— Степан, ты это серьезно? — снисходительно улыбнулась Рысь. — Если твое дело настолько сомнительное, что ты даже не уверен, заинтересуется ли Артур — нам вряд ли стоит прерывать ради него обед, которому ты и так уже помешал маленько.

Однако Степан внезапно не скуксился от такого ответа, в его голосе появились жесткие нотки.

— Прошу прощения, я не учел, что кое-кто за прошедший год основательно потерял чутье, и выражался слишком туманно. Дело, о котором речь — с потрясающими перспективами, захватывающими дух и воображение, а вот в чем я немного сомневаюсь — так это в осуществимости его. Потому обсуждать что-либо всерьез есть резон лишь после того, как Пустынник скажет, что это осуществимо. Надеюсь, так понятнее?

Рысь забарабанила пальцами по столу. Итак, Степан — не хлюпик и не дурачок, каковым казался. Он несколько смелее, чем выглядит, и подготовился чуть получше, чем никак, разузнав, кто такая Рысь. Правда, невелика заслуга, и так все судачат, что она — бывшая разбойница, на чужой роток не накинешь платок.

— Вот как? Ладно, допустим, и о какой примерно сумме идет речь? Давай, удиви нас.

— И удивлю, — спокойно ответил Степан. — Оценить можно то, что у кого-то уже есть. Или если хотя бы аналог есть. Но как оценивать то, чего абсолютно ни у кого в Запределье нет, но что обязательно абсолютно все себе захотят, как только оно появится у нас? Словом, Пустынник, мы остановились в ночлежке на углу, шестая комната. Если того, что я сказал, достаточно, чтобы потратить на нас немного времени — загляни на огонек. Только не тяни, потому как ты хоть и лучший из лучших — но, может быть, не единственный, кому задача по плечу. Приятного аппетита и прошу прощения за беспокойство.

— Спасибо, — спокойно ответил Артур и отправил в рот кусок отбивной.

Ольга провела Степана взглядом и посмотрела на Пустынника.

— И что скажешь?

— О чем?

— О его секретном деле.

— Как я могу что-то о нем сказать, если сам Степан ничего не сказал по существу?

Ольга мысленно обозвала себя дурой: это был действительно глупый вопрос, с учетом того, кому задан. И правда, а какого ответа она ждала? Артуру не свойственна человеческая меркантильность, его образ мышления неизменно рационален, а бессознательное стремление к познанию, именуемое любопытством, взято под четкий контроль сознания. Сверхчеловек как он есть, лишенный слабостей и недостатков, а потому немного предсказуемый.

А вот она, Ольга — просто обычный 'хомо сапиенс', порой выглядящий откровенно жалко по сравнению с Артуром, но уж какая есть, такая есть.

И потому ее уже вовсю снедает примитивное животное любопытство, подстегиваемое обыденными меркантильными соображениями: раз Артур лишен тяги к накопительству материальных благ, значит, Ольге отдуваться за двоих.

— Наверное, тебе стоит пойти и узнать, — сказала она вслух.

— Ты думаешь?

— Ну хоть посмеемся, если там фигня какая-то.

— Ладно, — согласился Артур, всем своим видом показывая, что ему безразлично и он сделает это только ради Ольги.

Они пообедали, затем Пустынник пошел на встречу со Степаном, а Рысь — доделывать дела. Свой дикий мед пристроила — теперь надо купить пасечного. А еще — кое-каких продуктов, включая мясо: вечерком она попытается порадовать Артура и себя блюдом под названием 'крученики', рецепт которого нашелся в одной старой книжке. Правда, в рецепте указаны спички, но спички старой эпохи куда меньше и тоньше современных, производимых почти вручную. Впрочем, фигня вопрос, тоненьких колышков, по длине и толщине соответствующих древним спичкам, она настрогала еще вчера.

— Ты собралась готовить 'пальчики'? — спросил ее Артур, когда застал за этим занятием.

— Какие еще пальчики?! — выпучила глаза Ольга.

