинуть на что угодно. А на горизонте снова виднелся Савинков. Нет, в Россию, он не приехал, действовали его люди.

— Нежели он тебя так возненавидел?

— Вряд ли. Как говорят в Америке, "ничего личного, просто бизнес". А я — очень хорошая фигура с их точки зрения. Глава пропагандисткой машины. Всё в духе эсеров. Они наносят удар не по реальному врагу, а по символу.

— Но с Савинковым придется разбираться.

— Есть кое-какая идея...

А приключения продолжались. Ко мне обратилась секретарша. А как же — большой начальник и без секретавши.

— Сергей Алексеевич, с вами хочет поговорить журналист "Чикаго трибьюн" Стенли Ворд.

— Что ему надо? Если интервью — пусть идет к черту.

Он для вас передал визитку.

Я просмотрел карточку. С лицевой стороны обычная визитка представителя масс-медиа. А вот с обратной была надпись на английском: "Стели Ворд приветствует Макса Полански. Есть конфиденциальный разговор, который может оказаться взаимовыгодным".

Кто такой Макс Полански я не знал. Однако догадался, что это одно из имен моего реципиента. А журналист наверняка в штатском.

— Хорошо. Зовите.

В кабинет вошел просто типичный американец. Точно — журналист в штатском. С такой открытой улыбкой, что сразу захотелось проверить — на месте ли бумажник. Он заговорил на хорошем русском языке.

— Добрый день, товарищ Коньков. Очень рад познакомиться, так сказать, очно, с таким человеком.

Я кивнул ему, чтобы садился.

— Неужели в САСШ я так известен?

— Ваша нынешняя деятельность не нашла пока особого признания, но прошлая... В Джорджии до сих пор помнят, как вы застрелили двух агентов Пинекертона. Нет, я понимаю — они тоже парни не подарок, тоже любят пострелять — и бой был честный. Многие вам восхищаются. Журналисты назвали вас последним ганфайтером.

Так, если этот тип не врет, а врать ему нет смысла, то в Америку в этой жизни мне путь заказан. Ну и черт с ней. Только вот что ему надо? Шантажировать? Так он должен знать, что с РСФСР как с Дона — выдачи нет.

— Так что вы хотите? Если вам нужен автограф — то я могу его дать.

— Ладно, я американец, и вы в какой-то мере тоже. Поговорим как деловые люди. Мне вы интересны как член правительства.

— Я не член правительства. Я член ЦК. Это совсем не одно и то же. Но вы имеете влияние. Причем, как заметили люди, которых я представляю, вы примыкаете к группе, чья позиция дает возможность договориться.

— Что это за люди? О чем договариваться?

— Очень влиятельные люди. Вы не хуже меня знаете, что в САСШ не всегда решают те, кто сидит на Капитолийском холме. Так вот. Коммунисты хотят построить коммунизм во всем мире. Мы не хотим, чтобы в Америке был коммунизм. Но вы и ваши друзья не желаете это делать прямо сейчас. Значит, временно у нас есть возможность действовать ко взаимной выгоде.

И тут до меня дошло.

— Дальний Восток?

— Именно. Насколько я знаю, у кого-то из вашей партии есть план создания буферной республики на Дальнем Востоке.

Так, про план ДВР они знают. Отлично!

— И что?

— А вы не боитесь, ваши противники тоже учредят там что-нибудь своё? И их признает Япония. А потом и Англия? Мы совершенно не заинтересованы в усилении Японии.

Да, в том-то и дело. Американцев не тянет снова воевать через океан. Но только в этом случае — без нормальной базы. А вот усиление Японии — это им серпом по одному месту.

— А что вы хотите от нас? Вы ведь не зря снабжали Колчака? Снабжали. Бизнес есть бизнес. Но убедились, что большевики — не Колчак. Мы готовы в виде акта доброй воли надавить на японцев. А там уж как пойдет. Вам мы предлагаем подготовить встречу в кем-нибудь из лидеров большевиков, кто принимает решения.

— Почему вы обратились именно ко мне?

— Скажу вам честно. Я не понимаю большевиков. Их никто не понимает. А вы, видимо, понимаете, если сумели с ними ужиться. С другой стороны — вы выросли в Америке. И мы с вами может друг друга понять.

Ха, они меня считают авантюристом который волей судьбы вылетел на высокое место.

— А какая выгода мне? — Решил я задать проверочный вопрос.

— Я не дурак, чтобы предлагать вам деньги. Но, согласитесь, это может помочь вашей политической карьере. Не говоря о такой мелочи, как то, что вас помилуют — и вы сможете посещать САСШ.

— Что ж, я думаю, мы поняли друг друга.

— Надеюсь, что нам ещё доведется сотрудничать.

Позиция америкосов понятна. Та же, что нынче у англичан. Лучше воевать деньгами. Интересно, нэп пока ещё не провозглашен, а западники ведут себя так, будто он уже есть. Вот бы узнать — почему? Кстати, если так, то мне сделали ТАКОЕ предложение. Это не вшивые пара миллионов баксов. Быть посредником с США — это ну такие деньги...

В принципе, единственной неожиданностью было то, что америкосы выйдут именно на меня. Хотя именно издания РОСТА начали упоминать о ДВР. А эта идея была, скорее, разведкой боем. Я помнил, что в той истории янки тоже ведь нажали на японцев. Только красным пришлось дойти до Читы. Что ж надо звонить Ильичу.

И при чём тут общественный строй?

На заплеванном вокзале Верхнеудинска было большое оживление. Мела первая метель. Солдатики достаточно бестолково пытались образовать оцепление вокруг главной платформы вокзала. А вот молодцы, одетые, несмотря на уже наступавшую позднюю осень, в кожаные куртки, действовали совсем по иному. На этих ребятах висели маузеры, из карманов торчали ручки гранат. Они-то очень грамотно выставили внутреннее оцепление. Наконец, суета прекратилась — и на перрон вышла группа военных. Вдалеке показался столбик дыма — и через некоторое время к перрону подкатил поезд, украшенный бронеплощадками с пулеметами. А иначе ездить в Сибири было трудно. Встречали нового командующего Восточным фронтом.