Под знаком Святой Софии - 2

Короче, ни на какую ежедневную тренировку утром, этим утром, Дан был не способен и оттого дал решительное и очень 'ценное указание' всем заинтересованным лицам — проводить ее, эту тренировку, без него. Единственно, что Дан оставил за собой — это, якобы необходимое, 'всемерное и благое' руководство данным процессом. То бишь, устроившись на заготовленных для строительства казармы бревнах, и потихоньку приходя в себя, он стал начальственно покрикивать на Хотева, Рудого и Клевца, а заодно и на юных, одетых, как мальчишки — ну, не в юбках и сорочках же им махать руками-ногами и кувыркаться на земле, падаванок — Вайке, Мерене и Майму. Только Вайке одевала на тренировки старые мальчишеские штаны и рубашку одного из сыновей Марены-травницы — знахарка, по какой-то договоренности с Седым Хирви...вот, умел же весь посеченный эст, даже не зная толком языка, договариваться с людьми. В общем Марена отдала Вайке 'бруки' и еще довольно крепкую рубаху одного из своих сыновей. Впрочем, Вайке и изначально была одета, как парень — именно в таком виде племянница Седого Хирви и появилась в усадьбе Домаша. Мерене же и Майму для тренировок достала одежду Ждана, реквизировав уже ношенные запасы Веетара и, судя по размеру, его деда — Ульмига. То, что рубахи были широки и велики — не страшно, но одни штаны девушкам пришлось слегка расширить в бедрах, дабы не были в 'облипочку', а другие, наоборот, ушить в поясе, что также не было бедой, ведь, после каждой тренировки приходились, все равно, каждому — и телохранителям, и девушкам, где-то что-то зашивать...

Покрикивая на 'дам' и телохранителей... — кстати, что Рудый, что Клевец, а позже и Хотев, чуток повздыхав, использовали для тренировок ту одежду, в которой пришли к Дану, а себе купили новую. Дану же отдал свое старье Домаш, оно, хоть, и было Дану маловато и коротковато, но ему, ведь, не перед советом '300 золотых поясов' в этом старье выступать... — значит, покрикивая на малолетних дам и телохранителей, Дан, конечно, при этом делал вид, что неустанно контролирует их. И, заодно, приходя в себя после...э-э, немножко бурно проведенной ночи, вспоминал вчерашний разговор с Домашем. Разговор о том, что им делать с пожалованной Дану землей. Именно, им, обоим — несмотря на все 'отбрехиванья' Домаша о том, что землю 'всучили' конкретно Дану и попытку Домаша сделать вид, что он совершенно тут ни при чем, Дан сумел убедить напарника, что мучиться с этим 'подарком' им придется двоим. И самым тяжеловесным аргументом стали слова Дана, что... — ...если я займусь этим один, то мне уже будет не до мастерской! — После чего, обсуждение — что делать с подаренной землей, перешло в более конструктивную форму. В конце концов, так и ничего толком не придумав, Домаш, а вместе с ним и Дан, стали склоняться к мысли, что, кому-то одному из них, нужно, все-таки, хошь-не хошь, а съездить к Онего-озеру и, для начала, хотя бы вступить во владение оной землей. А, походу, и осмотреть там все хорошенько. И, лишь, потом стоит вернуться к проблеме — что делать с этим 'презентом'... И съездить придется Дану, ведь землю дали ему и мастерская месяц с хвостиком — именно столько времени отводил на путешествие в подаренную вотчину более опытный Домаш — ну, или в крайнем случае — два месяца выдержит и без Дана, а лавка на Торжище требует постоянного присутствия Домаша.

— В общем, слушай здесь, — сказал Домаш, вызвав, подобными словесами, у Дана подозрение, что никакой Домаш ни новгородец, а прибыл в средневековый Новгород прямо из Одессы второй половины 20 века, — оно, конечно, осень не самое удачное время для поездки по новым владениям, но ждать пока придет зима и все замерзнет — слишком долго. Да, и дожди только начались, и земля еще не особо размокла — Дан был в курсе того, что в сезон дождей, то есть по осени и весной, новгородская земля, из-за обилия льющейся с неба воды, а также по причине имеющегося множества болот, ручьев и разных речушек, неимоверно распухающих в эти времена года, была весьма и весьма трудно проходима...