— Другое название — крученики.

Вот тут к ее выпученным глазам добавились уроненные ножик и челюсть.

— Как ты узнал?!!

— Перебрал в уме все варианты, для чего ты начала строгать щепки после чтения кулинарной книги, и альтернатив не нашел, — пожал плечами Артур, словно речь шла о совершенно плевой задачке.

— А-а-а, ты читал книгу...

— Нет. Просто Бах знал про это блюдо — единственное известное ему, в котором используется спичка.

Так что сюрприза не получится, ну и ладно. Зато будут коржики из гречневой муки с медом к мясу... Так, мед.

Ольга свернула в 'медовый ряд'. Работникам пасеки выдают часть пайка медом, который они вольны съесть или продать. С учетом того, что пасечники в большинстве своем люди семейные, мед для них не приоритетный продукт, у кого есть дети — тому нужнее мясо. Ну а Ольге нужен дешевый мед. Пасечники, конечно, условились держать единую цену на мед — но многие сами не продают, на рынке торгуют члены их семей, а уже они могут иногда чуть спустить цену, чтобы быстрее продать товар.

Ольга, конечно же, хорошо знает, кто спустит цену немного, а кто — нет. Этот нет — папка накажет. Эта вот мымра — тоже не спустит, больно жадная, а...

И тут она увидела новое лицо среди торговцев. То есть, лицо было ни черта не новое, а очень старое и морщинистое — но эту бабку Ольга видит первый раз в жизни. Спрашивать у нее смысла нет, только что сразу два человека отошли от прилавка, не купив, но... Пара слов ничего не стоит.

— Бабуль, почем мед? — спросила Рысь как можно более приветливым голосом, и, к своему удивлению, услыхала очень приятную цену.

В ней сразу же проснулось подозрительность бывалого хищника: почему двое предыдущих человек только что не купили, цена же очень низкая? Может, мед некачественный... Хотя стоп, они ведь даже не пробовали.

Недоумение Ольги развеяла сама бабка:

— Но это если все сразу заберешь, доченька, уступаю, потому как тяжко мне на рынке торчать, кости старые от холода ломит...

'Все сразу' — это всего лишь две банки. То есть, на самом деле не всякий посетитель 'медового ряда' может позволить себе купить сразу две банки: мед удовольствие недешевое. Но вот как раз Ольга, которая ест мед вместе с Артуром каждый день — может, и даже немножко сэкономит.

Бабка не стала жадничать и дала на пробу на кончике ложечки — мед оказался вполне хорош даже для разборчивой Ольги, так что патроны и мед обменялись владельцами, и обе стороны, довольные совершенной сделкой, пошли по домам.

Дом, милый дом! От одной мысли о том, что она идет домой, у Рыси повысилось настроение. Кто никогда не лишался своего дома и не оказывался на большой дороге в рваной куртке с одним лишь автоматом — тот не поймет, ибо правду сказал один древний мудрец: все познается в сравнении. Чтобы понять, насколько ценно иметь свой дом и жить по-человечески, нужно хотя бы разок в жизни побыть бездомным зверем. После семи лет волчьей жизни Ольга понимает это, как никто другой.

Она свернула на свою улицу — вон впереди приземистое одноэтажное здание, ранее пустовавшее, еще ранее — бывшее складом, а в прошлую эпоху там была фотостудия. Им с Артуром стоило кое-каких затрат нанять бригаду, которая капитально замуровала часть окон, а часть снабдила шестислойными стеклами, провела новую проводку и установила на крыше сразу два ветрогенератора. Дело того стоило: теперь это одно из самых комфортных жилищ на свете.

Ольга отперла дверь, вошла и машинально наклонилась к тумбочке, но потом вспомнила, что Артур уже давно убедил ее прекратить ставить в прихожей растяжку. Эх-х, инерция волчьего мышления, и что ты с ней делать будешь?