— К тому же, — продолжил Домаш, — и добираться в эти свои новые владения, как я понимаю, тебе проще и быстрее будет по воде. В общем, — подытожил свою речь партнер Дана во всех делах фирмы 'Домаш энд Дан', — давай заканчивай все срочные дела и готовься в путь. И чем скорее ты отправишься, тем легче будет дорога и тем быстрее ты вернешься назад. И, еще, — обронил Домаш, не давая Дану и рта раскрыть, — у тебя сейчас три человека в охране... — Новенького, что вчера приходил на двор и которого, полагаю, — быстро сказал Домаш, явно имея в виду Лариона, — ты тоже намереваешься взять к себе в охрану, я, пока, в расчет не беру... — Три человека у тебя в охране, — повторил Домаш, — но одного ты должен оставить 'на хозяйстве'... -Домаш вопросительно посмотрел на Дана.

Дан утвердительно кивнул головой.

— Значит, — подвел итог Домаш, — поступим следующим образом. С двумя охранниками... Новенького я, опять-таки, не считаю, — уронил Домаш. — Я не сомневаюсь, что со временем он станет подобием Хотева, а может, даже, и Михаила или Федора — Домаш назвал обоих телохранителей Дана по церковным именам, о которых он был в курсе — но, сейчас, он просто охотник. — В отличии от Дана, Домаш сразу определил в Ларионе охотника.

— Так, вот, — снова обронил Домаш, — с двумя охранниками в такую дорогу не отправляются, а у меня, тут, по случаю, образовалась небольшая горка серебра, временно не нужная мне. На много ее не хватит, но два десятка судовой рати нанять можно и еще чуток останется.

Дан опешил. Не то, чтобы Домаш был не способен на такой поступок... Дан уже знал, что способен. Однако, что нечто подобное произойдет именно сейчас... Не ожидал!

— Возле Онеги можно наткнуться на враждебную чудь, — пояснил Домаш, — да и местные своевольничают, и не прочь ограбить чужака. Сам-три на Онегу ехать опасно.

— Спаси тебя бог! — только и сумел вымолвить Дан...

Смысла оттягивать запланированую поездку не было. Поэтому Дан, наметив себе на ближайшие после выходного... — 'малая оспода' и вчерашний разговор с Домашем пришлись, так уж вышло, на субботу, то бишь, сегодня было воскресенье. А в воскресенье работать — грех. Нет, некоторые дела делать можно, вот, например, ежеутреннюю 'зарядку' — ведь, какая же это работа? Хоть и проходит она в поте лица своего, как писано в библии... Тренировка — это хорошее настроение и бодрость духа на весь день!

Или, допустим, нужно куда-то сходить в воскресенье, то это тоже не возбраняется... А в целом воскресный день для посещения церкви и личных дел каждого, ежели, конечно, какой враг не стоит у ворот города. Посему Дан и наметил на понедельник и на вторник, поелику возможно, завершить все срочные дела, а дальше... Дальше все зависело от того, как скоро Домаш наберет судовую рать в охрану Дана. Почему именно Домаш? Ну-у, во-первых, инициатива всегда имеет инициатора... А, во-вторых, Домаш — воин, пусть и бывший, но не потерявший, однако — как показали похороны Микулы — связи с воинской кастой Новгорода, то бишь он всяко лучше Дана разбирается кого и как брать в 'попутчики' Дану.

Лично же Дану собраться — только подпоясаться, хватит и пары часов. Правда, еще нужно решить ряд хозяйственных вопросов — закупить продовольствие на весь отряд и договориться о подходящем транспорте, ибо весь путь до Онеги, Домаш и Дан, запланировали совершить по воде — сначала по Волхову до Ладожского озера, а потом из Ладоги в Онегу еще по одной реке, соединяющей Ладожское и Онежское озера и далее до самой пожалованной Дану земли. Так было и быстрее: — не требовалось преодолевать или каждый раз обходить, двигаясь по суше, многочисленные ручьи и речушки, уже начавшие потихоньку разбухать, и не нужно было 'переться' через, местами, непролазные болота или лес — и по деньгам реально: — ведь, пешком в такую даль отправляться — ноги сотрешь, а нанимать конный отряд, да покупать лошадей для самого Дана и его телохранителей... Сильно дорого выходило.