Так, мед есть, мясо есть, специи есть — все есть, чтобы организовать вечерние посиделки с вкусняшками. Только вначале чайку с медом попить — и можно приниматься за дело.

* * *

Стук в дверь, скрип петель.

Три человека, сидящие над картой, повернули головы в сторону вошедшего.

— Приветствую, — сказал Пустынник.

— Пришел-таки, — ухмыльнулся Степан. — Присаживайся, что ли... Это Андрей и Валюха, друзья мои.

Пустынник сел на предложенный стул и выжидающе уставился на Степана. Да, обычно люди не любят, когда он так делает — ну, пусть быстрее излагает свое дело.

— Я весь внимание. Куда идти и зачем?

Степан постучал пальцем по карте.

— Надо довести нас вот сюда. Прямо отсюда — четыреста километров, но он ближайшего к цели поселения — всего двести.

Пустынник принялся рассматривать карту.

— Никогда там не был, но вот тут, если не ошибаюсь, было когда-то укрепленное место... Оно давно покинуто и обчищено под ноль. И места, говорят, были очень опасными.

— Да, все верно, — кивнул Степан, — но на самом деле этот поселок был не вот прямо тут, а в тридцати километрах в стороне, вот здесь. Да, в целом твои сведения соответствуют тому, как там дела обстояли пятьдесят лет назад. Но прямо сейчас места условно безопасные. Там нет никого и ничего — ни людей, ни торговых путей, потому что между целью и Пределом попросту ничего нет. Это место на краю Запределья, можно сказать. Туда могут забрести волкари или алчущий, но разбойникам там делать нечего, туда даже сталкеры не ходят, потому что во время Трех Несчастий там находилось сильное военное подразделение, которое длительный промежуток времени удерживало периметр... Ну как длительный — месяц, тогда, когда обиваться от 'химеры' приходилось без передышки, это было ой как много, и те парни спасли очень много жизней... мою прабабку в том числе. Но за то время они подчистую выгребли все, что было ценного в обоих деревнях — под их защитой были тысячи людей, и все они нуждались в еде и лекарствах... Короче, там все в ноль вычистили, как ты и сказал, причем в самом начале. Больше там ничего никогда не было, ближайшее селение было в пятидесяти километрах к северу, и оно давно покинуто. Еще километров пятьдесят — поселение, в котором я родился. Оно тоже покинуто, жители перебрались в то, от которого двести километров. Я там вырос. А в целом у нашей цели нет практически ничего — ни поселений, ни мест добычи, ни сопутствующих опасностей. Пустошь да руины.

— И зачем нам туда переться? Что там интересного?

Степан выдержал театральную паузу для пущего эффекта и сказал:

— Электрический снегоход.

— Хм... Никогда о таких не слышал.

— На момент трех несчастий он существовал в виде одного-единственного прототипа.

— Откуда ты знаешь, что он там?

Степан вздохнул:

— Мой прапрадед имел какое-то отношение к его постройке. Когда начался весь этот кошмар, он на нем рванул подальше. Моя прабабка была девочкой в то время... В общем, прапрадед не доехал до точки сбора, эти самые тридцать километров, потому что снегоход сломался, но загнал его в пустой гараж, дальше пошел пешком, неся прабабку на руках, и к утру сумел выйти к военным. Ну а снегоход остался там. Судя по старой карте — это поселок примерно на тысячу домов, а гаражей — намного меньше, плюс я примерно знаю, в какой части города, по рассказам прабабушки. Долго искать не придется, потому что и снега там меньше, даже не достает до крыш одноэтажных строений, так что раскопки по минимуму.

— Допустим, мы его нашли. Дальше что?

— Как это что?! Починим и уедем! И у нас будет транспорт, ездящий быстрее саней, да к тому же с кабиной, электрообогревом и бесконечной дальностью хода!

— Ты это серьезно? — спросил Пустынник. — Ты действительно думаешь, что сможешь починить транспортное средство, которое простояло сломанное и без присмотра почти девяносто лет? Будь это так просто, мы бы не пользовались санями. Вездеход, на котором я ездил за Предел, и то строили несколько лет силами многих специалистов Университета, а тут...