Впрочем, насчет продовольствия на всю 'банду', сказав, что '...не боярское это дело, а мне приходилось этим заниматься' Домаш пообещал, при том — добровольно, побеспокоится сам. По поводу же лодок или ладей, Дан решил переговорить с Базылем, речным капитаном, освобожденным им из ганзейского плена и 'ходящим' по Волхову. Но...но это все в понедельник, а, пока, Дан вернулся мыслями к прошедшей ночи. Ночью, перед тем, как Ждана собралась 'праздновать' появление нового новгородского боярина, Дан завел с ней разговор о своем отъезде в далекие земли... Услышав сие сообщение, Ждана на мгновение замерла... Дан, тут же, поспешил добавить, что в 'далекие земли' это на Онежское озеро, туда, где находится его новое владение и, к тому же, всего лишь на пару недель, ну, или чуть больше. Ждана неспешно 'отмерла' и сразу влепила Дану пощечину — вопреки сложившемуся у Дана, под воздействием всего когда-то прочитанного в прошлом-будущем 21 веке, мнению о женщинах средневековой Руси, как о неких 'забитых' созданиях, боявшихся не то, что руку, взгляд поднять на мужа, 'жена да убоится мужа своего', у Дана, с самой первой недели пребывания в Новгороде, появилось стойкое ощущение, что историки врали...или он чего-то не так понял. В Господине Великом Новгороде дамы совсем не были бесправны и чем дальше, тем больше он убеждался в этом. Похоже женщины на Руси были несчастны лишь на страницах житейских средневековых поучений, откуда черпали свое 'вдохновение' различные 'бытописатели' средневековой Руси, либо... Либо Новгород был не Русь. Вернее, не та Русь, которую имели в виду эти 'писатели'...

Пощечина стала преддверием ночных неистовств и, пожалуй, как, где-то час спустя, проскочила шальная мысль в голове Дана, еще больше поспособствовала...нет, не сама пощечина, а сообщение о скором его отъезде, еще больше поспособствовало этим 'неистовствам' в их, едва не сломанном этими ночными 'перипетиями' гнездышке в комнате-спальне. Ибо, отмерев и влепив Дану пощечину, Ждана выпалила, что слишком мало времени провела с Даном, чтобы надолго отпускать его, а значит, пусть будет готов... И всю ночь 'утюжила' Дана. А утром, Дан, как уже упоминалось, был на дрожащих ногах и совсем никакой...

Наблюдая за махающими руками и ногами телохранителями и девчонками, Дан, параллельно, стал думать и о том, что еще необходимо сделать до отъезда: — Что касается керамики, тут, пока, все 'гут'. И псевдоантичная посуда, и роспись 'звериными мотивами' еще долго себя не исчерпают, и конкуренты здесь тоже появятся не завтра, так что оставлю все, как есть и пусть 'старшие' отвечают за свою работу... В 'самогонном' направлении... Предупредить Домаша и дать Вавуле с Яковом по шее...нет-нет, дать им наказ, предварительно объяснив, что от них требуется — слепить, для начала, с десяток, похожих на огромные жбаны, керамических сосудов. А потом Семену обжечь эти сосуды. Конечно, было бы лучше использовать для выгонки самогона кубы из меди, но сейчас это очень уж дорого, а дальше будем посмотреть, как говорил один персонаж в далеком будущем-прошлом. Хватит и того, чем он уже оглоушил 'спеца' по самогону Федора, который, после всех опытов с двойной перегонкой и очисткой разными способами, принес в мастерскую 3 еще остававшихся у него кувшинчика и, под надзором Седого Хирви, терпеливо дождался 'триумфального' — вместе с чужой конягой — возвращения Дана из похода на Торжище.

От доморощенного самогонщика Дан потребовал найти, в Новгороде найти, и дал ему для сего деньги, и, в общем-то, немалые — медные или из стекла, желательно с отверстием не более кулака, трубы... Дан несколько раз видел такие трубы на Торжище, правда, ему тогда недосуг было и кто их покупал и для чего, именно — он понятия не имел. Но он запомнил эти трубы... В крайнем случае, Дан планировал сделать трубы из глины.

— Также, — думал Дан, — на время моего отсутствия нужно выдать Федору, взятый на ладье у ганзейца, мед и обязать 'спеца' 'поставить' медовуху. И хорошую, долголетнюю, с выдержкой. Ну, а сам массовый выпуск самогона наладим, когда я вернусь. Пока же я здесь, можно сделать имбирную настойку с перцовкой, и поставить их, на недельку, куда-нибудь настаиваться. Например, в кладовку в моем доме. Там, как раз, темно, то есть то, что и нужно, и места хватает. Да, и дать задание Семену Старшему... — сначала Дан хотел оставить вместо себя 'на хозяйстве', в помощь Домашу, Лаврина, 'старшину' художников — художники, по умолчанию, отвечали за конечный продукт деятельности мастерской и потому их старший был в курсе всего происходящего в ней — но по здравому размышлению, назначил, на время своего отсутствия, может и не столь сведущего, как Лаврин в общем производственном процессе, однако более 'шустрого' и 'остроглазого' Семена Старшего, 'печника'... — и дать задание Семену Старшему, забрать настойки через неделю и, вместе с привязанным к кувшинам-бутылкам наставлением на бересте, как употреблять каждую настойку, отнести все на подворье Святой Софии архиепископу новгородскому Ионе. Это то, что касается владыки... И по плотникам, что возводят нынче сарай под самогон на новом участке. Нужно не забыть поговорить с Домашем насчет их оплаты. С мастерами же, что рубят мне казарму-'малосемейку' в усадьбе, я рассчитался заранее — в отличие от плотников на новом участке, они уже рубили дом для меня и на что способны, я видел... И важное, притом очень важное, — мысли Дана сами собой перескочили от повседневного к политике, — о польском короле и слуцком князе. О союзе Новгорода с польским королем и о приглашении в город слуцкого князя... — Дан знал от тысяцкого, что Борецкая, несмотря на изменения, происходящие в жизни города, не оставила идею о заключении союза с Казимиром Польским... — Такой союз, — размышлял Дан, — спустит в сортир все мои планы по 'демонизации' Москвы. Все, тщательно распускаемые нами антимосковские слухи — по сведениям 'верных людей' воеводы, они, слухи, достигли уже и иных русских городов и княжеств — этот союз превратит в безобидные сплетни. А, заодно, развеет и ускоренно создаваемый мной, посредством тех самых 'информационных диверсий', образ князя Ивана III, как исконного, ненавидящего Новгород, и не только Новгород, врага. Некоего злобного московита, мечтающего живьем сдирать с новгородцев кожу, четвертовать и вешать на дыбе...хм, перебор, конечно, но на что не пойдешь ради черного пиара? Самое главное, чтобы действовало... Проклятый же союз с католическим королем все погубит. И, вместо того, чтобы усилить Новгород, наоборот усилит Москву... Вот, чувствовал же я, что здесь будут проблемы... — естественно, Дан, если так можно сказать, давно уже предупредил — как сумел, так и предупредил, хотя, наверное, это можно было и нужно было сделать иначе и лучше — Марфу Борецкую о катастрофических минусах данного союза, однако... Однако, уверенности, что посадник и его матушка 'услышали' его и прониклись порочностью этой затеи, у Дана не было. Посему он отдельно, по возможности, периодически 'давил на психику' этой темой еще и воеводе, с которым виделся чуть чаще, чем с Марфой свет Семеновной и ее сыном — посадником Дмитрием. Но...но, несмотря на все труды Дана, не было у него уверенности, что тысяцкий тоже осознает подспудную опасность этого союза. Ну, не видели ни Борецкие, ни их сторонники, темной стороны данного союза...