Степана такой ответ не обескуражил.

— А я тебе объясню, почему все так. Мы не чиним старую технику не потому, что не можем, а потому, что у нас нет топлива. Твой вездеход — я прекрасно знаю, что и как. И его на самом деле не строили, а переоборудовали, чтобы он мог работать на самодельном топливе — пришлось переделать двигатель, а это задача в наших условиях титанически сложная. Пойми, я — не сталкер, как ты мог подумать. Я инженер-электрик. Андрей — механик, Валюха — мастер на все руки. Я знаю, как снегоход устроен, потому что нашел зарисовки прапрадеда, он собирался вернуться и починить, но не сложилось: начался исход, и во время него прапрадед погиб, не добравшись до того поселка, где родился я... Снегоход многократно проще транспорта с двигателем внутреннего сгорания. Там у движка, по сути, всего две детали, одна крутится внутри неподвижной другой. У нас с собой ветрогенератор — в крайнем случае мы его установим, если двигатель совсем уж не удастся починить.

— Генератор вместо двигателя? — переспросил Пустынник.

— А это одно и то же, — вставил Андрей. — Когда ты подаешь электродвигателю ток — он вырабатывает механическую энергию путем вращения якоря — ну, внутренней детали. А если крутишь якорь, например, ветром — вырабатывает электричество. В этом вся суть: когда у тебя садится батарея, ты переключаешь вал с ведущего колеса на ветряк — его мы сами установим — и спокойно спишь в кабине, пока у тебя заряжается аккумулятор. Неограниченная дальность хода, понимаешь? И скорость — побольше, чем у саней. Может, даже раза в два.

Пустынник откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Допустим, в теории все звучит складно. Но я вот просто не представляю себе, чтобы какая-то техника простояла девяносто лет и не пришла в полную негодность. Если на то пошло, то он сломался даже без девяноста лет простоя.

— Механическая поломка, — покачал головой Степан. — Ступица ведущей лыжи накрылась. Решается сваркой за пару часов, но у прапрадеда не было ни сварки, ни времени. Пустынник, пойми одно: я не говорил, что мы придем, сядем и поедем, будь это так, мы бы обошлись и без тебя. Мы с собой везем полтонны оборудования, инструментов, частей, материалов — считай что мастерскую целую, хоть и маленькую. У нас одни сани и однорог. Мы починим снегоход в разумный срок — может быть, неделя, может, две. Умножаем вдвое на всякие непредвиденные обстоятельства — месяц. Но припасов у нас — если на пятерых, то только до места, и все, сани загружены до того предела, который бык потащит без риска околеть, даже вознице уже нет места, придется вести под уздцы. Нам надо как-то выжить недели две на месте. В принципе, это не самая сложная задача — там все-таки кое-что осталось, потому что второе поселение выносили по принципу подъехать на грузовике, если тихо — схватить что лежит с краю, из магазина или склада вынести — и быстро умотать обратно, пока не приперлись алчущие. В теории, мы бы могли управиться сами с этой задачей — но у нас не будет на это времени. Нужен дополнительный человек, а лучше как раз два. Ты обеспечишь нам прокорм, твоя жена будет стеречь быка, он прокорм себе сам умеет искать под снегом, но надо, чтоб не схарчили. В совсем уж крайнем случае вы на санях сможете по округе помотаться, поискать харч. И тогда мы починим вездеход и обратно вернемся с комфортом, как короли в карете.

— Предположим. Дальше что? Первый вопрос, который задала бы тебе моя жена в самом начале разговора — 'что мы с этого получим?'.

— Ну, вот тут все одновременно и сложно, и заманчиво. Мы вложили в это предприятие все, что у нас было — упряжка с быком, снаряжение, оборудование обошлись нам во все сбережения — так что нанять вас мы не можем. А потому предлагаем долю.